Без преувеличения можно сказать, что охране исторического наследия я отдал всю свою жизнь. Мало того, что работал в этой области пока ещё мог работать, так и родился практически "охранником", моя беременная мама донашивала своё дитя, будучи сотрудником Московской инспекции по охране памятников. Ей даже в конторе на Кузнецком Валу специальные палати из досок сколотили: чтобы отдыхать.
Тогда в этой конторе служило 14 человек и всех их можно с определённой долей истины считать основоположниками московской профессиональной охраны памятников. Это было давно, в 1952 году, во времена, когда сохранение древних объектов считалось, если не подозрительным делом, мешающим развитию социалистической столицы, то уж точно второстепенным и бесперспективным.
Это сейчас товарищ Собянин каждый день рассказывает сколько и чего он покрасил, какие объекты отреставрировал, а тогда "инспекция" состояла из кучки архитекторов и искусствоведов, явно занимающихся "дохлым", если не вредным, делом. У меня где-то хранится один из первых списков памятников архитектуры, в котором ценными признавались только 48 объектов, состоящие под государственной охраной, остальные многие тысячи просто ждали своего часа, чтобы освободить место для грандиозных строек, к счастью не везде случившихся.
Я попал в "инспекцию", в 1978 году после окончания истфака МГУ, практически случайно, просто надо было где-то работать, а до этого трудился художником оформителем в музее на Красной Пресне, филиале Музея Революции СССР. В то время я уже шил джинсы, пару лет нигде не числился и понимал, что статья о тунеядстве и прочем легко, при желании, может быть ко мне применена.
Не имея ровным счётом никакого представления о том, чем буду заниматься в этой конторе, я радовался уже тому, что на работу требовалось обязательно появляться два дня в неделю, остальное время отводилось на "полевые" работы, подразумевалось, что сотрудники, не жалея себя, лазают по памятникам с целью контроля за состоянием или работами, сидят в архивах и готовят отчёты для начальства.
Эта славная традиция сохранялась, пока место руководителя инспекции (потом в названии появилось слово Управление, Главное Управление, Департамент, Комитет и т.д.) занимали профессиональные архитекторы, а это было вплоть до окончания лужковского периода. Потом стали появляться разные персонажи, даже довольно известные и связанные с культурой, но тренд на бюрократическую безличность был задан самим временем 2000-х, так что сейчас вольности подобного рода не в цене. Изменился и общий состав работников, теперь это не архитекторы, историки, реставраторы или искусствоведы, а простые чиновники, выполняющие свои функции строго по инструкции ( шаг влево, шаг вправо).
Ничего нового тут нет, просто машина сегодня работает так, без души, как сказали бы романтики.
Я прошёл вместе с конторой все стадии роста от 16 до 250 человек и немало этому способствовал. Сегодня охрана памятников - индустрия со своими миллиардными бюджетами, за которыми требуется пригляд и это накладывает свой очень специфический рациональный отпечаток.
Конец 70-х характеризовался повышением внимания общественности к истории России, повылазили из своих нор всякие художники, писатели, краеведы и стали кричать, мол, пришло время спасать то, что ещё можно спасти для будущих поколений советских людей. Поскольку для глубоко безразличного брежневизма это не несло видимой угрозы, на то, что это в определённой степени диссиденство, старались не обращать внимания, так появилась первая версия Закона об охране памятников.
Интересно, что это увлекло тысячи людей, увидевших здесь простор для работы и новые возможности. Появилось Общество охраны памятников, вернее, оно приобрело авторитет и определённое влияние.
Московская научная база стала подтягиваться к уровню питерской, в административном смысле возникли некие барьеры против засилья строителей и бездумного градостроительства, сопряжённого с тотальном сносом целых улиц и кварталов города, без учёта его истории и ценности отдельных элементов.
Первоначально я попал в отдел так называемой исторической застройки, проще говоря зданий, не состоящих под государственной охраной, но составляющих, как любят говорить, облик города. Не имея официального статуса, они могли быть снесены просто так, росчерком пера председателя райисполкома. Исправить такое положение были призваны, исходя из духа Закона, "комиссии по сносу", куда вошли самые разные представители и где главную скрипку уже играли "охранники". Дело запахло керосином, под угрозу попали как местные интересы, так и крупные городские проекты. Надо сказать, что "Инспекция" всегда находилась в подчинении Москомархитектуры ( название современное), что одновременно создавало противоречие в подходах, но и способствовало творческому коллегиальному разрешению конфликтов. Постепенно были сформированы разного рода консультативные советы, где проблему рассматривали комплексно.
Разумеется, все эти процессы получили освещение в прессе, такой "демократизм", появившийся вдруг на фоне разлагающегося социалистического строя, стал хроническим бельмом на глазу начальства, но сделать ничего уже было нельзя, джин, выпущенный на волю, становился всё сильнее. Начались скандалы и подчас довольно громкие. Было время, когда Ваш покорный слуга не вылезал из прокуратуры по поводу действий местных руководителей: не сообразивших, что времена изменились, Впрочем, как тогда, так и теперь, никто из них не пострадал серьёзно, всё-таки система своих не сдаёт, сколько бы ни кричали за забором. В какой-то момент кто-то сообразил, что "наследие" может быть инструментом шантажа, вспомним, как начинали "топить" Лужкова.
Я здесь не упоминая никого, никаких имён типа Глазунова или Солоухина, просто потому, что начав, не смогу остановиться, десятки славных талантливых и своеобразных людей приложили руку к изменениям в лучшую сторону того, что мы называем развитием городской среды и сохранению наследия.
Кстати, слово "наследие" - это ноу-хау последнего двадцатилетия, термин хороший и понятный, раньше обходились словами "наша история".
Надо сказать, что архитектурная среда в целом у вопросам сохранения наследия относится негативно.На словах все всё понимают, но в душе присутствует определённый снобизм и желание самоутвердиться. На моей памяти, а она захватила ещё Михаила Посохина, только Кузьмин на посту Главного архитектора города чувствовал этот момент не как препятствие, а как прекрасного помощника.Но тому много причин, в первую очередь традиционных. Ни одна страна не избежала варварского уничтожение старого, ради нового. Мы любим Париж и Рим, а если вспомнить эксперименты, с ними производимые, то в некоторых моментах Москва даже покажется наивной девочкой, сохранившей невинность.
Что-то я расписался в честь праздника. На самом деле - это день подвижников. Тех, кто бросался под бульдозеры или изворачивался в кабинетах большевистских бонз, пытаясь спасти хоть что-то. Это праздник тех, у кого такого праздника не было и быть не могло. Их история существует фрагментарно, полную картину никто не нарисовал.
Взять хоть меня. Надо было бы, уйдя на пенсию засесть над подробной и честной книгой с именами, тайнами и разоблачениями мифов. Но где там, хватает терпения лишь на такие вот короткие обрывки воспоминаний, да и то.., сомневаешься, кому это нужно?
