Прочитал. Хочется в сердцах воскликнуть: «Писатели! Пишите только о том, что знаете, а если ничего не знаете, сочиняйте стихи!»
Уж на что культурным, образованным, тонким писателем был (и остается) Сомерсет Моэм, и тот не удержался от соблазна поумничать, заехал, не разобравшись, что к чему, в нашу русскую революцию (нынче бытует мнение, что то был государственный переворот, то есть насильственный отъем власти у старой, или, лучше сказать, предыдущей, элиты, в пользу новой, большевистской; речь здесь, как вы понимаете, идет об Октябре), в которой мы и сами еще до конца не разобрались, перешел на личности (конкретно на Дзержинского и частично на Ленина), и получилась карикатура и на революцию, и на Эдмундыча. В общем, Сомерсета понесло.
А один из героев романа, журналист-экстремист Саймон, грезящий возглавить близкую и неминуемую социальную революцию в Англии (за сто прошедших с тех пор лет революция так и не приблизилась к Англии; хотя теперь, быть может, цветные ребята расстараются) именно в качестве всесильного беспощадного диктатора или руководителя репрессивного аппарата (второй вариант даже предпочтительней: по его мнению, именно председатель ВЧК Дзержинский, глава политической полиции, а не председатель Совнаркома Ленин, фактически руководил молодой советской республикой), и вовсе получился карикатурой на карикатуру.
Нехорошо-с. Несолидно-с.
Просто для передачи колорита небольшую цитату от Саймона: «Массы не нуждаются в свободе, а получив ее, не знают, что с ней делать. Их обязанность и их удовольствие – служить; только таким образом они обретают уверенность в завтрашнем дне, а это и есть их сокровенное желание».
Не оставляет ощущение, что я это уже где-то слышал. И не один раз. Цена этой философии … Тут поневоле вспомнишь трактирщика Паливеца!
Вот что бывает, когда писатель ступает с твердого берега конкретных знаний о предмете на зыбкую почву предположений и представлений о нем. Не имея возможности предложить читателям собственное обоснованное видение предмета, он невольно и неизбежно оказывается в плену банальных схем и догм. И тут уж никакой талант не выручит. Сравните, например, эти беспомощные революционные зарисовки с тем, как изложено расследование преступления Робера, и вы почувствуете разницу.
А ведь талант налицо: все, что не касается революционного заноса, написано очень трогательно, живо и непосредственно, со знанием дела. Даже русская проститутка Лидия («княжна Ольга» для клиентов), с ее весьма спорной идеей о необходимости искупления греха, совершенного любимым человеком, в нашем случае мужем-убийцей, посредством собственных страданий, мучений и унижений, а, в сущности, тем же грехом – проституцией (клин клином вышибают?), не кажется нам слишком уж надуманным персонажем, и мы готовы отнести эту, сложную для понимания добропорядочного английского джентльмена Чарли, идею на счет крайней русскости (ох, уж эти русские!) ее автора.
В принципе идея искупления греха страданием представляется вполне рабочей; но почему страдать надо в борделе?! Русский колорит? В том смысле, что русские сами не знают, чего хотят? Или, наоборот, знают нечто, недоступное другим народам? Не хочу углубляться в эту галиматью, скажу лишь, что это блюдо, в отличие от революционно-диктаторских умствований Саймона (попытка как-то оживить этот персонаж-схему через немотивированную зуботычину лучшему и единственному другу Чарльзу понятна, но не может быть признана удачной), представляется мне относительно съедобным.
А отказ Саймона (никак не могу оторваться от этого персонажа) от удобств, не в смысле от пользования ватер-клозетом, а вообще от удобств, от минимального комфорта? «С какой целью?» – спросите вы. «Для тренировки воли», – отвечает нам герой. Этой же цели служит голодание и прочие самоограничения. Саймон готовится во всеоружии встретить (и возглавить!) неумолимо надвигающуюся на старушку Англию революцию. В общем, какая-то рахметовщина пополам с бесовщиной.
Вот еще перл на эту тему из уст Лидии, натерпевшейся от русской революции.
«Дзержинский был узколобый идеалист и ради своего идеала мог без колебаний обречь свою страну на погибель. Саймон еще хуже (куда уж хуже?). У него нет сердца, нет совести, нет чести, и при случае он без сожаления пожертвует Вами, своим лучшим другом».
Перечитал написанное, и осознал, что слишком много внимания уделил и русской революции, и английскому революционеру. Задело то, что автор коснулся этой темы весьма поверхностно и шаблонно, что вообще для него не характерно.
А ведь революционная тема совсем не главная в романе. Пора переходить к основному, к любви английского джентльмена и русской проститутки. Въедливый читатель вправе спросить меня: «С чего Вы взяли, любезный друг, что меж ними была любовь?».
Действительно, о любви в романе не сказано ни слова. Но никто не убедит меня, что они не любили друг друга. Об этом с беспощадной ясностью свидетельствует сцена прощания на вокзале. Что бы ни вещал нам автор об их равнодушии, и даже временами неприязни, по отношению друг к другу на протяжении всего романа, этой сценой он сам себя выдал. Или их.
