Провела бурную ночь с мужчиной, и пока он спал, обчистила сейф и сбежала, а наутро увидела нового начальника, и застыла от шока…
Ему до отвращения не хотелось начинать жизнь с чистого листа. Но это происходило будто помимо его воли, само собой. Он сидел в парке и пил пиво. Просто тупо сидел и пил из бутылки, а вокруг была сказочная красота апрельского приморского городка.
Он подумал, что хотел бы остаться тут, в этом маленьком парке возле двухэтажного белого Дома культуры. Здесь не было ни одного человека, только теплый ветер, запах хвои, и свежая легкая горечь распустившихся тюльпанов. Сидеть тут до самой ночи… А потом пойти вон в тот двухэтажный дом – типичная «сталинка», но эта чуть потрескавшаяся старая штукатурка, виноград и розы, оплетающие стены наводили на мысли о Шекспире. На этом балконе легко было представить Джульетту, и она стояла бы здесь в самый глухой час, когда уже погасли все огни в окнах, и лишь светлячки вились бы вокруг нее как звезды.
Он отхлебнул еще.
Вместо этого придется идти в отель – в безликий дорогой номер, а завтра выходить на работу. Откуда взять силы?
Он вспомнил старый-старый фильм. Измученная балерина, репетиция идет уже не первый час. Наставники, жалея, дают ей передохнуть. А после – получается еще хуже. И тогда они говорят ей:
— В танце отдохнешь…
И ведь находит балерина в себе что-то, что позволяет ей — и ритм, и нужные черты сценического образа.
«В танце отдохнешь», — так говорил он себе, когда покупал в этом городке фирму. За этим было желание – уехать подальше, чтобы ничто не напоминало. Нужно будет думать и о своем доме – не век же в гостинице жить…
Он бросил опустевшую бутылку в урну – стекло звякнуло о железо, но не разбилось.
Теперь Олег сидел, закрыв глаза, подставив лицо солнцу – бесцельно, бездумно. Вот чего он хотел меньше всего – так это думать.
…Это случилось восемь месяцев назад. Они с Оксаной договорились ехать в Питер вместе. Они часто так куда-нибудь срывались. Это называлось – протестировать. Это был их бизнес – автодома. Аренда, продажа…Время от времени они брали одну из «яхт на колесах» и уезжали куда-нибудь, чтобы проверить машину в деле. Бывало, что и за Полярный круг гоняли, и на Дальний Восток. Тогда было больше сил, и романтики в душе.
А тут они нацелились на Карелию. Но за две недели до поездки Олег слег – с ветрянкой. В тридцать четыре года, ага. Бог знает, как он избежал этой хвори в детстве, но тут заболел — от пацана во дворе, разукрашенного зеленкой как индеец.
Через несколько дней Олег случайно коснулся шеи, нащупал волдыри. Он не чесался, не мучился – только температура зашкаливала и в зеркало на себя хотелось смотреть через вуаль, будто он – какая-нибудь дама из девятнадцатого века.
Оксана настроилась на поездку и не могла скрыть раздражения. Понимала, что Олег не виноват, и все равно злилась. Потом смягчилась настолько быстро, что он понял – она что-то задумала.
— Котик, я поеду одна…
— Ты не поедешь одна, — сказал он спокойно, — Я тебя не отпущу. Если тебе приспичило отдохнуть, бери билет на самолет и бронируй номер в гостинице. Но не в одиночку - на этой колымаге, по нашим дорогам.
Оксана и тут уступила. И даже сделала как в вальсе – и раз-два-три – третий шаг навстречу. Решила не замахиваться на Карелию, а поехать к шапочной подруге, бывшей однокласснице, которая работала на турбазе под Питером.
— Одиннадцать дней, - поклялась Оксана, — Вместе с дорогой – две недели. И я вернусь.
Она не вернулась. Исчезла, не доехала до этого клятого Рощино. Испарилась. У Олега было чувство, что ее и не искали толком. В полиции ему намекнули – а не решила ли ваша девушка бросить вас, молодой человек? Вы ей просто, знаете ли, надоели…
Олег нанял частного детектива. Всё, что тому удалось узнать ценою долгих стараний – Оксана приехала в Питер уже затемно, поезд опоздал. И решила не добираться в этот поздний час до базы отдыха. Иди-от-ка, вместо того, чтобы снять хотя бы койку в хостеле – повелась на настойчивые предложения одной из теток, что стоят вдоль платформы:
— Квартира на ночь!
— Комната на сутки…
А утром Оксана ушла из этой комнаты, куда глаза глядят, оставив свои вещи. Даже сумочку, в которой лежал кошелек, карточки, немного налички, и футляр с украшением, которого Олег не помнил. Потом у него всплыло в памяти название– фероньерка.
Странный желтый камень, в центре которого свет сужался как зрачок — держался на цепочке. Цепочка обвивалась вокруг головы, а камень лежал на лбу. Эту побрякушку Оксана купила где-то на Востоке. В Китае? А может, в Египте.
Сыщик пожал плечами, передав Олегу вещи и забирая гонорар:
— Больше ничем не смогу вам помочь. Дальше все следы обрываются.
Все эти месяцы Олег жил, не веря в произошедшее, не слишком ясно соображая. Ночами он почти не спал, а днем чугунную голову впору было поддерживать руками.
— Рви когти, — сказала ему Марго, старшая, не знай-сколько-раз – многоюродная сестра, — Поезжай туда, где ты еще не был, и считай, что прошлого у тебя нет.
И вот — приехал. Олег сам не знал, почему выбрал именно этот городок. Что вообще за привычка такая у людей – лечиться морем? Нет, не привычка – что-то сродни инстинкту. Как птицы безошибочно знают, что им надо– на юг. Так и люди. Когда на душу надвигается зима, чтобы не заледенеть, чтобы выжить – добраться, доползти, припасть головой к этой первородной колыбели, чтобы волна трепала волосы и пела: «Ш-ш-ш-ш».
Еще когда он подъезжал – после бесконечных степей его встретила полоса гор — невысоких, теснящихся, покрытых ярким зеленым бархатом далекого леса — дорога закружилась серпантином, и появилось чувство, что горная гряда отделила его — от прошлого, от прежней жизни. А впереди ждало море – не знающее забот, живущее своей жизнью, беспечное и исцеляющее.
— Э-э-эй, — услышал Олег.
Голос был нежный, почти вкрадчивый. Олег не заметил, как подошла девушка. Когда он открыл глаза, она стояла перед ним, поставив ножку на край скамьи, опершись локтем на колено, и опустив подбородок на открытую ладонь. Девушка улыбалась. У нее были жгучие черные глаза, выбеленные волосы до плеч, и челка почти до бровей. Красивое лицо. Но эти яркие краски – глаза, ресницы, брови – говорили о том, что она, скорее всего, нерусских кровей. Армянка, может. Тут много армян.
— Что-то рано вы к нам приехали, — продолжала девушка, по-прежнему улыбаясь ему так, словно он единственный в этом мире, — Купаться еще нельзя, холодно. Может быть, вы приехали ко мне?
Олег бездарно пропустил этот комплимент – он же намек – мимо ушей.
— А почему вы решили, что я приезжий? — спросил он.
Девушка слегка присвистнула, как будто он задал ей вопрос элементарный, вроде того – день сейчас или ночь.
— Хотите сказать, городок этот так мал — что вы знаете всех в лицо?
— И не только людей. Я тут могу с каждой собакой поздороваться. Но мне удивительно, что вы забрались в этот район. Обычно народ, который к нам приезжает – это или командировочные, они обычно селятся в гостиницах вдоль трассы, или курортники – эти выбирают поближе к морю. Они и не видят ничего, кроме набережной и прилегающих улиц. И экскурсионные автобусы туда за ними приезжают. А это местечко, оно, так сказать, только для своих.
Олег хотел сказать, что тоже уже почти свой. Но что-то удержало его.
— Я живу в гостинице у моря, — сказал он, — В «Флибустьере».
Она вскинула соболиные брови – видно, немногие из ее знакомых могли позволить себе там остановиться. Впрочем, сейчас, когда сезон еще не начался — цены были божеские.
— Меня зовут Юля, — сказала девушка, стоя все так же, не меняя позу – и глаза ее жгучие были совсем рядом.
Это певучее имя ей подходило.
— Хотите, я покажу вам город таким, каким вы его не увидите? Я тут родилась, и тут выросла – я облазила тут все горы, все крыши домов, босиком прошлась по здешней реке…
Олег видел, что она принимает его за туриста, которого через несколько дней в поселке уже не будет. Значит, девушка не рассчитывает на долгий роман. Сам он, впрочем, и короткого не хотел.
— Ты похож на кастри-рованного кота, — без обиняков говорила ему Марго,— И что, оставшаяся жизнь пройдет у тебя под знаком Призрака Оксаны?
Почему он вспомнил про кота? Потому что Юлька напомнила ему кошку. Которую – гони не гони, она продолжит тереться о ноги, виться между ними, мурлыкая и игнорируя то, что тебе не до нее.
— Хорошо, — сказал он, — Покажи…
С ней просто невозможно было говорить «на вы». Она заулыбалась еще пуще, и протянула ему тонкую руку, делая вид, что способна поднять его со скамейки. И весь дальнейший путь она просто не способна была идти рядом с ним – забегала вперед, пританцовывала, и руки ее не знали покоя – то она взмахивала ими, как крыльями, то указывала на что-то, то касалась плеча Олега, будто ласкала его.
…Действительно, таким город он бы без нее не увидел. Юлька провела его и по местному Арбата, где первые этажи были сплошь – стеклянные витрины магазинов, и по маленькому крытому рынку – почему-то в этот день там было почти пусто, торговали только сыром – самодельным, зато с травами и орехами. Потом Юлька сворачивала в какие-то переулки, чтобы показать ему дворы – она знала, в которых из них сейчас особенно пышно цветут цветы. Даже на одуванчики указала, ткнула пальцем:
— Гляди, какие они, как звезды на на траве – завиваются в спирали…Будто золотые галактики. На зеленом небе.
Она тоже перешла «на ты».
Они забрались на склон горы – и Олег подумал, что именно тут была бы лучшая смотровая площадка. Городок лежал внизу, и видно его было – от края до края. И не только городок.
— Смотри, — говорила Юлька, — Если приедешь к нам еще, уже по теплу, упаси Боже, не ходи на общий пляж, особенно туда, где впадает в море река. Ф-фу… Хочешь отдохнуть здоровым – не ходи. Вон – по той дорожке идешь себе и идешь, огибаешь мыс, и будет тебе такой дикий пляж, что закачаешься. Там сначала отмель, а дальше… Вода прозрачная-прозрачная, и подводные скалы… На них можно сидеть, на них можно стоять. И с берега покажется, что ты святой – ходишь по морю…
Потом они сидели в чебуречной, которая тоже была «только для своих» - в каком-то подвальчике. Всего четыре столика умещалось тут. И огромного роста чернобородый хозяин принес им чебуреки, вкуснее которых Олег не пробовал в жизни. Юлька обмакивала поджаристые края в острый соус, улыбалась гордо – знай наших! Больше всего, Олег был благодарен за то, что она ни о чем не расспрашивает его.
Спросила только:
— Ну как?
И это относилось к чебурекам.
Когда они вышли из подвальчика, солнце стояло уже низко, и Олег знал, что закат тут будет быстрым, молниеносным. Только что было еще светло, и вот – уже ночь.
— А теперь, — сказала Юлька, — Я бы хотела взглянуть, как выглядит «Флибустьер». Я там никогда не была.
…Она не надеялась, что утром ей удастся уйти так, как этого хотелось – еще до того, как ее новый знакомый проснется. Но все получилось. Был шестой час утра, а Олег спал крепко, как мертвый.
Юльке казалось, что он устал – страшной какой-то усталостью, смертельной, запредельной, той, что не дает уснуть. И только после этой ночи, проведенной с нею, его, наконец, отпустило.
Юлька нечасто позволяла себе такой праздник души и тела. Она действительно родилась в этом городе и прожила тут двадцать с лишним лет, «варилась в собственном соку».
Давно уже стало тесно здесь ее беспокойной натуре, но уехать она пока не могла – на то были свои причины. Время от времени у нее случались «курортные романы», но вчера она вовсе не была настроена ни на что такое. Обычно к Юльке клеилась – одинокие курортники так просто напропалую. Если не в настроении – только успевай отбиваться и шлепать по рукам.
Но этот красивый парень ничего от нее не хотел. Он просто сидел, откинув голову на руки, и подставив лицо солнцу. Даже не смотрел на нее. Почему же ее повело к нему как магнитом?
И странно – еще несколько часов назад она не думала, что сможет его «отогреть». Да, он шутил и приветливо говорил с нею, но где-то в глубине души – был замерзший как ледышка. Юлька уж не надеялась, что он и в гостиницу ее позовет. Разве что она приклеится к нему намертво, сделает вид, что не замечает отказа.
Юлька перевела дыхание, когда — будто заболтавшись — вошла вместе с Олегом в роскошный вестибюль отеля. Они поднялись по лестнице. Он отпер номер…
Юлька знала, что его занесло в их городишко (который лучше назвать поселком) – ненадолго. Пара дней, от силы – неделя, и Олег исчезнет. И черт знает что, она сама от себя такого не ожидала, но все, что накопилось у нее в душе за эту долгую зиму, все одиночество, всю тоску по чему-то яркому, прекрасному… всю жажду любви, которой она еще собственно и не знала толком – все досталось ему в эту ночь. Ей хотелось, чтобы под этим теплым душем – ее рук, ее губ, прикосновений – он оттаял хоть немного. Давно ей не хотелось ничего с такой силой. И давно ей самой не было так хорошо – пронзительно хорошо, до слез.
Лучшей наградой ей было то, что он уснул. И вот теперь она собиралась выскользнуть из номера на цыпочках, чтобы не разбудить его. И чтобы никогда – никогда он не сказал ей этих слов: «Ну что ж, прощай»…Он не должен был расстаться с ней вот так, по доброй воле. Лучше уж по-английски.
…Она знала, что на улице в этот час слишком холодно для ее тоненького как чулок платьица. Но делать было нечего.
Она шла к двери на цыпочках, держа в руке туфельки на каблучках-шпильках. И вдруг увидела приоткрытый сейф.
Продолжение следует
