Глава 3
– Мне надо проследить, чтобы дворецкий распорядился покормить лошадей. Знаете, какой он глупый? – спрашивает Руслан, растерянно глядя по сторонам. Вокруг него палата, рядом доктор Береговой бинтует рану на ноге больного. – Когда меня отпустят?
– Не знаю, – отвечает Данила.
– Я хочу домой, обратно в поместье. Мне надо проверить дворецкого. Или управляющего? Ах, в родительском имении такой бардак! – расстроенно произносит Аитов.
В палату входит доктор Вистингаузен.
– Руслан, тут к вам пришли, – сообщает он, открывая дверь пошире.
– Руслан, здравствуй, – приветствует мужа его супруга Светлана. Подходит к нему, обнимает, целует в лоб. – Ну что же ты так, милый?
– Света, я так сильно устал, так хочу домой, – плаксивым голосом произносит Аитов.
– Что случилось?
– Они отняли мою одежду, мои ботинки.
– Кто отнял, Руслан? – спрашивает психиатр.
– Они!
– Кто «они»?
– У них был предводитель. Лысый коротышка с кепкой в руках, одетый в дрянное пальтишко. Они звали его между собой Ильич. Он суетился, что-то много говорил. Да! Он картавит! Я встретил их там, на улице.
– Это было до того, как вы взяли нож или после? – интересуется Вистингаузен.
– Нож? Какой ещё нож? Окститесь! Я вышел на улицу, чтобы пойти домой. На мне были костюм, пальто с бобровым воротником, чижиковая шапка и сапоги, да! Я вышел, хотел поймать извозчика, но не было ни одного! – волнуясь, рассказывает Аитов. – В какой-то подворотне встретил тех, с картавым. Ильичом, да, так они его звали. Они приказали мне раздеться, а потом…
– Руслан, где вы взяли нож? – снова задаёт психиатр самый важный теперь вопрос.
– Эти мещане, ну или они рабочие с Путиловского, раздели меня и выбросили на проспект! Там я попал под автомобиль, и потом… ничего не помню!
Слушая мужа, весь этот бред, который он несёт, Светлана начинает молча плакать. Теперь, кажется, и до неё дошло, что с психическим состоянием Руслана далеко не всё в порядке. Но можно ли верить его словам? Оба доктора внимательно смотрят на больного и слушают, только… Говоримое им никак не вяжется с тем, что произошло в отделении.
– Он готов? – спрашивает Вистингаузен Данилу.
– Да, я закончил.
Руслан умоляюще смотрит то на одного врача, то на другого, словно подсудимый, ожидающий приговор.
– Возьмёте его наверх? – спрашивает Береговой, снимая перчатки.
– Да, конечно, – отвечает Олег Михайлович.
– Господа! Отпустите меня домой! – умоляющим голосом просит Руслан. – Мне нужно в поместье к родителям! Там лошади голодные!
Данила выходит из палаты. Идёт по коридору. Заходит в регистратуру и останавливается. Перед ним на стуле, сутулая и печальная, сидит Лидия Туманова. Береговой смотрит на неё, ловит её взгляд и… внезапно всё понимает. Коллега едва заметно кивает головой. У Данилы мгновенно пересыхает во рту. Он бледнеет и хрипло спрашивает:
– Кто?
– Артур, – слышит в ответ.
Эта новость одновременно радует его и страшно огорчает.
– А Элли?
– Её увезли из операционной. Экстубировали, показатели стабильны, – отвечает Туманова.
***
Постепенно ситуация в кафе, где собрались медики из отделения неотложной помощи, становится чуть спокойнее и даже веселее. Помимо тех четверых, что пришли сюда первыми (вскоре их осталось трое – Береговой срочно вернулся на работу), скоро маленький коллектив пополнится ещё тремя медсёстрами, у которых закончилась смена. Они сидят здесь уже третий час, почти всё кофе в заведении выпили, и вот уже начинает казаться, что всё будет хорошо. Да разве может быть иначе? Операции по спасению Элли и Артура проводят лучшие хирурги клиники. Да что там клиники! Всего Питера! Всей страны!
Люди не могут слишком долго находиться в страшном напряжении. Мозгу необходима передышка. Пусть короткая, но жизненно важна. И вот уже за двумя столами, сдвинутыми вместе, звучат робкие шутки.
– Девушка поступает с болью в животе, – рассказывает одна из медсестёр. – Артур назначает гинекологический осмотр и просит его провести Элли, якобы чтобы не смущать женщину. Вы же знаете нашу Элли. Она очень серьёзна, очень вежлива. Аккуратно всё раскладывает на подносе, надевает перчатки, отодвигает занавеску…
– А Куприянов стоит в коридоре и ждёт, – добавляет вторая медсестра.
– Чего ждёт? – интересуется доктор Лебедев.
– Крика.
– Не понимаю?
– Он попросил Элли осмотреть… небинарную персону, – хихикает первая медсестра.
– Это что за зверь такой? – удивляется Валерий.
– Да мужчина, который считает себя женщиной! – восклицает вторая медсестра, и за столом раздаётся дружный смех.
– Не может быть! – хохочет Лебедев.
– Может!
– Как она не отличила сразу?
– Вы бы видели того парня, у него фигура лучше, чем у меня, – утирая слёзы, говорят первая медсестра.
Входит Катя Скворцова. Все смотрят на неё, и улыбки тают, как первый снег на ярком солнце.
– Что? – спрашивает посерьёзневший доктор Лебедев.
– Артур Куприянов, – печально произносит старшая медсестра.
В гробовой тишине коллеги по одному покидают кафе. Все идут обратно в клинику. Даже те, у кого закончилась смена.
***
– Элли, скажи, когда прекратится вибрация, – Маша проводит тест на чувствительность.
– А как поджелудочная? – спрашиваю подругу. Голова после наркоза ещё не слишком хорошо соображает, но так важно узнать, насколько я осталась цела.
– Хорошо. Не задета. Все твои внутренние органы, к счастью, совершенно не пострадали. Ну, как вибрация?
– Вот здесь.
– Отлично. Чувствительность нижних конечностей сохранена. Тебе повезло, Элли, – говорит Маша, но почему-то голос у неё совсем не радостный. К тому же смотрит она куда-то в сторону.
– Я знаю, – отвечаю подруге. – Спасибо.
– Не меня надо благодарить. Тебя спасли Вежновец с Заславским.
– Их поблагодарю отдельно, – слабо улыбаюсь.
– Теперь проверим мышечную силу. Подними ногу.
Выполняю просьбу.
– А как Артур? – спрашиваю.
– Давай-давай, поднимай, – игнорирует Маша мой вопрос.
Получается с трудом.
– Больно, – говорю, чуть прикусив нижнюю губу.
– Я знаю. Теперь сопротивляйся давлению, держи, – она упирается ладонью мне в голень.
Тоже получается с большим трудом.
– Хорошо, – оценивает Маша мои старания.
– Спина болит страшно, – говорю ей.
– Я знаю, введу ещё обезболивающего. Послезавтра уже сможешь ходить.
В палате повисает пауза, во время которой вспоминаю, что Маша так и не ответила про Куприянова.
– Артур умер, да? – спрашиваю подругу. Во мне всё замирает в ожидании ответа.
Маша смотрит на меня несколько секунд, потом отводит взгляд. Она может больше и не говорить ничего. Сердце словно останавливается, и какое-то время перехватывает дыхание. Я смотрю в стену и ощущаю, как слёзы сами по себе бегут по щекам, падая на подушку. Становится страшно одиноко.
***
Доктор Береговой подходит к ординаторской. Вход в неё преграждает сигнальная лента, которая гласит, что внутрь заходить нельзя – это место преступления. Внутри срабатывают раз за разом вспышки фотоаппарата. У двери стоит сержант и следит за тем, чтобы в помещение не могли проникнуть посторонние.
– В первой травме нужен тонометр и две дозы первой отрицательной, – слышится голос старшей медсестры. Она разговаривает с кем-то из подчинённых. Увидев Данилу, задумчиво стоящего около второго входа в ординаторскую, походит к нему.
– Данила, как ты?
– Ничего, – вздыхает Береговой. – Давай об этом потом. Сейчас слишком тяжело.
– Да, конечно, – соглашается Катя.
– Кто-то поступает?
– Массовая травма. Несчастный случай на конвейере. Возьмём двух тяжёлых и шестерых лёгких.
– Когда?
– Уже подъезжают. Но нам не хватает двух врачей… сам понимаешь.
Пока они разговаривают, видят, как из перевязочной выходит Марьяна Завгородная.
– Марьяна, – окликает её Данила, и ординатор испуганно дёргается всем телом.
– Ой! – вскрикивает, резко оборачиваясь. Поняв, кто её позвал, улыбается натужно. – Простите, обстановка такая…
– У тебя до конца смены сколько осталось?
– Полчаса.
– У нас тут запарка намечается. Поможешь? – спрашивает Береговой.
– Конечно, – соглашается Марьяна.
– Отлично. Возьми на себя сортировку пострадавших.
Не проходит и десяти минут, как фельдшер докладывает о первом поступившем:
– 42 года, правую руку затянуло в конвейер, получил обезболивающее и два литра физраствора. В лёгком шоке. Давление 90 на 60.
– Сосуды и нервы целы? – устало спрашивает Данила.
– Не пальпируется пульс на лучевой и плечевой, оскольчатый перелом.
– Вызовите травматолога и ангиолога, – говорит доктор. – Совместить четыре дозы. Во вторую смотровую.
***
Стараясь держаться, Лидия Туманова поднялась на лифте на хирургический этаж. Зашла в оперблок. Там, на операционном столе, лежит тело Артура Куприянова. Рядом доктор Вежновец.
– Надо зашить грудную клетку, – поясняет он свои действия.
Вокруг больше никого нет, и Лидия Борисовна удивляется происходящему. Обычно такую работу поручают ординаторам или даже медсёстрам. Но чтобы главврач клиники сам подготавливал тело умершего… Это показалось ей странным. Лишь поначалу. Спустя несколько секунд она берёт инструменты и помогает Ивану Валерьевичу.
В полной тишине двое врачей отдают дань уважения коллеге, погибшему на трудовом посту. Оба понимают: если бы Артур не зашёл первым в ординаторскую и не принял на себя основной удар, то сейчас бы перед ними лежала Эллина Печерская, и тогда… страшно представить, какие бы чувства испытывали они теперь.
Но и сейчас у обоих было ощущение, что они потеряли близкого человека. Не просто коллегу, работавшего рядом. С кем бывали споры, недопонимания, но ещё и радости, шутки и обычные слова приветствия и прощания. А члена семьи. Ведь у каждого человека их две: одна дома, вторая на работе. Только когда их две, можно считать себя по-настоящему счастливым.
Теперь семья клиники имени профессора А.П. Земского стала на одного меньше.
– Спасибо, – говорит Вежновец.
Лидия берёт за края простыни и медленно тянет её к голове доктора Куприянова.
– Остальное могут сделать медсёстры, – напоминает главврач.
– Я знаю, – отвечает Туманова.
***
Месяц спустя
– Он торчит прямо на льду или в рыбацкой палатке? – спрашивает Маша.
– Не знаю, – отвечает Данила.
– А что за рыбу он ловит?
– Понятия не имею.
– Доброе утро! – мимо проносится на велосипеде Валерий Лебедев.
Врачи провожают его удивлённым взглядом. По снегу, в Питере, зимой, за неделю до нового года, на велосипеде?!
– Во даёт! В такой холод и на велике гоняет, – смешливо замечает Данила.
– Чёрт, Лебедев! – ворчит Маша.
– Что?
– Нам нужно обсудить больного с Вежновцом. Принимал его Валерий, а я забыла свои записи дома, – отвечает она.
– нечего спать по чужим домам, – с улыбкой замечает Береговой.
– До скорого, – Маша тянется к нему, целует в губы и спешит обратно к станции метро, откуда они только что пришли.
Гибель Артура Куприянова и ранение Эллины Печерской каким-то странным образом снова соединили Машу с Данилой. В ту ночь, когда всё случилось, они были порознь, каждый занимался своим делом. Но под утро Береговой предложил подвезти девушку домой, и она уснула в его машине. Проснулась, когда он остановился. Открыла глаза, посмотрела вокруг, собралась выходить, и Данила сказал вдруг:
– Поедем ко мне?
Маша смотрела ему в глаза, наверное, с минуту. Молча и очень пристально, изучая. Не увидев подвоха или какой-то лихой мужской глупости, согласилась и снова задремала. С той поры они ни одной ночи не провели порознь.
Данила вошёл через ворота клиники. Остановился около Валерия, который прислонил велосипед и прилаживал его к стойке.
– Купи нормальный замок, – иронично советует Береговой. – Хорошие кусачки, и от твоего велосипеда останется одна цепочка.
– Спасибо, мамаша, – ёрничает Лебедев в ответ. – Надоело меня ругать, что езжу без шлема?
– Если тебе так улыбается смерть мозга, не смею мешать, – отвечает Данила и идёт в отделение.
За прошедший с момента трагических событий месяц здесь всё вернулось на круги своя. Вымыта до блеска ординаторская, и там даже мебель переставили, чтобы ничто не напоминало о былом.
***
Аркадий Потапович торопился на работу. Не опаздывал, но стоило поспешить. На улице Чайковского он был вынужден резко затормозить: буквально из ниоткуда на проезжую часть выскочил мальчишка лет десяти с рюкзаком на спине. Машина едва остановилась буквально в полуметре, а школьник, поняв, что сделал глупость и не успеет убежать, замер на месте, в ужасе глядя на приближающийся транспорт. Когда понял, что беда миновала, резво бросился дальше. Но не обратно, на тротуар, а через дорогу.
Водитель автомобиля, нёсшегося по второй полосе, среагировать, как доктор Ерёменко, не успел. Ударил по педали тормоза слишком поздно, и машина ударила мальчишку. Тот подлетел в воздух на полтора метра, шлёпнулся об капот и свалился на заснеженную дорогу.
Аркадий Потапович наблюдал за этим, словно в кино. Он увидел, как водитель, совершивший наезд, поняв, что натворил, резко включил заднюю передачу. Автомобиль рванул назад, рыча двигателем. Затем развернулся и скрылся на Литейном проспекте. Доктор Ерёменко выбрался из своей машины и кинулся к пострадавшему.
– Больно… – сказал мальчик.
– Я знаю, знаю, – ответил доктор, снимая перчатки. – Я доктор и тебе помогу. Посмотри на меня. Старайся дышать медленно и спокойно, хорошо? Теперь скажи, как тебя зовут и что у тебя болит.
– Артур… нога…
Услышав имя. Аркадий Потапович нервно кашлянул.
– Старайся не двигать головой.
– Хорошо.
Ерёменко достал телефон. Вызвал «Скорую» и стал ждать её приезда.