а-авлугА - серебристые лошадки...
Сейчас для молодых людей эта абревиатура уже не значит ничего, как, например, ОСОАВИАХИМ для школьников 70-х. Но в те годы, когда мальчики еще хотели быть летчиками, а не бандитами и не банкирами, возможность сразу после школы поступить в летное училище и по его окончании летать на реактивном современном Як-40 представлялась поистине заоблачной удачей, надежным вкладом в достижение жизненного успеха.
Мальчики и их родители старались как могли. Абитуриенты выкладывались на сто пятьдесят процентов, бегая по утрам, подтягиваясь и отжимаясь, штудируя математику и физику. Родители, кому по средствам, вкладывались на тысячи рублей, искали тайные ходы и полезных знакомых, вталкивая своих чад в тесную касту причастных небу. Конкурс более ста человек на место был ежегодной нормой и он не отпугивал, а подстегивал. После экзаменов будущие курсанты собирали чемоданы с учебниками, а неудачники ворчали про взятки, волосатые лапы и собирали сведения о родах войск.
И вот, пройдя все мелкие решета и сита отборочных комиссий, оставшись по одному из ста претендентов, гордые своей избранностью, немного заносчивые и необтертые жизнью вчерашние мамины-папины сыновья и сыночки попадали в Бурсу. Здесь, в странном симбиозе караульной службы и студенческой вольницы ковались будущие вторые пилоты и командиры для лайнеров на бесчисленные маршруты тогдашнего, совсем еще не коммерческого, народного могучего Аэрофлота.
Дело было серьезное и новое, широкое и емкое. На орбитах АВЛУГА просторно вращались и находили массу возможностей для реализации своих устремлений энтузиасты и проходимцы, рафинированные профессионалы и отчаянные балбесы. При этом, хоть хороших людей оказывалось в разы больше, отдельные идиоты, как обычно, проявляли себя куда заметнее. Иногда их влияние на авлуговскую жизнь было настолько яркое и выпуклое, что казалось, чаша терпения вот-вот переполнится, вырвется отчаянное: "А пошли вы все!" и ноги сами унесут соискателя свободы в туманную даль.
Спасали от неразумного шага понимание цели и чувство юмора, позволявшие, сквозь завесу глупостей видеть размытые очертания будущей судьбы: бескрайнее небо и белый лайнер, стремительно уходящий в голубую высь!
Все вышесказанное звучит несколько пафосно. Трудно обойтись без высокого стиля, вспоминая как наша тогдашняя страна выделяла колоссальные финансовые, материальные и людские ресурсы для обучения, воспитания и тренировки тех, кто своим трудом связал бы ее огромные территории в единое производственное, социальное и культурное пространство. Те советские планы оправдались и через четыре года первые выпускники начали заполнять призывно пустующие строчки в штатных расписаниях отрядов и авиаэскадрилий.
С распадом страны исчезло и ее успешное детище - АВЛУГА. Рассыпался и Аэрофлот на множество мелких осколков...
Но сейчас не об этом. Сейчас об удивительном месте на карте СССР. Город Актюбинск, проспект Молдагуловой, д.10
Начало 80-х.
Козел в шинели
Рассказывали, что на заре создания Актюбинского летного училища, курсанты, недовольные военными порядками, насаждавшимися в гражданском ВУЗе военной кафедрой и оргстроевым отделом, выразили свое несогласие весьма оригинальным и злым способом.
Где-то в степи нашли дохлого замерзшего козла, надели на него раздобытую офицерскую шинель и подвесили несчастного за шею на длинной веревке перед окнами ОСО. Труп козла болтался на зимнем ветру, ударяясь в стену дома и грозя разбить стекло в окне.
Начальник ОСО был в ярости. Смотреть в окно было невозможно, но, как на зло, так и тянуло взглянуть в замерзшие козлиные глаза и бесовскую желтозубую ухмылочку.
Снимать козла с веревки никто из курсантов не соглашался. Оправдывались тем, что брезговали или боялись. Пришлось приказать молодому капитану снять и раздеть козла.
Следствие так и не выявило организаторов той провокации.
Горькая задница
Капитан Горький Алексей Алексеич, в отличие от своего известного однофамильца, жил мелко. Развлекался тем, что устраивал засады на курсантов и с удовольствием передавал в деканат списки кандидатов на отчисление.
К счастью курсантов, капитан был слаб на халяву, наверно даже более многих. И однажды поплатился за свою слабость долгой отсрочкой от присвоения майора.
Однажды старшекурсники под благовидным предлогом предложили Горькому выпить горькой. Капитан не устоял, и в теплой кампании накачали бедного до полусмерти. Потом попросили приглашенную на празднество даму заголить попу, прижали счастливую морду пьяного капитана к теплой ягодице и сфотографировали натюрморт.
Наутро Горький начисто забыл все события предыдущего вечера. Но курсанты не забыли. Фотография круглой белой попы и пьяного капитана, напечатанная в большом количестве экземпляров, попала и начальнику военной кафедры, и начальнику ОСО, и начальнику училища.
С кем пил водку Горький не помнил, но, как и все офицеры, был возмущен наглостью распоясавшихся курсантов, хотя, к слову сказать, на фотографии была дамская попа, а вовсе не волосатая курсантская задница.
Неудачливого капитана на три года отстранили от присвоения очередного звания и дали ему майора только тогда, когда в быстро обновляющемся коллективе училища уже почти никто не помнил про старый инцидент.
Ведро и молоток
Большой Тренажерный Центр училища располагался в здании, одна из кирпичных стен которого выходила на плац - место ежедневных построений курсантских рот. Плац был окружен щитами, разрисованными марширующими солдатами и призывами крепить обороноспособность страны Советов. А вот обширная серая кирпичная поверхность не несла никакой агитационно-идеологической нагрузки.
Замполит училища придумал как устранить недочет.
На пустую стену решили повесить пару плакатов с самолетами и речениями великих, дабы курсант помнил, зачем он здесь и учился бы, учился и учился. Художники в Подвале* за неделю изготовили нетленку на здоровенных, два на четыре метра, обитых оцинковкой щитах. В погожий осенний день, используя все наличные физические силы, пахнущую свежей краской агитацию торжественно вынесли и поставили перед стеной тренажерного корпуса.
Все, кто был крепок и ловок, залезли на крышу и приготовились поднимать и укреплять щиты на постоянное место. Руководящим «левее-правее, выше-ниже» поставили второкурсника по кличке Ведро. Ведро справился со своей задачей просто блестяще! Произведения подвальных мастеров агитпропа висели в нужном месте и абсолютно ровно, а вот бедному Ведру за его очень важный труд отплатили черной неблагодарностью.
Когда работа закончилась, те, кто трудился на крыше, собрались уходить. Инструменты, оставшиеся гвозди и прочий крепеж сложили в полиэтиленовые пакеты и с высоты каких-то пяти метров решили бросить координатору, мол, стоял там внизу, бездельничал, пусть хоть сумки в Подвал отнесет.
Операция передачи ценностей проходила следующим образом:
Руководитель Подвала третьекурсник Гордей, свесившись с кирпичного невысокого парапета на крыше, прицеливался в преданно вытянутые руки. По команде «Лови» очередной пакет или сумка летели вниз, где их ловко хватал Ведро. Очень скоро все мешочки аккуратно лежали на асфальте. Осталось передать молоток.
Гордей прицелился особенно тщательно. Ведро вытянул вверх руки и развел ладошки.
«Лови!», молоток ровно, рукояткой вверх, полетел прямо в руки принимающего. Но тут, то ли усталость сказалась, то ли молоток, благодаря своему аэродинамическому совершенству летел быстрее чем предыдущие кульки с гвоздями, но ладони Ведра сомкнулись уже в тот момент, когда молоток их прошел и стремительно приближался ко лбу своей жертвы.
Раздался глухой «Тук» и бедолага, раскинув ненужные уже руки, рухнул плашмя рядом с инструментами, гвоздями и веревками.
У Гордея похолодело все внутри, - "Человека убил...! Но ведь не преднамеренно...! А какая разница, намеренно - не намеренно? Ведь, человека убил... Отчислят... Посадят..." - Достаточно крупный Гордей за полминуты оббежал крышу, спустился по пожарной лестнице и подлетел к лежащему навзничь товарищу.
Мертвое тело дышало - Первая удача! Тюрьмы не будет!
На лбу, кроме небольшого темного пятна под челкой, никаких ранений не было - Вторая удача! Не отчислят!
Ведро быстро пришел в себя и заговорил нормальным человеческим матом - Третья удача! Рассудок не поврежден!
Гордей готов был сам отнести на руках и инструменты, и свою жертву. Но невинно пострадавший встал, потер ушибленный лоб, ворчливо попросил никому не говорить о потере сознания, взял часть сумок, злополучный молоток и под благодарными взглядами Гордея пошел в Подвал.
Кличка Чугунный лоб не прилепилась к Ведру только потому, что Гордей не распространялся о пикантных деталях произошедшего, да и прозвище «Ведро» чем хуже?
------------------------------------
*Подвал - просторная мастерская авиамоделистов и художников-оформителей, располагавшаяся а сухом теплом подвальном помещении.
Красный террор
К Седьмому Ноября в шестьдесят пятую годовщину начальство решило украсить училище достойно круглой дате. Толстый замполит спустился из своего кабинета в Подвал и с час отечески призывал нас совершить творческий подвиг. По его задумке подвальным предстояло соорудить кумачевый щит размером 6 на 6 метров. На кумаче должен был быть стандартный набор советской символики: Спасская башня Кремля, Ленин протягивающий руку, Аврора и цифра 65.
Пока моделисты колотили из реек каркас будущего произведения, я накидал на клетчатом листе Ленина и прочие коммунистические радости. Получилось неплохо: Аврора, рассекая Невскую волну, стреляла в сторону Спасской башни, Ленин указывал снаряду правильное направление полета, с надеждой, что попадут не в Кремль, а в цифру.
Рисовать водоэмульсионкой по кумачу решили не в Подвале, а прямо в главном фойе. Дело в том, что составные части щита, квадраты три на три метра, вынести из подвала было затруднительно ввиду ограниченного размера дверных проемов.
Щит разложили на шлифованном бетонном полу в фойе, мелованным шпагатом нанесли ориентировочные клетки и уже через час с небольшим кумач с белым рисунком превратился в мощное средство консолидации трудящихся масс вокруг ведущей и направляющей силы. Осталось это средство повесить на фасад здания над главным входом.
На козырьке щит собрали, назначили меня и Серегу Селезнева группой поддержки снизу, а Леве Кулманакову доверили руководить подъемом, типа: выше-ниже, левее-правее. Остальные залезли на крышу и начали поднимать гигантский щит тонким стальным тросом.
Когда щит отошел от козырька и повис в воздухе под углом примерно 45 градусов над нашими головами, я понял какой огромный элемент агитации я сотворил! В душе разлилась гордость за такого себя.
Под размеренные "И-и-и... Раз!" щит продолжил подъем. Мы с Серегой стояли на козырьке по бокам, придерживая боковины. Лева, задрав голову и уперев руки в боки, руководил с середины.
Оставалось совсем немного, каких-нибудь пару метров, но непредсказуемый Актюбинский ветер решил пошутить. Порыв вдруг наполнил щит, пытаясь выгнуть его наподобие паруса. Раздался треск сочленения правой боковиы и одновременные матюги с крыши. В борьбе с курсантами по перетягиванию каната победил ветер. Отпущенный на свободу правый бок щита угрожающе повис.
- Отпускай левый! А то щас весь щит переломит!!! - заорали наверху.
Левый трос моментально ослаб и поддерживаемый только Сх* щит начал плавно, но решительно валиться на Леву. Падение продолжалось не больше секунды, но за эту очень длинную секунду Лева выскользнул из-под падающего щита и замер на краю козырька. Бежать дальше было некуда. Позади были четыре метра высоты и асфальтовый тротуар.
Верхняя кромка просвистела в полуметре от побледневшего от ужаса Левиного лица. Испугав до полусмерти курсанта-второкурсника, щит с грохотом брякнулся на козырек. Кумач в некоторых местах не выдержал перегрузки и порвался.
Восстановление разрушенной красоты заняло еще час. Аврора получила пробоину ниже ватерлинии. Ленину чем-то острым пробило лысину на макушке. Но героическими усилиями советских курсантов раны заделали и плакат воодрузили на полагающееся место.
Вот если бы все так было в жизни, а не на кумаче, глядишь и история наша пошла бы по другому, возможно более удачному руслу.
------------------------------
* Аэродинамический коэффициент сопротивления.
Тапочком по морде
Курсант по кличке Прошка был вор и, вероятнее всего, патологический вор - клептоман.
Настоящее его имя не запомнилось, а называть его любым другим нормальным человеческим именем не хочется. Клептомания не выявляется при прохождении летной медкомиссии. Да и человек он был с виду вполне обычный. Приехавший из таджикского Ленинабада простой русский крестьянин.
Впервые его странная болезнь заявила о себе в самом начале училищной жизни.
Мы жили вчетвером в одной маленькой комнате, двое парней из Красноярска, Прошка и я. По трехлетней корабельной привычке я перед сном умывался, мыл ноги и стирал носки. За неимением специального помещения, сушить носки вывешивал на никелированную дужку кровати. Носки за ночь, как правило, не высыхали и я надевал другую пару, а эти оставались висеть до следующего утра.
Однажды носков на месте не оказалось. Я счел это происками военных и вечером повесил сушиться носки в более укромное место на нижнюю перекладину спинки. Носки пропали и там. У меня были в запасе еще три пары, и я не сильно расстроился, но задумался, куда бы спрятать вечером стираные носки так, чтобы неведомый блюститель порядка не догадался, где они висят. Повесил в углу, у самой стенки.
Благополучно прошла неделя и снова, на-тебе! Опять пропали стираные носки! Я уже понял, что это не военные и не домовой. Кто-то из своих же, из курсантов тырил мои носки. Понять такое невозможно! Красть чужие ношеные носки? Все равно, что чужой зубной щеткой пользоваться!
Я уже собрался было купить несколько пар новых носков и пометить их как-нибудь, как совершенно случайно увидел свои старые носки аккуратно сложенными на соседней полочке шифоньера. Полочка принадлежала Прошке. Я дождался вора и приступил к допросу. Прошка раскололся в первую же секунду и после моего обещания в следующий раз убить засранца, поклялся, что ничего моего больше не тронет.
Через месяц роту переформировали и нас, слава Богу, расселили. Я оказался просто в замечательной компании отличных парней из Ульяновска, Туры и Одессы, а Прошка попал в… Впрочем, он просто попал. На мое место к ним поселили здоровенного бескомпромиссного парня, похожего внешне и поведением на Хлудова из фильма «Бег».
Прошка не удержался и стырил что-то у Хлудова, за что был бит сразу и без моих ссылок на следующий раз. Прошка затаился, но Хлудов уже понял, кто перед ним и взял над Прошкой шефство.
Почти еженощно Хлудов, просыпаясь в туалет, на обратном пути влажной после туалета резиновой подошвой тапочка, бил по морде спящего Прошку и, с чувством выполненного долга, ложился спать дальше. Прошка потерял сон. Он вскакивал с постели, когда слышал шаги возвращавшегося Хлудова и не ложился до тех пор, пока его мучитель не засыпал.
К сожалению воспитание не помогло. Прошка был застигнут за любимым делом еще несколько раз. Многократно был бит, но, в конце концов, закончил училище и благополучно отбыл в родной Ленинабад.
Куколка - жених
Девятнадцатилетний очень симпатичный, весь такой нежный и нецелованный курсант Куколка* после первого же случившегося секса влюбился.
Не зря говорят - любовь зла. Избранница Куколки была на пять лет старше его по паспорту, а внешне опережала в возрасте юного розового Куколку лет на пятнадцать. Наверно, так дурно на внешность повлияла нездоровая наследственность и частые мимолетные романы. Девушка была страшна лицом, корява фигурой, тонкие обесцвеченные волосы росли редко.
Подвальные, во имя мужского здоровья познакомившие Куколку с его возлюбленной, узнав о серьезных намерениях парня, забеспокоились.
- Кукла, ты же у нее двести тридцать первый. Тебя же специально познакомили. Ты посмотри, сколько вокруг нормальных девушек! Причем, все хотят за тебя замуж!
- Я ее люблю… - с настойчивостью робота повторял Куколка.
Бедный мальчик набрал в библиотеке литературы по тематике «Брак и семья» и приступил к планомерному изучению вопроса. На все уговоры и объяснения отвечал резко и замыкался в себе.
Прошло пару месяцев и молодые сыграли свадьбу в самом курсантском кафе «Аэлита». Подвальные на свадьбе держались от невесты отстраненно, всемерно жалея жениха. Невеста, в свою очередь, тоже не шибко жаловала подвальных друзей супруга. Видимо близко знала многих и переживала за свою репутацию. Остальные приглашенные безудержно пили, веселились и в итоге пропили Куклу.
К сожалению, семейная жизнь не позволила Куколке продолжить обучение в летном училище. После одной из самоволок к молодой жене, Куколку поймали военные и безжалостно отчислили.
----------------------------
* Куколка - фамилия курсанта.
Мишкин
Свадьба бедного Куколки была в самом разгаре. Народ пил и плясал. Те, кому становилось нехорошо, выходили на улицу, подышать морозцем. Некоторые там же за углом очищали место в желудке для следующих порций напитков и закусок.
Подвальный моделист Мишкин, как и многие, тоже перебрал. Чтобы человек не потерял лица и не упал им в салат или в пол, друзья вынесли его на свежий воздух. Решили - пусть полежит на тротуаре минут пяток, придет в себя, и можно будет продолжить банкет. Чтобы Мишкина на утоптанном снегу не унесло ветром, его уложили лицом вниз, а руки и ноги раскинули в стороны. Выполнив свой дружеский долг, приглашенные пошли продолжать веселье.
После свежачка пошло хорошо по одной, затем еще по одной. Разговоры, анекдоты. Вдруг кто-то вспомнил про Мишкина.
- Его бы сюда за стол, анекдот бы рассказал! Он что домой ушел? И никто его не повел? Как же он доберется в темноте да по такой собачьей погоде?
- Мы же его сами на улицу вынесли! А раз мы здесь, значит он там!
- Он что, там так и лежит? При минус пятнадцати?
Хмель сдуло моментально.
Совершенно трезвые курсанты выскочили на тротуар перед крыльцом кафе. Мишкин в пиджаке, раскинув руки, лежал недвижимо лицом вниз, точно в той же позе, в какой его оставили.
- Он же не умер? – с надеждой в голосе спросил кто-то.
- Мишкин! – попытались приподнять тело товарищи.
Мишкин замычал, от горячего лица пошел пар, а в твердом как асфальт снегу на тротуаре осталась четкая вытаявшая маска с глубокими щеками, подбородком и носом. Пролежав на морозе четверть часа, курсант не получил даже легкого насморка. Очевидно, все бактерии в его продезинфицированном организме подохли еще до выноса на мороз.
В тепле Мишкин пытался шевелиться и открывать рот, но все равно ничего сказать не смог. Только мычал и закатывал глаза. На стуле сидел неустойчиво, все норовил упасть вбок. Его как куль погрузили в свадебную «Волгу» и отправили в училище.
Поллюционный клей
Очередные летние соревнования авиамоделистов на подходе и обычно неторопливая Подвальная жизнь непроизвольно ускоряется, заставляя работать и днем и, в основном, ночью. На столах внешне беспорядочно, а на самом деле в строжайшем порядке разбросаны остовы будущих бойцовок и планеров, почти беспрерывно звенит дисковая пила, выпуская километры реек и реечек, пахнет раскаленным сосновым маслом, эмалитом и нитрокрасками.
Второкурсник Ринат сосредоточен на изготовлении очередного набора нервюр. Он проводит напильником по зажатой в тисках пачке заготовок, каждый раз внимательно изучает результат и проверяет его шаблоном. Работа ответственная, хотя, признаться честно, довольно нудная. Но Ринату нипочем. Он от природы неразговорчив и любит углубляться в дело полностью, оставив за бортом своего внимания неизбежные в Подвале шутки и приколы, хвастливые рассказы о победах на женском фронте и сплетни про преподов.
- Ринатик, слушай, будь другом! Эмалит закончился! Проглядели, что в банке последние капли. Сгоняй в санчасть к дежурной медсестре. Попроси в бутылочку поллюционного клея. А завтра утром выпишем со склада еще эмалит.
- Как говоришь клей называется?
- Пол-лю-ци-он-ный. Может на бумажке название запишешь?
- Да лучше запишу, а то забуду такое название. А где они его берут?
- Не знаю, говорят, в летных училищах его всегда навалом.
Ринат убежал.
Вернулся он через полчаса. Мрачный и неразговорчивый. Встал к своим тискам и молча продолжил работу.
- Что так долго? Клей-то принес?
- Дать бы тебе по морде! Специально по плацу бегал, остывал, а то бы точно дал!
После этого случая дух Подвального коварного братства Ринату опротивел. Он по-прежнему моделировал, но делал все обособленно, мало разговаривал и не участвовал в ночных посиделках с поеданием жареной картошки.
Так и не заросла сердечная рана, нанесенная удивленной медсестрой.
Петя Квант
Физик Петр Петрович по прозвищу Петя Квант, прекрасно понимал, что курсанты летного училища относятся к изучению смеси физики с высшей математикой, довольно прохладно. Будущие пилоты вполне резонно считали, что на таком глубоком уровне летчику знать физику незачем. Исходя из этого, Петя преподавал предмет, делая упор на веселость процесса познания мира. То у него лекция, посвященная балансу сил, пестрела интегралами, а то гидродинамические проблемы движения несжимаемой жидкости описывались на примере поливного дворницкого шланга. Курсанты терялись в догадках где тут физика, а где садоводство, не знали чего бояться на лабораторных занятиях и что готовить к экзамену.
У другого потока все было намного проще. Лекции курсантам читал жирный самодовольный провинциальный обормот, который сразу установил таксу за лабораторные, курсовые и экзамен. С удовольствием брал деньгами, но предпочитал сервелат и сгущенку в банках. Суетно было регулярно кормить преподавателя деликатесами, зато на экзамен курсанты шли весело, ибо заранее уже знали, кто какую оценку себе купил.
У Пети Кванта экзамен это всегда приключение. Петя взяток не брал и, в пику накрытому курсантами в экзаменационный день столу, доставал из портфеля бутылку томатного сока, пару бутербродов с салом и демонстративно ел свою простую и независимую еду.
Один из училищных подвальных художников пришел на экзамен с чувством полного превосходства над серой массой троечников и вполне обоснованной надеждой на четверку, а то и пятерку. Парень оказался серьезным и прочитал по физике массу того, о существовании чего курсанты даже не подозревали. Петя любил предмет, но не любил истовости в курсантах. Первый же простой дополнительный вопрос о том, сколько страниц в учебнике, поставил фаната физики в тупик.
- Три, молодой человек, только три, - развел руками Петя.
- Три? – удивился наивный курсант.
- Если Вы про учебник, то страниц там на два порядка больше. Оценка Ваша «три». Вижу, Вы читали, но знаний набралось за полгода только на «три».
- Я и не против. Три так три, - серьезный курсант сердито забрал зачетку.
В художке к такой низкой оценке отнеслись настороженно.
- Что это Квант подвальных уважать перестал?
- Да плевать на его физику. Нужна она… - махнул рукой пострадавший.
- Не в тройке дело. Принцип дороже. Подвальные никогда оценок ниже пятерки не имели. - Пойдем, поговорим с Петей, - позвал Гордей, старший в художке, - надо призвать его к порядку.
Курсанты поднялись на второй этаж. Гордей смело вошел в экзаменационный кабинет на переговоры.
- Давай зачетку, - высунулся он в дверь минут пять спустя, - Петя просто ошибся в написании оценки.
Зачетка вернулась к хозяину в исправленном состоянии.
- Пришлось подписаться за тебя. Пообещал ему портрет его дочери маслом сделать. Так что за тобой должо-о-о-к! - по-кащейски подвел итог переговоров Гордей.
Отрабатывая обещанное, Гордей, копируя с фотографии, маслом написал портрет малолетней больной девочки. Петина дочь страдала чем-то психическим. На съемке ребенок гримасничал и фотограф не сумел поймать момент, когда маленькое личико окажется спокойным и симпатичным. Писать портрет было чрезвычайно сложно. Любой художник непроизвольно стремится приукрасить предмет, сделать его интересным и привлекательным. Если удавалось сделать лицо здоровым и улыбающимся, пропадала схожесть, если нарисовать как есть, смотреть на портрет было неприятно.
Гордей мучился в художке, соскребая и выписывая вновь левый глаз ребенка, когда неожиданно вошел Квант.
- Петр Петрович, глаз не смотрит. Уже два часа над ним бьюсь, - пожаловался Гордей.
- Не смотрит, говоришь? – Петя задумался на мгновение, - А ты его закрась совсем. Пусть внутрь смотрит!
Гордей все-таки довел дело до конца. Девочка на портрете выглядела куда как более здоровой, чем была в жизни.
Несостоявшийся троечник, а ныне отличник по физике в следующем семестре понял, что портреты жен и детей являются универсальной валютой, за которую можно купить пятерки по любым неинтересным и бесполезным, с точки зрения пилота, предметам. Понял и успешно пользовался своим знанием.
Портрет жены математика
Второй семестр подходил к концу. Мне удалось установить дружеские отношения с Петей Квантом и перестать переживать за исход экзамена по физике. Лишь в самом начале дружба имела некий коммерческий оттенок - ты мне портреты, я тебе пятерки. Потом, за разговорами об импрессионизме, сюрреализме и других подобных изысках обнаружились общие интересы и пристрастия.
Наконец, последовало Петино приглашение посетить его скромное жилище. Петр оказался куда большим любителем и ценителем живописи, чем я. За неимением в провинциальном Актюбинске сколько-нибудь значимой картинной галереи, Петр занялся утолением своей страсти, собирая книги по изобразительному искусству и альбомы с репродукциями. В итоге, у него оказался целый книжный шкаф, посвященный живописной тематике. Широким жестом он предложил свободно пользоваться библиотекой, при единственном условии, что книги останутся в хорошем состоянии. Разговор про пятерки отошел на самый задний план, как нечто совсем несущественное в отношениях мецената и бедного художника.
Вершиной творческого сотрудничества стал портрет жены Петра. Петр долго извинялся за заказ, так как ему казалось, что он отвлекает меня от учебы своими капризами. На самом деле, я взялся за работу с интересом и удовольствием. Единственное неудобство было в том, что живьем его жены я никогда не видел, а на фотографии, что он мне дал для образца, молодая симпатичная женщина была одета в летную форму выпускницы авиационного ВУЗа и выражение ее лица прекрасно подходило для Доски Почета, но никак не для портрета.
Пришлось применить фокус Леонардо и сделать Петиной жене этакую полуулыбку, которая оживила портрет, но не изменила похожести лица. Вместо скучного пиджака с погонами удачно получилось одеть свою заочную модель в легкомысленное розовое платье с рюшечками. В результате недолгих творческих мук, женщина стала похожа на женщину, а не на работника Аэрофлота.
Работа над портретом подходила к концу, он стоял на полке подальше от возможных случайных прикасаний и высыхал после обработки пихтовым лаком. Окна из полуподвального помещения «Подвала» были открыты. Из вечерней степи ветер приносил запахи свежей земли и молодой травы.
- Давай узнаем, готова или нет? – послышались голоса с улицы.
Я повернулся и увидел в окне согнувшихся Петра Петровича и преподавателя математики молодого Серика Серсенбаевича.
- Почти готов. Только лак высохнет и можно в рамку, - я снял портрет с полки и понес показывать заказчику.
- Ты смотри, вот оно чутье настоящего мастера! Ведь именно в этом платье она была одета, когда мы в ЗАГСе расписывались!
Так. Я уже до мастера дорос. Еще пара портретов и в гении выбьюсь.
- Мне бы тоже такой портрет! – мечтательно протянул Серик, - Жаль только, ваша рота уже сдала экзамены по математике. Кстати, у тебя сколько?
- Четыре.
- А "пять" не хочешь?
- Я не против, но времени уже нет, да и четверка меня вполне устраивает.
- Жаль. Все равно, ты заходи на кафедру, если что.
- Спасибо.
Математику портрет его жены я так и не написал. А жаль. Возможно, он нашел бы более подходящую фотографию или просто пригласил бы супругу попозировать в Подвале. Глядишь, получился бы шедевр, за который не было бы стыдно перед благодарными потомками.
Платочек в ширинку
По училищу ходила байка про курсанта, который куда-то ехал в троллейбусе. Одет был курсант в форменный костюм и белую рубашку. Сидел возле прохода, никого не трогал и смотрел в окно.
На остановке в троллейбус вошла девушка, встала прямо напротив курсанта и хотела что-то поправить в макияже, для чего достала из сумочки белый платочек. Троллейбус качнуло, девушка ухватилась за поручень и случайно выронила платочек. Белый платочек упал прямо на ширинку форменных брюк курсанта. Девушка хотела было попросить платочек обратно, но тут курсант повернул голову и, очевидно боковым зрением, заметил что-то белое на ширинке.
Курсант покраснел, решив, что он, застегивая ширинку, оставил снаружи клочок полы белой рубашки и в таком виде едет в общественном транспорте! Да еще эта девушка стоит над ним! Глядя в сторону, курсант, как ему казалось незаметно, расстегнул ширинку и быстренько засунул платочек внутрь.
Девушка, опешившая от такого отношения к ее платочку, не знала, что и подумать. То ли курсант таким образом выразил свое восхищение ею, то ли это было завуалированное приглашение к сексу, то ли этот сексуальный маньяк-фетишист приобщил ее бедный платочек к своей жуткой коллекции!
Решить, какая же из версий верна, девушка не успела. Курсант вышел на ближайшей остановке. Его любимая, на свидание с которой он ехал, очень удивилась, обнаружив в его брюках чужой надушенный белый платочек, про который обладатель брюк ничего вразумительного объяснить не мог.
