Бык и баран (рассказ) Эгрант

4 мая 20244 мая 2024

226

8 мин

Холерное лето 1971 года. Я еду из моего Ленинграда в Днепропетровск, в гости к своему другу. С Виталиком мы подружились три года назад, когда вместе проходили срочную службу в военном городке под Ленинградом. Я, коренной хилый ленинградец. Он, здоровенный, русский парень из Украины.

Южный город поразил меня буйством зелени, приветливыми людьми и широченным, полноводным красавцем Днепром. Виталик с родителями жил в частном доме на улице со смешным названием «Мандрыковский спуск».
Приняли меня очень радушно. В первый же вечер я познакомился с Виталькиным восьмидесятилетним дедушкой Степаном Ивановичем.
Дед был высоченный, крепкий. В свои достойные года он ещё и работал. Дед Степан был заготовителем скота в частном секторе. Он приезжал в село, находил хуторянина, у которого подошло время резать домашнюю скотину, и предлагал ему без всяких хлопот, за наличные деньги, купить его животину живым весом. Сумма была, конечно, значительно ниже той, которую бы выручил человек, зарежь он сам, да сам и продай мясо на рынке. Но когда человек начинал представлять, с чем он при этом столкнётся, соглашался отдать живую скотину заготовителю. Ну, а как вы понимаете, дед с этого имел довольно большой навар.
На третий день, в разговоре за ужином, старик посетовал мне, что, мол, Виталька, не хочет продолжать его, с таким трудом налаженное дело, и на полном серьёзе предложил бросить мою копеечную работу конструктора в Ленинграде, переехать к ним, и занять его место заготовителя. Дом он мне купит, деньги за дом я смогу ему уже через год вернуть. Забегая вперёд, напишу, что я не воспользовался предложением деда, остаться безбедно жить в Днепропетровске, с перспективой, заняв его должность, стать подпольным миллионером, вернулся в свой шумный Ленинград.

А ещё через день, дед попросил помочь - поехать с ним на бойню. Обычно его выручает Виталик, но сегодня тому нужно идти к зубному врачу. Да и дел-то мне там будет не много, просто смотреть, пока Степан Иванович будет отсутствовать, чтобы забойщики не воровали мясо.

У каждого юноши, к каковым я себя тогда ещё причислял, понятие «Настоящий мужчина» было своё. Для меня, это сильный сельский мужик, имеющий настолько крепким дух, что ему ничего не стоит в своём хозяйстве самому зарезать скотину. А тут такая возможность воспитать в себе дух мужика, видя, как это делает специалист. Я решился.

У деда Степана была своя, маленькая, как он говорил, ручная, бойня для скота. Приехали мы туда на частных «Жигулях», шофёр которых, за деньги, возил деда по сёлам. Высадив меня, старик уехал по своим делам, пообещав вернуться к обеду. Бойня представляла собой, огороженный высоким сплошным дощатым забором, имеющим железные ворота с калиткой, двор. Посредине двора - одноэтажное, напоминающее снаружи украинскую хатку, здание. А работников на той бойне, не считая самого деда, было трое. Николай Степанович, мужик лет шестидесяти, невысокий крепыш с непомерно длинными руками и совершенно лысой головой. Второй - Пашка, весь волосатый, со сморщенным лицом, скошенным низким лбом, семидесятилетний долговязый дядька. Третьей была учётчица Оксана Петровна, про которую нельзя сказать, что полная, поскольку сейчас её вес уже явно превышал это понятие.

Я посмотрел как работает убойщик, конечно же задал ему свои, наверняка показавшиеся ему глупыми, вопросы. Один из них был:
- Паша, а на тебя никогда не нападали животные, которых ты собирался забить?
- Ну, как не нападали – и мужик задрал рубашку, показав большой сизый шрам через весь живот, продолжил, – это бараны да свиньи глупые, а вот, к примеру, корова или бык, так они очень даже чувствуют, что их здесь ожидает. От этого они могут быть агрессивны. Эту память на животе оставил мне один бык.

Я долго не мог находиться в убойном помещении и вышел на воздух, направившись к загону для животных, находящемуся в глубине двора. Там в этот день оставались несколько овец, да крупный бык, ожидающий своей очереди...

Тут уместно поведать вам, дорогой читатель, историю жизни того самого быка, рассказанную мне Оксаной Петровной:
- Жили в одном селе старики - семейная пара. Люди интеллигентные - учителя в прошлом. Выйдя на пенсию, переехали эти, насквозь городские жители, в село, на природу, продав свою квартиру в городе.
Кто-то из селян, за то, что бывшие учителя бесплатно подготовили их сына в институт, подарили им двухнедельного телёнка. Пенсионеры, конечно, отказывались, но, всё же поддались уговорам и взяли симпатичное животное в дом. Уж как они ухаживали за ним, уж как лелеяли, стихи ему читали и за ушком чесали. Они так бычка любили, что даже не решились кастрировать его. Так вот, этот Мишка, так пенсионеры его назвали, рос и рос, и вырос... В один, не очень прекрасный день, Мишка поддел своего интеллигентного кормильца рогов за зад. Даже зашивали пенсионеру это место в больнице. Ну, вот после этого и решились наша учительская пара сдать своего питомца вашему деду. Да они и денег то за него брать не хотели, а наоборот, желали деду заплатить, чтобы всё с их Мишкой произошло быстро и без мучений.

Поговорив по душам с Быком, я шёл от загона к домику бойни, насвистывая какую-то мелодию, улыбаясь самому себе, радуясь прекрасной жизни. Картина передо мной была обычная. На улице, за железным столом, стоящим у стены бойни, на который обычно клали разделанные мясные туши для погрузки в автомашину, сидела все работники.

Вдруг всё в миг переменилось...
Старик Пашка, прямо с места, запрыгнул в окно, находящееся над столом на высоте груди человека. Толстенная Оксана Петровна, которая обычно, чтобы не подниматься лишний раз со стула, раздумывала, а стоит ли сейчас идти в туалет, или ещё потерпеть, подпрыгнула с места и, тут я не нахожу иных слов, как, взлетела на стол как птичка. Подняться же на ноги у неё уже, видимо, не хватило сил, поэтому она так и осталась стоять на столе в пикантной позе, на коленках, опираясь на прямые руки. При этом, как я отметил для себя, подол её широченной юбки задрался на спину, обнажив огромный розовый, в синий цветочек, шар её трусов. У самого её лица стояли сапоги Николая Степановича. А из них торчал и он сам, молча показывая указательным пальцем руки в мою сторону.
Тут раздался визг Оксаны Петровны: «Обернись!»
Я, конечно же, догадался, что её слово относилось ко мне и продолжая улыбаться, обернулся...

Улыбка сошла с моего лица, когда я увидел метрах в пяти перед собой, чуть наклонившего рогатую голову, того самого быка из загона. Мне бросился в глаза разрушенный участок загородки, за которой он только что находился. Взгляды мой и Мишкин встретились. Я прочёл в его глазах совершенно чёткое желание меня убить. Хотя чтец по глазам из меня аховый, но, на всякий случай, я сделал шаг назад. Бык сделал шаг вперёд. Я сделал шаг назад. Он, вперёд. Я назад...

Наверно всё же, что-то или кто-то управляет нашими мыслями и действиями в момент угрожающей смертельной опасности. В сознании моём пронеслось, что повернуться задом к взбешенному зверю, чтобы убежать, я не успеваю. Бежать же задом опасно, можно споткнуться. Я просто встал неподвижно, словно памятник Ленину на площади у нас в Ленинграде, где, по задумке скульптора, он, Ленин, тянет руку к народу. Вот так же и я теперь вытянул руку перед собой, словно хотел ладонью остановить эту, надвигающуюся "машину смерти".
Казалось, что всё это сейчас происходит не со мной, словно я смотрю передачу по телевизору. Вдруг в моём сознании всё стихло, словно в том телевизоре выключили звук. И тут, среди этого полного безмолвия, я услышал произнесённые Пашкой слова: «Ему бы пальцы в нос нужно сунуть, бык и сомлеет»
Услышанное, мой мозг воспринял как команду к действию. Я, сделав шаг к быку, сунув указательный и большой пальцы в обе ноздри зверюге, сжал их что было мочи. Получилось словно кольцо в носу у быка. Животное сразу стало покорным. Сколько я так стоял, глядя на нос быка и на мои пальцы со струйкой крови на них, я не знаю. Обратно, в действительность, меня вернули слова Николая Степановича, сказанные мне прямо в самое ухо: «Сынок, сынок, ты пальцы то распусти, я свои туда вставлю. Да не бойся, ты эту скотину уже усмирил.
А я стою и не могу разжать пальцы. Они онемели и не слушаются. Пашка помог мне разжать их. Подошедшая Оксана, отвела меня к железному столу, и посадила на самое почётное место, на свой огромное металлическое кресло.

Тут распахнулись ворота и во двор въёхали «Жигули», а в них, на сидении рядом с водителем, дед Степан. Когда ему рассказали о случившемся, дедушка взорвался таким потоком ругательств, что самое ласковое из них было обещание, кастрировать Пашку и Кольку, а Оксану посадить на строгую голодную диету. Затем, когда бык был благополучно помещён в другой загон, уже с металлическим забором, дед приказал дать мне варёной жирной свинины, вырезанной со спины только что забитой свиньи, и водки. Что было быстро исполнено. Я опрокинул в себя полстакана водки и закусил куском горячего свиного сала. При других обстоятельствах, если бы я такое съел, то наверняка сало захотело бы тут же вернуться назад, но тогда оно прижилось в моём организме очень даже и удачно. Дед похвалил меня, при этом не забыл и о себе, рассказав, как, будучи в моём-то возрасте, с ним приключилась подобная же история. Бык пошёл на него, так он не пальцы ему в нос тыкал, а ударом кулака в лоб, убил. Я посмотрел на кулаки деда Степана, размер которых, даже при его почтенном возрасте, «говорил» о том, что это правда.
Когда Виталик, узнал о случившемся на бойне, то от волнения, на правах старого друга, выразил своё отношение к моему поступку возгласом: «Ну, ты, Борька, и баран!»

P.S.
С Виталиком мы ещё некоторое время переписывались, потом был перерыв в общении в целую жизнь. Я его разыскал, будучи уже пожилым человеком. Интернета у моего друга не было, поэтому наше общение свелось к редким и коротким телефонным разговорам. А с февраля 2022 года и эта наша связь оборвалась. Я звоню, но на том конце постоянные короткие гудки...
Но пусть он знает, что я остался тем же Борисом, Ленинградцем, не поменявшим своё отношение к подлости.