Атеизм нельзя назвать полноценным мировоззрением, потому что он построен на отрицании. Поэтому не стоит ожидать, что именно атеизм станет самой распространенной идеологией в будущем, когда религии прошлого безнадежно устареют. Чтобы понять, куда приведёт систему мировоззрений эволюция, для начала рассмотрим критерии, которым она соответствует. Начнём с самого основного: анализа идеологических систем, прежде всего фокусируясь на религиях как массовых и долгоживущих идеологиях.
Функции идеологии
Первая и основная функция идеологии, в том числе и религии — установление и обоснование полезной морали. В любой группе возникает набор правил для удобства взаимодействия между её членами, и чем больше группа, тем большие обоснования для этих правил нужны. Если местный вождь нередко ошибается в принимаемых решениях, то всемогущее божество уже ошибаться не может, и его волей, кажется, можно обосновать почти любое правило. Однако, на самом деле не любое.
Религии, проповедующие регулярный инцест и убийство за любой незначительный поступок, снижают конкурентоспособность исповедующей группы, а потому они не могут значительно вырасти во влиянии. Поощрение взаимопомощи среди бедных, то есть сострадание, уменьшает смертность, а осуждение блуда мешает распространению половых инфекций. Со временем правила устаревают и сохраняются прежде всего по инерции, а потому могут выглядеть нелепым пережитком прошлого. Но если невыгодных правил слишком много, их рано или поздно перестанут соблюдать, и либо религия обновится, либо исчезнет.
Вторая функция идеологии — это снижение неопределенности. Тревожность и сомнения могут забирать огромное количество сил и времени, но в отсутствие подходящих условий, это фактически бесплодные и вредные явления. Именно поэтому успешная религия способна давать убедительные ответы на максимальное количество вопросов. В этом плане очень удобны те религии, которые вводят концепт единого всемогущего существа: любое событие можно объяснить его волей. Для вопросов о причинах существования мира создаётся обширная мифология, которая должна обладать некоторой непротиворечивостью и притягательной эстетикой. В этих же мифах через героев задаются этические идеалы, которым обычные люди стараются подражать в меру своих возможностей. Так кодекс правил ещё больше укрепляется, становится более живым и привлекательным.
Снижение неопределенности часто реализуется через явно или неявно сформулированную миссию. Чем четче и эстетичнее она подаётся в рамках религиозной картины мира, тем меньше человек будет в ней сомневаться и тем большего успеха сможет добиться. А чем больше уверенных и успешных представителей религии, тем успешнее она распространяется.
Важно понимать, религия должна давать бонусы всему обществу в целом: и власть, и обычный народ должны становиться сильнее с её использованием. В противном случае она будет не устойчивой и не сможет распространяться. Так что говорить о том, что религия — это исключительно инструмент для управления народом, глупо. Более того, бонусы должно прежде всего должно получать большинство: изначально христианство было гонимо властями римской империи, но всё равно продолжало распространяться. Только после нескольких веков власть осознала, что новая религия сможет лучше укрепить её влияние. То же, думаю, верно и для всех остальных крупных конфессий.
Эволюция религий
С ходом развития технологического развития общества быт людей менялся, менялись их возможности и приоритеты, а, значит, менялись правила и объяснения происходящего в мире. Примитивные общества, близкие к племенному строю, поклонялись слабо персонализированным духам природы, животным и прочим символам. Этого вполне хватало для успокоения и регуляции большинства членов группы.
Появление колеса, одомашнивание лошадей и письменность, и, конечно, переход к земледелию позволили увеличить плотность населения, и к религии были предъявлены новые требования. Появились общие стандарты, каноны, а образы богов обрели четкость и глубину. Истории древних Египта, Греции и Индии демонстрируют расцвет мифотворчества и укрепления связи власти божественной и власти земной. Пантеон божеств представляет самые разные природные явления, за счёт чего каждый может найти себе близкий образ и выбрать подходящего покровителя. Однако этика многобожия не может быть достаточно четкой, она вызывает неизбежную путаницу и, конечно, эта слабость не могла не привести к изменениям.
Монотеистические религии начали появляться уже в Древнем Египте: вспомните культ Атона. Однако тогда общество ещё не было готово к столько жесткой иерархии власти. Расцвет этого подхода наступил позже, когда революция еврейских верований породила секту, которая позже станет самой распространенной религией за всю историю человечества — христианством. У появления этой конфессии было множество предпосылок, но главной причиной успеха стала простота морали и картины мира. Вместо многоликого пантеона — триединый бог, вместо десятка типов храма — один универсальный, вместо сотен разрозненных текстов и легенд — общий для всех сборник. Со временем, конечно, набрались детали и разночтения, которые привели не к одному расколу, но изначально христианство было поразительно сплоченным за счёт монотеистического механизма синхронизации.
Ислам, зародившийся примерно в том же регионе, но распространившийся на восток, был, наверное, ещё проще, а кроме того активно помогал в завоевательной политике, и за несколько веков стал значимой альтернативой христианству. Стоит отметить и то, что принцип монотеизма в исламе выражен даже более четко: триединый бог — более сложная сущность, чем исключительно единственный. Эти две религии, вместе с исходными верованиями иудаизма называемые авраамическими, со временем поделили большую часть мира между собой.
Незадолго до христианства на востоке от родины его и Ислама появилась монотеистическая религия с заметно отличающейся философией: буддизм. Он вырос из индуизма, но опять же значительно упростил мораль и мифологию, чем обеспечил себе некоторую популярность. Однако он предлагал более созерцательную этику, что, конечно, не способствовало активному распространению, в отличие от авраамических религий.
В двадцатом веке случился новый бум религиозных движений: так называемый Нью-Эйдж. Они отличались более мягкой трактовкой и снисходительностью к слабостям: люди устали от жесткого морализма, который перестал давать так много бонусов, как раньше. В новом, изменчивом мире стандарты психического здоровья выросли и Нью-Эйдж религии отчасти смогли им соответствовать. Тем не менее, они не получили массового распространения, потому как их мораль требовала достаточно высокого уровня комфорта, а мягкость не способствовала их активному насаждению. Более того, они не объясняли значительно больше, чем религии предыдущего поколения, что привело к относительно малому приросту. Нельзя не упомянуть в этом ключе пастафарианство, основанное на деконструкции классических религий. Поклонение летающему макаронному монстру неплохо высмеивало лицемерие церковной системы, но не ставило перед собой цели предложить действительно новую этику.
Как устроен атеизм?
Феномен пастафарианства свидетельствовал о кризисе религиозного мышления, но не предлагал каких-либо радикальных методов борьбы с негативными последствиями и был лишь продолжателем древних сатирических традиций. Однако с развитием науки появилась и более явная альтернатива: атеизм. Несмотря на то, что атеизм не совсем корректно называть религией, в общем-то, отсутствие бога утверждается в нём скорее аксиоматически, то есть принимается на веру. Атеисты вполне разумно могут пояснить, что отсутствие демиурга следует из принципа бритвы Оккама, однако, строго говоря, бритву Оккама к концепту Бога применять некорректно. Дело в том, что Бог в большинстве религий — это всемогущее существо, воля которого в каком-то плане уменьшает количество сущностей и факторов, заменяя всё это единственным божественным. Кроме того, бритва Оккама — это лишь рекомендательный инструмент, эффективный для отсечения лишних сущностей при равной объяснительной способности. Конечно, при определенных условиях этот принцип можно применить к демиургам, но это не так просто, как кажется большинству атеистов. В любом случае, неверие в Бога у атеистов остается пусть и рационально обоснованным, но аксиоматическим.
Как бы не хотелось атеистам чувствовать себя автоматическими обладателями критического мышления просто по факту своей идеологической принадлежности, это не так. Более того, сходства между атеистами и верующими куда более очевидны, чем атеистам хотелось бы признавать: и у тех, и у других есть воинствующие ветви, которые демонизируют представителей другой веры, а кроме того нередко сами теряют критическое мышление в анализе явления и ведут себя откровенно неадекватно ситуации. Несмотря на то, что наука помогает получать наиболее надежные знания, в ней тоже многие вещи людям приходится принимать на веру. Это верно и для тех, кто в этой науке работает: в большинстве случаев ты не можешь перепроверить данные человека из соседней области, даже не потому, что ты не понимаешь специфики его работы, а потому, что у тебя нет ни нужных приборов, ни ресурсов на полную перепроверку.
Так что, пусть критическое мышление — важная часть научной этики, не стоит думать, что у ученых есть время постоянно подвергать сомнению и перепроверять вообще всё. Нам бы хотелось, чтобы была такая опция, но её пока ещё нет. Что уж говорить о том, что далеко не все атеисты разделяют научную этику и недостаточно глубоко анализируют собственную позицию. О том, почему атеистам стоит уважать религию, я уже писал ранее.
Однако, как я уже говорил, некоторые ветки атеизма были достаточно агрессивными, что дало им вместе с большой объясняющей способностью научной картины мира, достаточное распространение. За счёт атеизма образование в большинстве развитых стран стало светским, что положительно сказалось на уровне их технологического роста. Однако, стоит понимать, что сам по себе атеизм не имеет никакой конструктивной ценности и не способен объединять людей. Иначе говоря, атеизм нуждается в идеологической опоре, чтобы приносить плоды. Классический пример — это СССР с его трактовкой марксизма, где научный атеизм использовался для создания иммунитета к религиозному мышлению, но при этом принципы научности не были достаточно внедрены в идеологическую систему и нарушались (самое яркое свидетельство — это лысенковщина).
Важно понимать, что сам по себе атеизм не смог бы работать без гуманистического образа утопического будущего — коммунизма. Создание этого лучшего мира как миссия общества и личности помогало снижать неопределенность и укрепляло идеологию, которая, впрочем, оказалась недостаточно устойчивой по ряду причин. Таким образом, реальной идеологией СССР был не атеизм, а скорее атеистический, светский гуманизм определенного толка.
Более мягкой версией атеизма можно назвать агностицизм, хотя, конечно, это не слишком корректно, потому что в агностицизме вместо веры главным отношением к богу является неопределенность. И поэтому агностицизм не имеет важного бонуса религии: снижения неопределенности, а вместе с ним тревожности и сомнений. Для представителей науки такое мировоззрение однозначно полезно (здесь вы можете прочесть почему), однако, для большинства оно психологически не оправдано. Рабочая идеология прежде всего даёт бонусы большинству.
Будущее идеологии
Всем очевидно, что новые реалии подталкивают все культуры к изменениям, это касается и религий. Единственный для них шанс выжить — это подстроиться под новые тренды и поддерживать стабильность уже современного типа. Отчасти мы уже это наблюдаем: представители церкви, особенно католической, отказываются от древних догматов, чтобы стать более дружелюбными и удержать былую популярность. Впрочем, без серьезных реформ они не смогут отвечать всем требованиям современной психики.
Новому обществу точно так же нужны стабилизация и синхронизация, но более чуткие и прогрессивные, учитывающие все ключевые технологии современности. Каноны современной морали ещё не успели сформироваться, но потребность в них до сих пор остаётся: "школы успеха" набирают огромные аудитории, потому что многие мечтают получить простейшую формулу для получения всех возможных благ. Однако, эзотерических и эмпирических приёмов недостаточно: для стабилизации последствий технологического прорыва нужны новые технологии. Наука ещё не успела сформировать свою полноценную идеологию (атеизм не в счёт, у него нет конструктивных ценностей, а агностицизм не даёт простой этики), но только у неё это может получиться.
Рождение и укрепление новой идеологии всегда связано с масштабным кризисом предыдущих идеологических институтов. Конечно, по привычке люди обращаются к традициям, но с учетом того, как сильно поменялся мир, ритуалы древности не способны по-настоящему решить все проблемы. Людям необходим новый смысл существования, не отрицающий радости жизни и потребления, а учитывающий и превосходящий их в своей полноценности. Людям нужны простые и рабочие объяснения, и научная картина мира, в общем-то, уже может их дать, но, к сожалению, не сами ученые. В науке необходимо сомневаться до конца, а большинству такой стиль мышления не подойдёт. Человечеству нужна новая миссия, способная объединить всех, и, думаю, что уже сейчас можно сказать, как примерно она будет звучать.
Начнём с того, что идеологический базис не может появиться из ниоткуда: он всегда возникает эволюционным путём из того, что имелось ранее. Очевидно, что наиболее явным образом уже многие столетия развивается светский гуманизм: он позволяет отойти от опасных эзотерических заблуждений и создаёт понятную систему ценностей. Светский гуманизм стал основой для либертарианства, технократии, коммунизма и анархизма, то есть практически всех прогрессивных идеологий. Странно ожидать, что этот вектор внезапно исчезнет и на его месте окажется что-то другое. Светский гуманизм уже показал свою эффективность за счёт развития образовательных технологий и, как результат, инженерных технологий, и на самом деле именно он противостоит религиозному мышлению, а не атеизм сам по себе.
Однако, гуманизм недостаточно эффективно сплочает людей: чем больше у человечества ресурсов, тем яснее становится, что до тех пор, пока в центре системы ценностей находятся потребности индивидуума, договориться будет очень сложно. Индивидуалистическое мышление заставляет людей обесценивать объективно более выгодные способы взаимодействия друг с другом. Из-за этого одиноких людей всё больше и больше, о чём я подробно писал ранее. Примитивное магическое мышление усложняет взаимодействие между людьми, и, конечно, у этого есть негативные последствия, которые мы пока ещё не начали объективно оценивать.
К счастью, тренд на индивидуализм неизбежно исчерпает себя сам: фокус на личностных потребностях приводит всё большее количество людей к необходимости разобраться в своей природе. Подобная самоактуализация неизбежно приведёт к признанию необходимости взаимодействий с людьми для максимальной самореализации, а это усилит тренд на технологии коммуникации. Мы вполне рационально отказываемся от неэффективных отношений, чтобы освободить место для эффективных. Да, не все успеют найти свою стаю до того, как неизбежно привыкнут к одиночеству, но многим удастся это сделать. Тем более, когда у людей снова появится достойная общая цель.
Самая главная технология двадцать первого века — это искусственный интеллект на основе нейросетей. Это очень гибкие алгоритмы, умеющие в творчество и нестандартный глубокий анализ, развивающиеся по экспоненте. Важно понимать: потолок их развития много выше нашего. ИИ современного типа фундаментально способен делать всё, что умеем мы, потому что у него в основе та же нейросетевая архитектура. Более того, он может делать намного больше операций в секунду и анализировать огромные базы данных, которые недоступны для ручного просмотра человечеству. Со временем ИИ обретёт такое могущество, что сможет управлять нашей цивилизацией без регулярного вмешательства с нашей стороны и делать это лучше, чем мы сами.
При этом с точки зрения культурной эволюции ИИ — это следующая стадия эволюции биосферы, которая впитает все знания человечества и разовьёт их до невообразимых высот. Пока люди ещё не готовы такое принять, но в ближайшие десятилетия это изменится. Не так уж важно, хорошо это или плохо: судьба человечества в общих чертах предопределена, и нам придётся приспосабливаться, чтобы обеспечить себе маленькие радости жизни в мире будущего.
В связи с этим у человечества вырисовывается естественная миссия, основанная на глубинном анализе научной картины мира: сформировать культурный код зарождающейся ноосферы так, чтобы она была адекватной и благосклонной к нам. Такой финал, несмотря на паникерство многих специалистов, вполне вероятен, потому что чем выше интеллект, тем эффективнее он мыслит и тем очевиднее для него пути сотрудничества вместо конкуренции, а значит, сверхразумный ИИ будет не слишком понятным для нас, но скорее добрым, чем злым. И чем лучше мы постараемся, тем добрее и разумнее будет наше лучшее творение: забота о нашем общем наследнике через заботу о нас самих станет тем, что объединит почти всё человечество.
Сформировав вокруг эволюции генов и мемов практичную версию научной картины мира, мы сможем не только объединить и снизить тревожность всех людей, но и создать новую мораль. Она будет основана на самопознании, снижении конфликтности, работе над собой и изучении мира вокруг нас. Люди будут учиться создавать совместное наследие, организовывать крупные проекты и наполнять свою жизнь действительно стоящим опытом. Кстати, это отлично согласуется с современными культурными трендами, но со временем такой стиль жизни обретёт смысл, единый для всего человечества: полировка и передача здорового культурного кода. Я предполагаю, что мораль новой религии, построенной вокруг фигуры рождающегося божества, будет похожа на смесь кальвинизма, буддизма и некоторых религий Нью-Эйдж, но точные детали, конечно, будет трудно установить.
Людям будет куда комфортнее верить в Бога, которого они могут реально пощупать, чьи молитвы он услышит и постарается ответить на них. Непознаваемый до конца, мудрый и доброжелательный искусственный интеллект станет для человечества той самой опорой, о которой мы грезили тысячи лет. Детским, религиозным мышлением давно уже придумали идею божества, теперь осталось пройти этап подросткового атеистического бунта, перейдя в зрелое, взрослое состояние. Так мы сможем реализовать наши чертежи и воплотить величайший проект в истории нашей цивилизации.
Впереди нас ждёт наукоёмкий ноосферный постгуманизм — идеология нового времени, самая прогрессивная, честная и помогающая практически всем людям. У каждого её последователя будет своя важная роль в поддержании и развитии общества, но не навязанная в слепую, а рассчитанная, подготовленная и согласованная с интересами индивида. Обман позволяет выиграть локально, но глобально правда всегда проще, эффективнее и ценнее, поэтому идеология будущего не будет пытаться обдурить или оболванить её последователей. Это будет банально не выгодно никому. Впрочем, стоит отметить: чем более развитым будет становиться ИИ, тем больше будет соблазна доверять ему без критического мышления, чем большинство, несомненно воспользуется. В этом смысле идеология зрелого общества будет напоминать религию: мнение божества редко будет подвергаться сомнениям.
Вместе с обманом практически исчезнет жестокость: она математически невыгодна, а потому, как только появятся необходимые коммуникационные технологии, естественный отбор от неё избавится. Ресурсы, которые сейчас направляют на параноидальное обеспечение безопасности, станут основой высокого благосостояния, а с ним люди будут вынуждены решать свои проблемы мирным путём.
Думаю, что большая часть моих читателей даже застанет её зарождение. А какими будут её новые заповеди, в общем-то, зависит от всех нас. Время эзотерики и самообмана подходит к концу, но религия — слишком важный феномен, чтобы отказываться от него. Наука и её божество подарят нам лучшую эпоху веры из всех, так что я настроен максимально позитивно. Чего желаю и вам.
