- Приезжай, Борис, тогда и поговорим.
- По глазам вижу, что задумал что-то, - покачал головой Семён. – Бородин, ты хорошо подумал?
- Подумал, - кивнул тот, бросая взгляд на Веру, но она смотрела только на своим руки. И без слов было ясно, что решил мужчина. А она что? А она кто, чтобы отговаривать или согласно кивать? Ей лучше помолчать, потому что тут решается судьба человека.
Начало истории
Предыдущая глава
Ванька с грустью смотрел в окно, как соседские мальчишки вели перестрелку его новыми пистолетами. Подарок так и не достался имениннику, а был передан Ваське, потому что тот устроил истерику, увидев у подкидыша желаемую игрушку.
- Отдаст, - махнула на Ваньку Зинаида, принимаясь за свои дела. Она была зла за предупреждение, что теперь их семью возьмут на карандаш. По-хорошему следовало изъять мальчишку и поместить в специализированное заведение, только представительнице опеки было не до того.
В её жизни и так было много неприятностей, а тут ещё позвонили по поводу сына, который сбежал с реабилитации, куда она его такими усилиями засунула.
Она опросила мальчика, как с ним поступал дядя, и по его загоревшимся глазам и рассказам про занятия по боксу, про прогулки и разговоры по душам, поняла, что история странная, но хорошо закончившаяся. Она интересовалась: не заставлял ли Бородин Ваньку переодеваться при нём, не трогал ли в разных местах, и пообещала, что ничего Ваньке не будет, если он вдруг признается в подобном. Но Ванька говорил, что дядя Коля очень хороший, и он хочет жить именно там.
- На этот раз глаза закрою, - сказала Зинаиде представительница опеки, - скажу, что нарушений нет. Но в следующий, смотрите, - погрозила пальцем. Уж там, куда его отправят, хорошего ничего нет. Сломают.
Возникшая жалость являлась скорее исключением, чем правилом, и была продиктована сложившимися обстоятельствами.
На Бородина заводить дело никто не стал. Повезло, что Семён знает человека, который знает человека, который... В общем, тут тоже обошлось. Только теперь следовало помнить про солому, которую неплохо было бы подстелить.
- Чего вздыхаешь? - Зинаида зашла с тряпкой, намереваясь протереть пыль в комнате, где сидел Ванька. - Взял бы помог, чем скулить. Хорошо ему у чужих было, - тёрла она высокое зеркало, стоящее между двух тумбочек. - Так хорошо, что и не вспоминал, - заело её отчего-то, будто должен он скучать был по тем, кто его в грош не ставит. Словно следовало стремиться туда, где шпыняют и бьют, где унижают и калечат душу.
- Чего молчишь? - остановилась она, всматриваясь в слегка отвернутое лицо, будто не желал мальчишка с ней разговаривать и видеть. - А ну на мать посмотри!
Мать! Разве таких матерями звать следует?
Он нехотя повернулся, глядя исподлобья, и такая грусть и боль плескались в его тёмных глазах. Ванька, наконец, понял, что причина мокрого матраца не в нём. А в детях Зинаиды, которые намеренно делали это, пытаясь выжить из дома чужого. Ненависть матери к мальчишке дала свои всходы, и "братья" придумали свой план.
Иногда, когда Ванька уже засыпал, они по очереди мочились в банку, а потом подливали ему в кровать. Банку хорошо прятали. Так, что даже Зинаида никогда не находила. И когда утром мать принималась ругать нехристя, они самодовольно усмехались, смотря на его испуганное лицо. Или кривили губы, когда он пытался скрыть преступление, которого и не совершал. Так поступали дети Зинаиды. Дети, достойные своей матери.
Ванька увидел, как один из мальчишек бросил в другого его пистолет, тот увернулся, и яркий пластик впечатался в забор.
- Ты его сломал! – завопил Васька, подбегая к игрушке. – Это моё! – кинулся он на обидчика с кулаками. – Валерка, ты сломал!
- Это всё Егор! – пытался тот переложить ответственность на другого, а у Ваньки нутро горело от обиды, и несколько слёз проторили дорогу наружу. Пистолеты было до жути жалко. Но он бы отдал и их, чтобы снова оказаться у доброго дяди Коли, где Вера ласково гладит по голове, напевая песенку.
Не знал Ванька, что Борис слово сдержал. И, прилетев, первым делом навестил Николая. Пришёл к нему, чтобы переговорить. Долго обсуждали, а потом молчал каждый о своём. Молчать тоже надо уметь. Разливали по стопкам вонючую жидкость и мерно чокались, а потом закусывали хрустким пупырчатым огурцом из трёхлитровой банки.
В эту ночь Борис тут так и остался, будто приехал он в гости к старому другу. И такое у него к Николаю возникло чувство благодарности, что закрыл лицо рукой, отворачиваясь, дабы не было видно, каким слабым бывает мужчина. А Бородин вида не показывал, что случилось что-то. Просто сидел, закрыв глаза, и думал о том, что жизнь штука сложная.
Вот каждому кажется, что он жить умеет. А поди ж ты, постичь науку настолько сложно, что порой не у всех и под конец жизни выходит. Только правда у каждого своя, главное – не жалеть о то, что позади осталось.
Бородин понял одно: если он не заберёт к себе Ваньку - станет жалеть об этом. Конечно, наступят такие моменты, когда будет сложно, когда будет невыносимо, и он задумается о том, что куда проще жить, как жил. Но такое пройдёт. Обязательно пройдёт, и потом будет восприниматься иначе: с улыбкой и смехом.
- Я ж думал, она женщина, - делился мыслями Борис, окунаясь в воспоминания. – Сердце материнское ёкнет, как увидит мальчишку. С документами повезло, знакомые подсуетились, чтоб Уйбаана я забрал. Знали его отца, потому и помогли. И вот летел я с ним, а уже там народ с нас глаз не сводил, будто украл я его. Оно и понятно. Наверное, встреть я мужика русского с мальчишкой на него не похожим, тоже подумал, грешным делом, плохо. Только от кого не ожидал – от родной жены.
Ты не подумай, Коль, она хорошая, - защищал Зинаиду Борис. – И как мать, и как хозяйка. Но вот что-то в ней будто сломалось после Ваньки. Будто противилась она одному его появлению, потому, сама того не ведая, настроила и других против него.
- Разве может быть хорошим человек, кто в обиду даёт тех, кто слабее? – не смог удержаться от замечания Бородин. – Кто ребёнка на мороз гонит за то, что болезнь у него. А знаешь ли ты, что ни разу! – Николай поднял палец вверх. – Ни разу в моём доме Иван не запятнал диван. О чём это говорит?
Борис молчал. Он не знал, к чему клонит новый друг.
- О том, Борис, что не в нём проблема-то, понимаешь?
Борис не до конца понимал. Вернее, признаться, он совершенно не понимал сидящего напротив.
- Это не Ванька, - горько покачал Николай головой, - а кто-то из твоих.
Страх окатил Бориса. Он испуганно округлил глаза, не в силах поверить в то, что сейчас говорит ему Бородин.
- Да зачем же? Да кто? – мямлил он, не желая принимать за правду сказанное. В голове не укладывалось, как такие вещи можно творить с другим человеком. Нет. Нет. Ему сделалось невыносимо страшно от осознания этих слов. Он спросит обязательно, как только вернётся домой, кто повинен в этой истории. Но, если она всё это окажется правдой, Борис провалится там же на месте от стыда за то, что у него такие дети.
Наутро у него болела голова, и всю ночь снились кошмары. Бородин собрал немного подарков для Ваньки. Конечно, он мог и сам поехать, чтобы вручить их мальчишке, но рвать маленькое сердце на части, не хотел. Он был уверен, что как только Ванька увидит его, он сразу же заревёт и бросится в объятия, но как объяснить, что Николай не может его забрать… Пока не может, но обязательно.
Проводил на автостанцию Бориса и просил держать его в курсе событий, пока знакомые узнавали, как заняться переоформлением документов. Как и что будет, сколько придётся ждать. Только сколько бы не пришлось, радость от воссоединения того стоит.
- Ты пока не говори ему, - попросил Бородин. – Не хочу, чтобы дни складывались из одного ожидания. А ну как не удастся? Нет ничего хуже обманутых надежд.
Борис забрался в автобус и помахал на прощание. Думал, что всё сразу решится, что Зинаида будет рада избавлению, только дома его ждал сюрприз.
- Дурак ты, Борька, - постучала Зинаида себе по голове. – Ты хоть подумал, на кой ему нехристь сдался? Ну вот зачем взрослому мужику мальчишка, а? А я тебе скажу. Жены-то у него нет, это я у Насти разузнала. Пытаются они ему кого-от подсунуть, а он нос воротит. Знаешь, почему?
- Ну?
- А он по детям, вот я что решила!
- Да не неси чушь такую, Бога-то побойся. Мало тебе издеваться над сиротой.
- Ах, это я, значит, издеваюсь? Да у меня он сыт и обут! Не отдам, сказала! Я к нему прикипела всей душой. Люблю, как умею.
Зинаида и сама не знала, что говорит. Только заела её отчего-то ревность. Да и пособие, что от государства получала, не лишнее было. Нехристь он что: ест мало, за другими вещи донашивает, игрушки тоже имеются. Нет, не отдаст Зинаида мальчишку, костьми ляжет, но не отдаст.
Продолжение здесь