Людмила Марковна была женщиной, полной сил и надежд. Но почему-то фраза её тёзки Гурченко из фильма «Любимая женщина механика Гаврилова»: “Мне тридцать восемь, это мой последний шанс”, её сегодня зацепила. “А мне уже за сорок, неужели счастья так и не дождусь?” –загрустила она и даже всплакнула, выйдя на веранду большого, ещё свёкром построенного дома.
… Людмила Марковна Гурченко была звездой российского масштаба. Людмила Марковна Кондратьева – районного.
В своё время она за закончила культпросветучилище и отчаянно засобиралась в столицу, в театральный институт. Но время свершений совпало со временем желаний. Она пылко и страстно влюбилась. И прозаично, по наивности и провинциальной неопытности, забеременела.
Никаких драм не случилось, даже родная мама как будто ни о чём не узнала. Через две недели после тайного посещения городского, солидного гинеколога, подтвердившего срок, сыграли свадьбу. Пышную, как в станице и положено. Здесь машину, корову, дачу продадут, но свадьбу замутят такую, что чертям тошно, а соседям завидно! Потратились свёкры: Людмила росла без отца, по кубанским меркам в бедности, и жила с матерью от пенсии до пенсии. В общем, свадьба получилась пышной. Гуляли и веселились в основном старики – мало того, что в столовой ели-пили, так ещё на другой день пришли домой, стали в тележке отца-мать молодых катать и в речку бросать, - так положено. И на третий день явились гости – лапшу куриную есть.
…А столицу Людмила Марковна увидела только через десять лет, когда взялась сопровождать сына с одноклассниками на экскурсию. От поездки у неё осталось ощущение стёртых в крошку ног и тяжести новой шубы из нутрии, в которой она обильно потела в метро, рядом с кучей галдящих, как стая сорок, детей.
Однако было в ту поездку ещё что-то неуловимо-приятное, царапающее душу: театральные кассы на каждом углу. Она стояла возле них и вдыхала, как запах дорогих духов, сладкие названия «Театр драмы и комедии на Таганке», Кремлёвский дворец съездов», театр им. Маяковского. В театр же пойти постеснялась: с такой-то оравой!
Когда вернулась домой и вышла на работу в дом культуры, где вела кружок чтецов-декламаторов, затеяла ставить пьесу. Замахнулась было чуть ли не на Шекспира, но одумалась и остановилась на сказке «Теремок». Костюмы шила сама, мизансцены строила, представляя себя режиссёром Любимовым, однако зрелище получилось жалким: дети без выражения твердили плохо выученный текст, осветитель проспал кульминацию, занавес открылся раньше времени – ещё не успели сменить задник...
Зато Людмила Марковна, охваченная творческой горячкой, нашла в ту пору настоящее личное счастье. После вечерних репетиций её подрядился провожать домой заезжий гастролёр – режиссёр из самого Ленинграда! Что занесло его из столиц в такую глушь, осталось тайной. Поговаривали, что режиссёр прятался – то ли от долгов, то ли от врагов.
Как бы то ни было, его появление взбодрило погрузившихся в дрёму сельских культработников. Даже ненавистная летняя повинность – агитбригада, призванная поднимать боевой дух колхозников во время уборки урожая, с его лёгкой руки как-то распелась и растанцевалась. «Утром в газете, вечером в куплете» бодрилась неизменная ведущая концертов, оправляя на своём наливном теле атласный сарафан и выходя, подбоченившись, в круг.
Голос у неё был жиденький, но когда он сплетался с мягким тенорком режиссёра, то песня про тополя композитора Пономаренко, звучала так душевно, что прокопчённые жарким солнцем, запорошенные пшеничной половой тётки утирали слёзы и, забрасывая деревянными лопатами зерно на транспортёр, невольно начинали тянуть уставшими голосами «Беспокойной весной вы шумите листвой…»
Вот так жарким летом Людмила Марковна и режиссёр спелись, а промозглой осенью начался роман. Странный, надо отдать ему должное.
Уже шушукались станичные кумушки, уже Людмила Марковна являлась домой виноватой и не глядела в глаза матери и мужу, а конкретных шагов со стороны ухажера не наблюдалось. Разве что не скупился он расхваливать её талант и красоту.
– Эх, Людмила Марковна, вам бы в нашем БДТ, да главную роль! Разве может такую яркую индивидуальность оценить провинция! Я бы из вас в Питере звезду сделал! - рассыпался в комплиментах режиссёр.
Людмила слушала эти звучавшие небесной музыкой речи и не о пропавшей актерской карьере думала, а о большой любви и женском счастье, которого у неё тоже никогда не было.
Был сын, который из плюшевого медвежонка очень быстро превратился в зубастого зверька, был муж, который уже не попивал горькую, как в молодости, а уходил в запои. Работал он прорабом, и все украденные стройматериалы друзья-товарищи списывали на него. Ему доставалась самая малость – на бутылку. Но Юрий Иванович не возражал – был он человеком слабохарактерным, добрым, и, заезжая со своим вагончиком на очередной объект, первым делом собирал бездомных собак – поил, кормил, пускал греться возле буржуйки.
Свекровь давно пилила Людмилу:
– Юрку лечить надо!
Но та надувала губы и резонно отвечала:
– А тогда что ж, – ни в гости сходить, ни людей к себе позвать?
Она знала, что свекровь красоту её не ценит, профессию культработника, почти артиста, презирает. Тёмная колхозница, что с неё взять! Разве такой докажешь, что её сын королеве не пара? Он нет, чтобы принарядиться да в свет жену-раскрасавицу вывести, так наоборот, норовит от людей спрятаться и книжку почитать. Взял моду исчезать в разгар гулянки – когда ноги сами просились в пляс, из комнаты выносили стулья для простора и на всю катушку врубали магнитофон. Пришлось сделать мужу строгий выговор, после которого он исчезать перестал, зато быстро напивался, – приходилось бросать веселье и тащить его на себе домой. Хорошо хоть была Людмила женщиной большой, ширококостной, - для неё тщедушный мужичок – что дамская сумочка, веса почти не имел.
Роман между тем ни затухал – ни разгорался. Тлел, как лампадка у бабушкиной иконы. Людмила Марковна уже и с подружками советовалась, как быть, не проявить ли самой инициативу. Подружки делали большие глаза, рассуждали, какой режиссёр умный, как ловко вворачивает в разговор Омара Хайяма “Уж лучше быть одним, чем вместе с кем попало”, и толковали это как намек на то, что мужик он разборчивый: пока окончательно не определится, не разглядит до самого нутра – никому душу не откроет.
Людмила Марковна терпела неопределённость, шила новое платье у дорогой станичной портнихи, красила волосы в каштановый цвет, и бежала на работу как на праздник.
Понравилось? У вас есть возможность поддержать автора добрым словом! Подписывайтесь, ставьте лайки и комментируйте. Делитесь своими жизненными историями!