Ну, конечно, газеты гудели об аресте миллионера Евгения Петровича. У людей появилась надежда на справедливость. Некоторым было его откровенно жалко: хороший ведь мужик-то! Некоторые язвили:
- Конечно, хороший. Собственную дочку заказал!
- Да как он заказал? Че ты мелешь? Не повезло человеку!
- Ага, коррупционер! Мошенник! Вор! Ну ничего, ничего, отольются ему народные слезки! Бог – не Ермошка!
Алле наплевать на всякие разговоры и разговорчики. Скоро отмечать совершеннолетие дочери, а потом решать проблему с поступлением в институт. Маришка хотела уехать в Питер. Хотела – и точка! То, что в родном Новгороде ВУЗОв предостаточно, на любой вкус, противную девчонку нисколько не волновало. Не волновала достойная уважения история города, великий Кремль, красота и плавное течение Волхова, храмы и церкви - Маришка не замечала ничего.
- В Питер, мама! В Питер!
Убить ее мало!
Владька домучивал первый класс и ждал лета. Тоже проблема – куда отправить. Бабушек в деревне нет, а так хотелось бы, чтобы пожил ребенок на природе. Сыну все равно – лишь бы в покое его оставили и не лезли с предложениями. Иван Ильич частенько вывозил его на разные мероприятия. Алле бы молиться на коллегу – мужское воспитание, хорошее влияние на ребенка. Но она не молилась, потому что отлично видела: лукавит Буркин, через Владьку к ней подбирается. Подкатывается, подкапывается, ищет легкие пути.
А Владька всей душой привязался к Буркину. Да, ему тесновато стало в женском царстве. И опека женская до смерти надоела. Другое дело – дядя Ваня. Владька с удовольствием назвал бы его папой. Только как? Мама замуж за Ваню выходить совсем не хочет. Вот почему так – Ванька согласен на свадьбу, даже рад: дядя Ваня в их квартире жил бы – оф-фигеть! Зато бабку Варю отвадит. Бабка Варя вечно суется во все его дела. Мешает. Бурчит. Тоска.
Алла частенько приглядывалась к своему отражению в зеркале: ну что Ваня нашел в ней? Скромная среднестатистическая женщина, ничего особенного: тощая, носатая, невзрачная. Ангелина и то эффектнее. Ну, а обо всей веренице поклонниц Буркина даже говорить не стоит – целый калейдоскоп ярких красавиц. То одна, то другая… И как он все успевает?
Нет, Алла, конечно, не стальная тетя в бигуди: видела: ну хорош, очень хорош Ванька, любимчик дам. Даже Ангелина смотрела на него туманным (в том самом смысле) глазом. Ванька рассыпался в комплиментах и слегка касался кончиков ее пальцев. Бил током, в общем. Волновал.
Алла – не святая, иногда представляла себя с ним в постели. Занятно…
К интернату прибилась кошка. Подобрали ребятишки у помойного бака за столовкой, где та кошка, тощая, как сушеная вобла, промышляла. Все ребра можно пересчитать. Пожалели, назвали Нюшкой (в честь дородной поварихи Анны Петровны) и со слезами на глазах приволокли блохастое создание в кабинет директора. Уговорили, умолили, упросили оставить Нюшку себе. В детской комнате уже был живой уголок с рыбками, хомяками и черепахами. Только кошки и не хватало. Ангелина не стала выпендриваться – кошка, так кошка. Бог с ней, пусть живет.
Нюшка стала жить. Очень дисциплинированной оказалась кошка. Стены не драла, по углам не гадила. Любую проверяющую комиссию чувствовала задолго и умело пряталась в интернатском садике – в этом она даже Ангелину перещеголяла с той разницей, что директору, в отличие от Нюшки, не спрятаться было под кустом с прижатыми ушами – должность не позволяла.
Спала исключительно в живом уголке, как ни затаскивали ее к себе в спальню дети. Позволит себя немного потискать, муркнет на прощание, и – фурх – в комнату досуга, на кресло, где ей девочки любовно сшили из лоскутков мягкую подушечку. В буднее время обожала торчать в кабинете Буркина – принимала народ.
Часто Нюшка залезала к Ване на колени. Он чесал ее за ушком, легонько поглаживал, не прерывая беседы с пациентом. Иногда Алла косила глазом на эту идиллию. Чувственные пальцы у Ивана Ильича. Даже хочется стать Нюшкой и мурлыкать у него на коленях, прижмурив хитрые глаза. Где-то Алла читала, что мужчины, обожаемые кошками, лучшие на свете любовники. Вот и факт – налицо. Талант у человека. Он веревки из баб вьет. Наверное, потому и не женится. Несчастная жена у него была бы… На всех Ваньку не хватит. Жаль.
Однако, Ваня – все-таки, коллега. Заводить с ним кратковременные отношения, пополнять его гарем совсем не хотелось. Лучше дружить и любить просто так, как очень хорошего человека. Это легко и приятно. Алла так и делала, наплевав на многозначительные Ванькины взгляды и приглашения в ресторан. Да и с соперницами выяснять отношения не надо. Этого только не хватало, мало проблем в жизни, что ли? Достаточно того, что его любит Владик.
Сын ставил маму в странное положение: если он крутится вокруг Ивана Ильича, значит, и мама должна крутиться. Чего тут непонятного? Жениться надо и не пудрить мозги друг другу. Нормальная логика. Правду говорил Иван:
- Обыкновенный интроверт. Немного закрытый перед чужими, но ведь это нормально! Честно говоря, я бы поувольнял всех этих его воспиталок и училок, несмотря на то, что они – женщины. Ни чуйки, ни сердца. Даже я таких боюсь. Да еще – в таких массовых скоплениях. От кассы до кассы работают. Грустно. Пошли кофе пить, мамаша.
Они шли в «кофейный кабинет», где находился огромный аппарат для варки кофе (одна из спонсорш одарила интернат таким богатством. Ни без Ваниного участия, разумеется). В кабинете восхитительно пахло обжаренным кофейным зерном, в кресле сидеть – одно удовольствие. Да еще такой собеседник замечательный. В перерывах между занятиями и прогулками с детьми Алла получала истинное удовольствие от разговоров «за жизнь»
У Вани была интересная судьба. Родом он из Мурманской области, сын моряка. Он любил рассказывать про свою родину.
- Северное сияние – это чудо. Всполохи разных цветов, словно радуга, только живая, как китайский дракон или огненная змея. Гораздо эффектнее здешней – топорного коромысла над землей, как прибили, так и держится.
Озера хрустальной чистоты прячутся между сопками, непонятно, чего больше: сопок или озер. Говорят, что за полярным кругом все мертво – неправда. Там все сказочно, словно в гостях у Снежной Королевы. И лето, кстати, хоть и один день в году, но такое жаркое, что млеешь.
- Прямо, как сказку рассказываешь, - улыбалась Алла.
- Да. Только это – не сказка. Могу похвастаться – я ЕЕ видел.
- Кого?
- Королеву. Она является зимой, вырастает среди снежных сопок, как огненный столп. Такой ледяной огонь. У нее белая-белая кожа, синие глаза и золотой убор, сверкающий огнями северного сияния. Такая корона с острыми зубьями, которые венчают маленькие солнца.
- Красиво! И она, конечно, втюрилась в тебя, как наша Нюшка.
- Не. Я бежал от нее, как Тузик от камаза. Это плохо, если встретить такую в тундре. Пиши – пропало. Тебе трындец. А я – рациональный человек. Понимаю, что мираж. Но мираж смотрит на тебя и манит, манит к себе. Следует за тобой, преследует, как наваждение. Даже, если удастся слинять, она может частенько заглядывать в окно – просто стоит и смотрит, мол, выходи ко мне, Ванечка.
Алла верила и не верила словам Буркина. Уж очень жутко. Уж очень иррационально. По спине побежали мурашки.
- Жуть! Судя по всему – она тебя не поймала.
- Думаю, больше не поймает. Я смылся от нее на юг. Хотелось бы в Сочи, но застрял тут. Родители получили квартиру в области, ну и я к ним примазался. Осел. Батя долго еще рвал и метал. Какой позор – сынок трусом оказался, моря не бороздит! А мама рада – ей осточертела вся эта морская романтика. Ты на нее похожа.
- Не поверю, что твоя мама – серая мышь, - ответила Алла.
- Нет, она очень красивая. Немного на Королеву смахивает. Правда, не такая высоченная, - засмеялся Ваня.
- О! У кого-то Эдипов комплекс? – засмеялась Алла, - вот где кроются тайны профессии!
- Да Боже упаси! Я – здоровый человек, без всяких комплексов. Просто боюсь необъяснимой фигни. Эта ледяная дура ведь кучу народу загубила!
- Дура… пф, и это говорит известный дамский угодник!
- Ясен пень, обычных женщин невозможно не любить. Они теплые на ощупь! – острил Ваня, - давай еще по одной чашке дерябнем?
В общем, им было ужасно интересно вдвоем. Из Ваньки вышел распрекрасный собеседник. В интернате все изнывали от интриги: будет у этой пары что-то или уже было? Гадали, спорили, ревновали, злились. Но Алла не позволяла испортить дружеские отношения дешевенькой интрижкой. Жалко терять что-то важное, возникшее между ними. Нет, любовью это нельзя было назвать – слишком легко, слишком… не то.
А «ТО САМОЕ» светилось в глазах Владьки, так похожих на глаза Алексея. Из-за этого дома который раз вспыхивали жаркие споры.
- Алка, ты так и будешь старой девой? Мужик какой интересный, к сыну твоему тянется… Чего ты? – бухтела Варя.
Неисправимая сваха.
- Ну и что? Пусть дружат, одно другому не мешает, - пожимала плечами Алла.
Варвара раздраженно трясла головой, швыряла в сушку тарелки, топая ногами в разбитых шлепанцах, обзывала Аллу идиоткой и уходила к себе, громко хлопнув дверью.
***
Маришка поступила в Государственный Университет, на факультет психологии (и эта – туда же, развелось нынче психологов), что находился на набережной Макарова, в красивейшем здании. Алла была искренне рада за свою девочку, хотя сама не любила северный город. Новгород казался ей теплым и зеленым, окруженным золотистым свечением. Что хорошего в насквозь продуваемом Ленинграде? Но с Маришкой спорить не хотелось. Пусть будет так, как она хочет.
Дочка в нелепом наряде, в дурацких джинсах с низкой посадкой, оголяющих живот, с сумками наперевес, наотрез отказалась заселяться в общагу с мамой. Ну, с помощью мамы.
- Ну все, все! Приеду – позвоню! – она чмокнула Аллу в щеку, взлохматила пушистую голову Владьки и запрыгнула на подножку.
Вроде, и недалеко отправилась Маришка, а отчего-то тяжко на душе. Да и Варвару жалко – та даже слегла с давлением – кровиночка ее ненаглядная покинула бабушку. Где теперь искать смысл? С Владькой так и не наладились отношения – он вежливо уклонялся даже от самых невинных разговоров. Варвара совсем растерялась и пребывала в унынии.
- Ну что, отправила свою красавицу? – весело спросил Аллу Иван, - теперь «психов» в семье прибавится?
- Да ну тебя, Ванька. И так тошно, - отмахнулась от него Алла.
Ей действительно было как-то не по себе.
Автор: Анна Лебедева