Глава 10
– Эллина Родионовна, скорее! Укушенный поплохел, – подбегает Ольга Великанова.
– Почему меня не позвали? – спрашиваю первое, что на ум приходит.
– Вот, зову, – пожимает она плечами.
Вместе устремляемся в палату. Внутри уже вовсю пищит кардиомонитор.
– Давление упало до 60, – сообщает медсестра.
– Это яд ящерицы, два литра физраствора на полную, – сразу понимаю, в чём причина столь резкого ухудшения состояния.
Смотрю парню в зрачки. Назначаю адреналин для стимуляции сердечной деятельности.
– Прошу вас, – Великанова сегодня хорошо работает. Стоило мне сказать, как уже протягивает наполненный лекарством шприц. Потом она вдруг поднимает голову и принюхивается:
– Кто курит?
– Я не чувствую, – отвечаю ей, продолжая заниматься больным.
– Где-то там, – говорит Ольга.
– Это мой, с грыжей, – удивлённо замечает медсестра.
– Скажи ему, чтобы немедленно вышел, – отвечаю ей. Коллега тут же убегает. Не хватало ещё, чтобы сработала пожарная сигнализация! Это вообще какая-то жесть из начала ХХ века: курить в палате!
– Эллина Родионовна! – входит Катя Скворцова. – Передозировка наркотиком. Давление огромное.
Спешу в другую палату.
– Сколько давление?
– 260 на 140.
Передо мной молодая, лет 20-ти, девушка. Проверяю зрачковый рефлекс, назначаю препараты, пока её не хватил инсульт. Эта проблема с запрещёнными веществами! Мне хочется кричать от злости. Каждый год она убивает тысячи людей, но их число меньше не становится. Конечно, у нас, слава Богу, не как в «цивилизованном Западе», где убыль населения из-за употребления всякой дряни просто огромна. Но моя уверенность в том, что я должна помочь схватить Бориса или как там его становится просто железобетонной.
– Эллина Родионовна! На третьем этаже психически больной грозит прыгнуть вниз, – прибегает администратор.
– От меня вы что хотите? Чтобы постелила ему во дворе матрас или поставила батут?
Дина Хворова пожимает плечами.
– Ну, готовь нашу травму.
– Хорошо.
– Эллина Родионовна! – подходит Валерий Лебедев. – Сын моего больного хочет поговорить с завотделением.
– Эллина Родионовна, ставить ему мочевой катетер? – это уже Ольга Великанова заботится об укушенном ящерицей.
– Не спрашивай, ставь.
– Я не могу попасть во вторую вену, – говорит Катя Скворцова. – Поставите центральный катетер?
– У неё хорошие вены, – замечаю.
– Так вы поговорите? – спрашивает Лебедев.
– Ты не видишь, у меня двое тяжёлых? Разберись сам! – отвечаю ему довольно резко.
– Он спрыгнул, – кричит из коридора Дина Хворова.
Ну почему они решили, что меня это касается? От всех этих бесконечных разговоров голова кругом. Но через некоторое время всё-таки иду принять мужчину, который шагнул в воздух.
– Пульс слабый. Ставьте толстые катетеры в две вены. Справа дыхание ослаблено. Нужен плевральный дренаж, – говорю, осматривая пострадавшего. – Похоже, он сломал рёбра.
Завозим психического в палату, вдруг слышу, как в коридоре что-то упало. Выглядываю и кидаюсь туда: на полу лежит медбрат Поляков. Усаживаюсь рядом, пытаюсь его привести в чувство:
– Влад! Влад! – зову, но парень не отзывается. Прислушиваюсь и понимаю: дышит, уже хорошо.
– Что случилось? – подбегает одна из медсестёр.
– Опять обморок. Пульс хороший. Ничего страшного. Я измерю давление.
Ну вот, приходится снова укладывать Полякова в палату. Только на этот раз он так просто от нас не отделается. Судя по всему, проблема с любителем триатлона может быть гораздо серьёзнее, чем он себе её представляет.
Возвращаюсь в палату, куда доставили психического.
– Я буду интубировать, – сообщаю бригаде и назначаю препараты. – Готовим плевральную.
– Можно, я сделаю? – спрашивает Ольга Великанова.
– Я сама. Тут надо быстро.
– Чем мне помочь?
– Сделай экспресс-анализ. Трубку 8-0. Скальпель, зажим. Проверь манжету. Кислород сколько?
– 92. Гемоглобин 124.
– Ольга, надави на гортань. Я вошла, качаем мешок. Так, идём дальше. Шёлк. На игле.
– Дыхание хорошее.
– Вызовите ИВЛ, – говорю коллегам.
Кажется, теперь жизнь прыгуна вне опасности. Иду в регистратуру, где мне сообщают, что Влада Полякова отправляют в терапевтическое отделение. Как раз его провозят мимо на каталке, он просит у меня прощения за доставленные неудобства.
– Ничего, – улыбаюсь ему, – поправляйтесь.
– Что такое с Суперменом? – иронично интересуется Лебедев, когда кладу карточку в регистратуре.
– Его госпитализировали.
– В психиатрию? – продолжает язвить Валерий.
– В терапию. Я поставила ему болезнь Аддисона, через несколько дней встанет на ноги.
– Поздравляю, Эллина Родионовна, – с ухмылочкой произносит Лебедев.
Поскорее ухожу, мне лишний раз общаться с этим типом совершенно не хочет. Иду проверить 18-летнего парня, которого планировала сделать донором органов, но увы…
– Время смерти 17.37, – произносит доктор Ерёменко.
– Как обидно, – вздыхаю. – Его органы спасли бы не одну жизнь. И я ничего не смогла сделать!
– У нас не было выбора, Аркадий Потапович.
– Почему не нашли семью? – спрашиваю его.
– Наверное, сбежал из дома.
– Он ведь чей-то сын, а родители ничего не знают.
– Может, и не узнают, – пожимает плечами Ерёменко.
***
Альбина Тишкина стоит в подвале клиники. Ей очень неприятно здесь находиться, поскольку стоит тяжёлый запах формалина. Но и отказаться она не могла – распоряжение прийти сюда и поучиться ставить подключичный катетер отдала доктор Печерская. Одно радует: улучшать навык будет помогать сама заведующая патанатомическим отделением доктор Позднякова.
– Добрый вечер. Этот покойный завещал своё тело студентам-медикам, – здороваясь, она отодвигает простыню.
– Для анатомических занятий? – спрашивает Альбина.
– Да, но мы часто разрешаем студентам потренироваться. Доктор Печерская сказала, что вам надо отработать катетеризацию подключичной вены. Поставьте указательный палец на яремную вырезку. Проткните кожу на границе средней и наружной третьей ключицы.
– Простите, я вряд ли смогу, – тихо произносит Тишкина.
– У вас всё получается.
– Я не…
– Вы отказываетесь? – голос Ольги Станиславовны становится более жёстким.
– Нет. Я всё сделаю, как вы скажете.
– Направьте иглу выше и глубже указательного пальца.
Альбина делает всё в точности и замечает, что у неё есть определённый успех.
***
– Безумный день, да? – спрашивает Лидия Туманова, заходя в ординаторскую, где я сижу, не в силах добраться до кабинета, и пью кофе с молоком.
– Да, – отвечаю ей и морщусь – недавняя рана даёт о себе знать.
– Элли, у тебя сильные боли? – сочувственно спрашивает коллега.
– Не очень, – стараюсь выглядеть оптимистичной.
– Мне показалось, что у тебя сегодня были трудные моменты.
– Всё нормально Первый день всегда нелёгкий.
– Теперь с каждым днём будет легче, – улыбается Туманова. Она присаживается рядом. – Ты с кем-нибудь говорила о случившемся? Близкие тебе помогают?
– Лидия, всё нормально, – отвечаю, поскольку мне не слишком хочется распространяться на эту тему. Увы, Туманова бывает упрямой.
– Тебе могли бы помочь электростимуляция или иглотерапия.
– Я подумаю, спасибо.
– Хорошо, – наконец поняв, что я просто хочу посидеть в тишине и покое, Лидия уходит. Я благодарна ей за внимание, но порой оно бывает чрезмерным. К тому же теперь, с уходом Артура, у меня в Питере не осталось ни одного человека, с которым я могла бы обсудить свои переживания.
***
Утром следующего дня, сразу после планёрки, мы идём с Тумановой по коридору и обсуждаем планы.
– Подозрение на инфаркт я выписала, ферменты были в норме, а воспаление лёгких отправила в терапию, – докладывает Лидия, но нас прерывает до боли знакомый голос.
– Доброе утро, дамы. К нам поступают две травмы, я решил помочь, – говорит Вежновец со своей фирменной серьёзной ухлмылочкой.
– Они не тяжёлые, – отвечаю ему. – Мы справимся.
– Нет-нет, я специально высвободил в своём плотном рабочем графике несколько часов, чтобы поработать в отделении неотложной помощи, – сообщает главврач. – Так что вы от меня так просто не отделаетесь.
– Простите, конечно, Иван Валерьевич, – говорит Туманова. – Но я не понимаю: вы же главный врач нашего учреждения. Для чего вам приходит к нам и тратить своё время на то, с чем мы и сами прекрасно справляемся?
– Очень просто, – отвечает Вежновец. – Я должен лично знать, как работают мои подчинённые. Потому придумал хотя бы раз в неделю трудиться вместе с коллегами из разных отделений.
Мы с Лидией переглядываемся. Во взглядах сквозит недоверие к словам главврача. Но ничего не поделаешь. Не выгонять же его отсюда.
– Ах ты, козёл безрогий! – дверь в вестибюль резко распахивается, внутрь, распугивая посетителей, врываются двое мужчин лет по 40 примерно. Они продолжают яростно молотить друг друга кулаками, превратив помещение в боксёрский ринг.
– Ты сам нарвался!
– Врёшь, гад!
Драчуны хватают друг друга и валятся на пол.
– А ну, немедленно прекратите! – главврач зачем-то бросается их разнимать. Для него это сразу же заканчивается плачевно: крепкий мужской кулак, непонятно чей в этой заварушке, прилетает ему точно в глаз. Вскрикнув, Иван Валерьевич, однако, проявляет характер: не убегает, продолжая пытаться навести порядок.
Секунду спустя подбегают двое наших охранников, растаскивают мужчин. Те продолжают вырываться и осыпать друг друга оскорблениями.
– Я в суд подам! – кричит тот, что слева, крепкий и высокий, по метр девяносто, одетый как простой работяга со стройки.
– Ты в меня въехал! – орёт тот, что справа, жилистый, среднего роста, облачённый в расстёгнутую куртку, из-под которой виднеется деловой костюм. Правда, теперь он выглядит не слишком: галстук съехал, рубашка порвана.
– А ну прекратите немедленно! – кричит Вежновец, но его никто не слушает. Эти двое опять пытаются дотянуться друг до друга кулаками.
Из соседней палаты выбегает Валерий Лебедев. Оказавшись возле второго нарушителя спокойствия, кричит ему:
– Слышь, ты, муфлон, убери свои рога! Хорош бодаться!
Я поднимаю брови: бросить такое в лицо незнакомому человеку? Лебедев с ума спятил, что ли? Кажется, понятие врачебная этика для него не существует. Тут же карма настигает коллегу за неприкрытое хамство.
– Ты кого муфлоном назвал?! – вскипает «интеллигент» и бросается на Валерия. Они сцепляются.
– Прекратите! – кричу им.
Лебедев оказывается сильнее. Прижимает мужчину к стене, схватив за грудки, и кричит:
– Ты муфлон, понял?!
– В чём дело? – спрашиваю фельдшера «Скорой», которая привезла первого из участников драки.
– Столкнулись на дороге. Там ещё подрались, причём лупили друг друга очень сильно. Как только приехала полиция, они ещё более-менее могли давать показания. Но когда привезли их сюда, как с цепи оба сорвались.
Наконец, удаётся растащить забияк по разным койкам. К сожалению, их приходится поместить в одну палату, поскольку другие заняты. Первым оказывается Леонид Северский, 44 года, ссадина, рваная рана на левой руке, давление 120 на 80. Вторым – Виктор Мохов, 42 года, рана на голове, давление 110 на 70. Насколько я могу догадаться, показатели давления уже успели устареть: эти двое изрядно проверили себя на прочность, заставив сердце колотиться намного быстрее.
– Катя! – зову старшую медсестру. – Их надо перевязать.
– Не я начал! – возмущается Северский. – Он специально врезался в меня!
– Да пошёл ты на хутор бабочек ловить! – орёт Мохов.
Привязать не получается. Воспользовавшись этим, Виктор хватает поднос с инструментами и швыряет его, стараясь целиться в голову Леонида. Тот, увернувшись (рядом в стену ударился флакон с физраствором и разлетелся на мелкие осколки, чудом никого не поранив), бросается к Вежновцу, стоящему между койками. Видимо, наш главврач решил, что своей фигурой сможет выступить в роли преграды между драчунами. Какое там! Северский выше его на голову и крупнее, потому легко отталкивает Ивана Валерьевича, выхватывает у него ручку из нагрудного кармана и кидается к Мохову.
То, что случается дальше, никто предвидеть не мог. Леонид вонзает ручку в Виктора. Мы вскрикиваем от неожиданности. Но затем приходим в себя и растаскиваем мужчин. Северского удаётся-таки прикрутить к койке, а с Моховым сложнее: у него теперь из левой щеки торчит ручка.
– Да, неслабо, – выговаривает Лебедев, осматривая рану.
– Спасите меня… – с ужасом выговаривает Виктор.
– Успокойтесь, – говорю ему. Смотрю на Вежновца. – Ну как, Иван Валерьевич, проверили работу нашего отделения? Давайте лучше я вас осмотрю.
– Очень смешно, – хмуро отвечает главврач. – Я займусь раненым.
– Не буду мешать, – говорю, но не ухожу.
– Может, её просто выдернуть? – спрашивает Лебедев, глядя на ручку.
– Нет, надо проверить, насколько пострадал лицевой нерв, – отвечает Вежновец. – О моей ручке я уже не говорю, – и вздыхает.
– Что такое Иван Валерьевич? – спрашиваю чуть язвительно. – Дорогая вашему сердцу вещь?
– Между прочим, с золотым пером, подарок самого губернатора, – отвечает главврач.
– Меня серьёзно ранили, а вас волнует ручка?! – поражается Мохов, тараща глаза на Вежновца.
– Помолчите уже, любитель драться посреди города, – ворчит на него Иван Валерьевич и уходит, не желая вступать с пострадавшим в дальнейшую полемику. Мне кажется, надолго запомнит наш руководитель эти несколько часов в отделении неотложной помощи. Ему с нами категорически не везёт. Достаточно вспомнить, как прошлый раз Изабелла Арнольдовна устроила ему настоящий спектакль, из-за которого Вежновец едва не заработал инфаркт.
Теперь главврач с гордым видом покидает палату, а вокруг его левого глаза разливается здоровенный фингал.
«Нормальное такое начало рабочего дня», – думаю, глядя на почти разгромленную палату.