Если бы Олег знал, что Юлька окажется одной из его будущих подчиненных, то не допустил бы этой случайной связи. Всю вину за то, что произошло, он брал на себя. Это ему захотелось погреться пусть даже у такого маленького костра человеческого тепла. Это он счел Юльку пустоголовым мотыльком, который беспечно полетит дальше, когда они расстанутся.
И вот она сидела здесь, эта девочка, хлопала ресницами, такими тяжелыми от слоев туши, что казалось – они сейчас обвалятся. К тому же ресницы были уже мокрыми. И как ей было все объяснить, причем так, чтобы не напугать, и при этом она его послушалась?
Когда Оксану перестали искать уже все – остались лишь выцветшие, изорванные объявления на столбах и строчки где-то в отчетах – Олег пошел к экстрасенсам, ясновидящим – всем тем, кого он обычно считал шушерой, что наживается на страдании людей. Друзья видели, что он не совсем в себе, и, в конце концов, один из них принес телефон той самой тетки.
— Говорят, она не совсем безнадежна, — пояснил он, — То есть, не окончательная аферистка. Кое-кому реально помогла.
И Олег пошел. Оказывается, экстрасенсы тоже ведут прием «для своих». По рекомендации эта самая Надежда приняла его не в «магическом кабинете», куда к ней стекались клиенты, и где были свечи разных цветов, и хрустальные шары, и благовония, и черные карты, и прочая ерунда.
Тетка позвала его к себе домой. Это оказалась самая обычная квартира, и сама она была самая что ни на есть обыкновенная. Грузная, не накрашенная, в халате. Даже открыла ему не сразу – только что помыла голову и замывала мокрые волосы красным махровым полотенцем, укладывала его в импровизированный тюрбан.
Надежда провела его в комнату, они сели в кресла друг напротив друга, между ними был лишь низкий журнальный столик.
— Расскажите мне то, что вы знаете, - попросила экстрасенс.
Кивала, слушая его рассказ. А потом попросила дать ей фотографию Оксаны и что-нибудь из ее вещей.
Олег был готов к этому, и достал из бумажника снимок – один из последних, где Оксана смеялась, и в помине не было никакой тревоги, никакого отчаяния. И платочек – легкий как лепесток, сине-голубой, который она любила носить на шее, он принес. И вот это самое украшение, которое было с ней почти до конца.
Надежда долго смотрела на снимок – то касалась его пальцами, то просто держала над фотографией ладонь. Потом то же самое проделала с платком. Машинально, не глядя, потянулась к цепочке – и отдернула руку. Будто перед ней паук, или змея – или чего там еще априори до потери пульса боятся женщины.
— Уберите это! — велела Надежда.
Она сдерживала страх, но он звучал в ее голосе. И Олег тогда тоже испугался.
— А что? Это как-то связано…, — начал он.
— Нет-нет, эта вещица не уби-ла вашу подруга…но это ужасная вещь… слишком сильная. Уберите ее из моего дома…Ладно, хорошо, сидите… Я вам сейчас скажу, то, что я вижу…А потом вы сразу уйдете, и ее унесете.
Экстрасенс говорила взволнованно, протягивала вперед руки с растопыренными пальцами. Точно защищалась. Олег спрятал украшение обратно, нагрудный карман. Но еще несколько минут потребовалось женщине, чтобы овладеть собой.
Она стала рассказывать про Оксану, но всё банальное – о том, что не видит девушку мертвой, что та, возможно, потеряла память и прочее, прочее. Надо не отчаиваться, надо искать. Олег не был экстрасенсом, но он чувствовал – до какой же степени женщине хочется, чтобы он ушел и унес с собой то, что сейчас лежало у него на груди.
И только тогда он заинтересовался самой фероньеркой. В одну из бессонных ночей он неожиданно вспомнил, где Оксана купила ее – это было в Греции, в маленькой лавочке, куда они случайно зашли. Оксане хотелось серьги, Олег же убеждал ее не покупать золото у кого попало, практически у уличных торговцев. Надо найти хороший магазин, где, во всяком случае, все изделия из драгоценного металла, без подделок…..
Но ей глянулись серьги с бирюзой, которые торговец отдавал за малую плату, а ведь еще можно было поторговаться. И Олег не стал возражать, а когда сделка свершилась, старик, загорелый настолько, что его кожа казалась черной, достал словно из ниоткуда – эту самую цепочку с камнем и вложил Оксане в ладонь, сжал ее пальцы.
— Это ваша вещь. Берите, берите… Подарок, — говорил он.
…Олег сидел в библиотеках, обращался к ювелирам, к специалистам по антиквартиату – но никто не мог сказать о фероньерке ничего, что объяснило бы страх ясновидящей.
И лишь случай свел его с историком, специалистом по Средневековью. Этому седому человеку с орлиным носом, хватило одного взгляда, брошенного на золотистый камень, напоминающий глаз хищника.
— Жутковатым украшением вы обзавелись, — сказал он.
Олег готов был вцепиться в этого мужчину.
— Да расскажите же! — Олег двигал фероньерку по столу, поближе к ученому, — Что это такое? Мне все говорят – ничего особенного, и лишь одна женщина напугалась этого камня до такой степени, что у нее затряслись руки.
— Надеюсь, никому в вашей семье не придет в голову носить эту вещицу, — ученый, тем не менее, не побоялся коснуться цепочки, пропустил ее между пальцев. — У этих камней, и у этого вида украшений – своя мрачная история. Если надеть фероньерку с этим камнем, так, чтобы он лежал на лбу – да еще при натуральном, природном свете – солнечном или лунном – вас впечатлит эффект. Он будет подобен действию сильнейшего нар-котика, того, что дарует состояние блаженства. Такие украшения могли давать – как милость тем – кто приговорен к смертной казни, даже самой страшной, вроде сожжения на костре.
— Вместо общего наркоза? — попытался пошутить Олег.
Но ученый не принял его лёгкого тона.
— Жертвоприношения, сожжение… что угодно… надев это не себя, человек находился будто в ином мире, он не чувствовал боли. Случалось, толпа, собравшаяся посмотреть на казнь, считала, что ее обманули, потому что жертва не издавала ни звука. И палачу приходилось разгребать багром пылающие дрова, и показывать человеческие ост-ан-ки, чтобы люди поверили. При этом ни камню, ни цепочке ничего не делалось – они легко переносили огонь.
Узнику получить такое украшение перед смертью – было большой милостью.
Но если этот камень женщина надевала просто так… Я говорю женщина, потому что – какому же мужчине придет на ум нацепить на себя женскую побрякушку? Так вот…особа эта впадала в состояние транса – особенно, если на камень падал свет – солнца …или луны… Не знаю уж, что за прекрасные миры она там видела, райские кущи, что ли… Как вы понимаете, надежных свидетельств тут быть не может – уж о каких экспериментах говорить! Но, - голос ученого изменился, будто за насмешкой скрывалась тревога, — Когда неосторожная дама возвращалась в реальный мир, ей тут было, простите, тошно. После того, что она видала, лицезреть нашу действительность она уже не могла. Слишком уж разительный контраст. Оставалось только наложить на себя руки. Есть воспоминания о таких случаях…
— Что же, и моя Оксана могла?...
Олег не договорил. Ученый пожал плечами.
— Только не говорите тем, кто занимался ее розыском, — посоветовал он, — И вас примут за сумасшедшего, и меня – заодно с вами. А подругу свою…Ну, не следует так уж, наверное, полагаться, на старинные свидетельства. Давно я не слышал о таких камнях, не всплывало ничего подобного. Я уж полагал - их и не осталось вовсе. Спрятаны, или уничтожены… А вот поди ж ты.
— Что же мне теперь с ним сделать? — Олег поднял камешек за цепочку и покачивал его, — Он же не должен больше принести кому-то вред…
Но ученый уже отвлекся, уже обдумывал что-то иное.
— Если его никто не будет носить, то никакого вреда он не причинит. Положите его куда-нибудь в укромное место, в сейф, что ли… А выбрасывать не советую. Лучше при случае продайте знатокам…коллекционерам. Хорошие деньги получите, если найдете того, кто в этом разбирается. Ба-а-альшая редкость у вас сохранилась.
С тех пор вестей от Оксаны так и не было, камень хранился в футляре, а когда Олег приехал в этот маленький городок, он не нашел ничего лучше, чем положить его в сейф.
И вот как все это было объяснить Юльке?
— Послушай, — мягко сказал он, — Я не собираюсь ни поднимать шум, ни – Боже упаси – как-то тебя наказывать. Но, пожалуйста, верни мне это украшение. Иначе может случиться беда…
— Да не знаю я!
Наконец, слезы брызнули. Чувствовалось, что Юльке хочется сорваться на крик, на визг даже – но его непременно услышали бы из-за двери.
— Потеряла я его… Сама не знаю, зачем взяла. Ну ерунда же, ну скажи, что это дешевка…Взяла! На память просто. А теперь – не знаю, где… В сумочке эта дрянь лежала, где выпала – да х…
— Ты пробовала искать?- он говорил нарочито спокойным тоном, чтобы и она успокоилась.
— Да по дороге я потеряла! — ей было уже все равно, услышат ее или нет, — Наверное, уже сто раз кто-то поднял! Скажи, сколько она стоила, эта дрянь, я тебе отдам…
Олег махнул рукой.
— Иди, — сказал он.
Юлька поняла это по-своему.
— Ты меня увольняешь? — она часто моргала, и тушь растекалась все больше.
— Иди работай, Юля… Больше ни ты, ни я ничего сделать не можем. Никто тебя не тронет, иди…
Олег отошел к окну, и смотрел в него. Он стоял спиной к Юльке, но она все равно понимала, что он смертельно устал.
*
Это был тот уголок пляжа, который Соня не любила больше всего. Здесь река разделяла берег надвое. В море уходил длинный пирс, по правую руку была небольшая гавань, где стояли яхты, дальше начинались частные пляжи баз отдыха. Слева же – тянулся общественный городской, и вот тут-то, возле реки и было самое бойкое его местечко.
Платные шезлонги и зонтики, вышка спасателей, чуть выше – набережная, где всегда музыка, и шум, и выкрики торговцев, и эти несчастные расписные попугаи, которых фотограф приковывает к жердочке металлической цепочкой….
Загорелые ребята-спасатели уже не раз предлагали Соне присоединиться к ним, но она шарахалась, как черт от ладана.
— А чего так? — недоумевал Артем, — В следующем году школу окончишь, восемнадцать лет…зачем тебе куда-то уезжать. Если что, ты ныряешь лучше всех нас, пока мы лодку заведем, да пока до места доберемся, ты уже вытащишь уто-пленника… Как тогда, помнишь?
Вот из-за этого «тогда» Соня и не согласилась бы на такой вариант ни за что. Это случилось дальше отсюда, ближе к горам. Двое совсем молоденьких парашютистов – парень и девушка… Их отнесло ветром, запутались в стропах, стали тонуть… Как та девочка кричала… И довольно далеко от берега. Соня тогда бежала к морю – как была – в сарафане, шлепки сбросила только. Не потерять глазами место, где девочка ушла под воду, не потерять, успеть…
Девчонку эту она тогда вытащила на берег. А парня…когда спасатели нашли его – было уже поздно. Какая там слава… Соня держалась только пока была вся эта суета на берегу. Отвечала на вопросы, еще что-то этой девочке говорила успокаивающее.
А потом ведь не домой пошла, а к Митьке – слава Богу, он тогда приехал на каникулы. И он возился с ней до поздней ночи, как с маленькой – и чаем отпаивал, и обнимал, и плакала она у него на плече. Он же и бабушке позвонил, и в третьей часу пошел ее провожать.
— Почему у меня такое чувство, что я человека уби-ла? — в сотый раз спрашивала у него Соня, и ее трясло крупной дрожью.
И он в сотый раз ей отвечал:
— Ты не убила, ты спасла…
— Но я выбрала… Ее выбрала, а не его…У меня же не было права делать какой-то выбор… Кто я такая? А он – единственный сын был у матери.
— Девушка тонула ближе к берегу, шансов спасти ее было больше. Твой мозг как компьютер все за тебя просчитал. Поплыла бы туда, где он – скорее всего, они бы оба погибли…
…Да, это место возле мыса видно было и отсюда. Соня до сих пор избегала на него смотреть. Но ей нужно было в дайвинг центр, она собиралась сказать, что подумала – и все-таки согласна сопровождать туристов к тому самому затонувшему кораблю. Только, конечно, сначала надо побывать на месте и посмотреть на все самой.
А пока Соня увидела девочку лет пяти, которая плакала, стоя у края воды, и мама ее утешала. Рановато приехали для туристов.
Соня хотела пройти мимо. Но девочка плакала так горько, что остановилась Соня почти против своей воли.
— Что случилось?
— Кукла у нее утонула! — в сердцах сказала мать, — Говорила, не подходить к морю… Так нет, решила украдкой выкупать свою игрушку. Теперь вот найти не может. Я тоже не полезу искать – вода ледяная…
Продолжение следует
