Из воспоминаний Александра Федоровича Риттиха
При Императоре Николае I, 11 июля, день тезоименитства Великой Княгини Ольги Николаевны, был большим праздником в Петергофе. Этот день, всегда летний, ясный, смотрел весело на всех.
Маленький кадетский лагерь из 6 батальонов, с эскадроном и батареей, уже с утра готовился к представлению и приему Царя и Его Семейства, которые посещали своих детей-питомцев с особой любовью, а они, вечером, имели право гулять в Александрии, в присутствии Царственной семьи, чем широко пользовались кадеты.
А утром, в 12 часов, после обедни, был всегда кадетский парад, на плацу, впереди дворца. На этот парад назначались самые маленькие кадеты, 12 человек во взводе, при 2-х портупей-юнкерах, из коих я стоял на правом фланге. Чистенькие, с иголочки одетые, взвод Главного инженерного училища, стоял между школой Гвардейских подпрапорщиков и пажами.
Вышел Император Николай Павлович, заиграла музыка, поздоровался Царь, прошелся по фронту, всех окинул своим орлиным взглядом и приказал зайти повзводно, для церемониального марша. Исполнили и выжидали дальнейшего приказания, которое, по неизвестной нам причине, задержалось.
В это время подходит ко мне командир роты, полковник Даниил Антонович Скалон (здесь сын А. А. Скалона) и одновременно наш дежурный офицер Александр Иванович Савельев, и, обращаясь ко мне, говорят: "смотрите, Государь Великий Князь Александр Александрович стоит на линии, смотрите не заденьте его".
Я смотрю, но из-за переднего взвода ничего не вижу; ведь Великий Князь в то время был мал, ему был всего восьмой год. Опять заиграла музыка, мы двинулись, я был немало взволнован, тем более что вдогонку Скалон и Савельев опять предупреждали об осторожности. Я почти не видел Великого Князя, хотя прошел мимо него по линии благополучно. Государь похвалил нас, и мы прямо с плаца отправились в лагерь, а детское сердце так и стукало от бывшего волнения.
Этот парад отличался от всех подобных тем, что всем участвующим выдавали, от имени Императора, по 1 рублю серебряной монеты, что мы и получили на другой день. При всех других случаях кадеты никогда не получали денежной награды, которая выдавалась только нижним чинам, но это был особый день, Ольгинский парад, и рубль выдавался кадетам на память.
Эти памятки долго потом хранились в наших кошельках.
Итак, судьбе угодно было, чтобы я прикоснулся к будущему Монарху, о чем в то отдаленное время никто не мог помышлять.
В трудное время "плевненских неудач" нельзя пройти молчанием той услуги, какую оказал Цесаревич в 1877 году, в бытность свою главнокомандующим Рущукского отряда. Впереди стояли полки 35 пехотной дивизии, которой потом мне пришлось командовать в Рязани.
Очевидец, близкий человек к штабу, передал следующий факт. Штаб Цесаревича находился в Беле, а в Его распоряжении охраны всего нашего левого фланга было около 30 т. войск. С прибытием египетских подкреплений, турецкая армия возросла вдвое и начала своё наступление.
Передовые части 138 Болховского и 140 Зарайского полков были опрокинуты; резервов оказалось мало, по растянутости позиции, и пришлось отступать за г. Белу. Это было доложено Цесаревичу и получен ответ: "Да разве я могу отступать, если на мне лежит обязанность охраны Государя и всего тыла армии. Не отступлю".
А турки подвигались, войска наши делали невозможное, пока не очутились, отступая шаг за шагом, в виду Главнокомандующего (здесь Великий князь Николай Николаевич Старший). Снова начались просьбы об отступлении, которые были уважены. Цесаревич молча отъехал; за ним поднялся штаб, но сделав около 10 верст, остановился, сказав: "дальше ни шагу", расположившись среди голого поля. Но, о диво! тут турки кончили свое преследование, и даже отошли назад за горы.
В июле 1869 года нам было объявлено, что Государь Наследник Цесаревич (Александр Александрович), с Цесаревною (здесь Великая Княгиня Мария Федоровна), проследует через Казань, где в то время я был начальником штаба 2 пехотной дивизии. Благороднейший начальник дивизии, Владимир Генрихович Набель, был прежде долгое время воспитателем в училище гвардейских юнкеров, и хотя он был очень образованный, обходительный и одновременно требовательный начальник, но он был мало знаком с новейшими веяниями строевых учений и маневров.
Он верил мне и знал меня и потому, заботясь о порядке в полках, управляя и указывая, предоставил мне составить проект маневра и парада, если б Цесаревич пожелал осмотреть бригаду дивизии, квартировавшей в Казани.
Весь церемониал был для этого составлен: встреча, маневр и церемониальный марш. Маневр состоял в том, чтобы отбросить появившегося с фронта обозначенного неприятеля, действовавшего с гор. А когда он, отойдя и отступая, вновь нападет в обход на правый фланг, то резерв, 2-й полк, развёртывается, по батарее, направо и ударяет на противника; а 1-й полк в это время, отбивший с фронта атаку, переходит в резерв и помогает 2-му полку.
В смысле подвижности войск, цель достигалась и маневр был принят начальником дивизии и командующим войсками Глинкою-Мавриным (Борис Григорьевич).
Государь Наследник с Августейшею супругою прибыл на пароходе в Казань, где был встречен на пристани всем начальством. Отсюда, после короткого приветствия, тронулись в Кремль, где возле дворца был построен почетный караул. После интимного обеда, осматривали город. В 7 часов вечера потребовал меня к себе начальник окружного штаба, генерал-майор Романовский (?). Явившись к нему, я получил приказание: "соорудить к следующему утру, на плацу, где будет маневр, палатку для Её Высочества Цесаревны, пожелавшей присутствовать на смотру войск".
"Берите, сколько нужно, плотников, столяров, мастеровых из полков, а из интендантства всякие нужные материалы, сукно, и сделайте, - сказал Романовский, - это дело вручает вам командующий войсками". К 9-ти часам вечера были собраны мастеровые и рабочие. Из интендантства навезли красное, синее и белое сукно и работа закипела. Величина помещения равнялась 2-м палаткам.
Работа продолжалась всю ночь и затем, снарядив палатку своей мебелью да цветами из оранжерей, и украсив весь лагерь, по швам солдатских палаток, полевыми цветами, всё закончили к 8 часам утра. Лагерь и плац приняли выдающийся праздничный вид: везде цветы, флаги; войска построились; на холмах кругом повсюду народ.
В 9 часов приехал Государь Наследник с Цесаревною. Подъехав к палатке, Его И. Высочество сел на коня и, здороваясь с войсками, при музыке и громком "ура", приказал начать маневр. Он сошел благополучно, и войска до того увлеклись, что полезли в горы, будто там действительно был враг.
Поворот фронта, резерва, направо, по выехавшей батарее, удался, и стремительная атака в горы ничего лучшего не требовала. Государь Наследник хвалил и остался доволен, следив за полками все время с большим вниманием. Затем после сбора и построения к церемониальному маршу, войска проходили мимо Цесаревича поротно и побатальонно, шагом и бегом, и также удостоились милостивого привета: "спасибо, молодцы". Этим закончился этот знаменательный для войска день.
В 6 часов был Высочайший обед во дворце, а вечером бал в дворянском собрании. На обеде и бале я участвовал и во время первого сидел близко и наискось против Августейшей семьи. Их Высочества были веселы, разговорчивы, дышали молодостью и здоровьем. На другое утро вся Казань провожала Августейших гостей до пристани. Народный гул, ура, музыка, - все это смешалось и не переставало, пока не скрылся пароход.
Долго после этого шли разговоры в городе; впечатление было сильное, так как Казань давно не видала своих Царей.
В 1872 году я уже был в Петербурге, при военно-ученом комитете главного штаба. Тут, между другими занятиями по службе, я снова обратился к этнографии России, и так как о Прибалтийском крае у нас не было никаких сведений, а я его знал по службе и разъездам там, то, казалось, что наступило время разоблачить этнографически этот маловедомый край. Это побудило меня просить о поднесении экземпляра Его Императорскому Величеству.
Одновременно я лично говорил с правителем канцелярии Е. И. Высочества, свиты Его Величества генерал-майором Зиновьевым (Василий Васильевич) и просил всепреданнейше преподнести экземпляр Государю Наследнику, что было исполнено.
Под впечатлением войны 1877-78 гг. и в особенности уязвлённого самолюбия всех русских людей, по причине исхода Берлинского трактата, я начал разрабатывать вопрос о "Славянском мире". К 1883 г. была изготовлена громадных размеров "Карта славянского мира" в царствование Императора Александра II 7-ю историческими картами. С разрешения генерал-адъютанта Ф. Ф. Радецкого и соизволения военного министра, эта работа удостоилась 18 февраля 1883 года лицезрения государя императора Александра III в Аничкином дворце. Его Величество доставил мне милость принять меня особо.
Государь, как это он всегда делал, на мой низкий поклон подал мне руку и подошел к карте: "Что скажете?" Я начал рассказывать по порядку о народностях России. Его Величество всё смотрел (то тут, то там), задавая вопросы по поводу народностей и получая немедля нужные ответы. О движении немцев-колонистов к Киеву был также доклад. А далее Его Величество обратился к 7-ми историческим картинам, причем каждую отдельно обозревал, а я пояснял о движении славян, об их оседании, об образовании государств и т. д.
Вопросы следовали по поводу этого предмета один за другим, но видно было, что Государь более сам смотрел и обсуждал. Глаза его выражали интерес и сочувствие. А затем Государь вот что вымолвил приблизительно: "Да, благодарю за работу, интересно и поучительно, а все-таки у нас дома столько дела, что в этом вопросе мы должны остаться в стороне".
Смысл я удержал в памяти, но за точную верность слов не могу поручиться, я был очень взволнован. Еще раз поблагодарив меня и пожав руку, Государь на мою просьбу разрешил показать эти карты Государю Наследнику.
К 1000-летию Св. Мефодия, 6 апреля 1885 г., книга с картами "Славянский мир" вышла из печати, а 30 октября того же года Государь Александр III соизволил милостиво вторично меня принять в Гатчине, для преподнесения экземпляра этого многолетнего труда. Как всегда, Он и в этом случае был приветлив, вселяя к себе только одну безграничную любовь, какое-то доверие близости и глубоких чувств.
Государь был более весел, чем серьезен. Он принял милостиво книгу, начал её рассматривать и остановился на общей этнографической карте России, от западной границы до Тихого океана. Он сказал: "Какое бездорожье". Дойдя до конца, Государь начал меня расспрашивать, когда я вообще начал свои работы и, получив ответ: "с 1862 года", - короткими вопросами: "затем? а потом? далее?" потребовал подробного изложения в последовательном порядке всех выполненных мною работ за 23-летний период моей службы.
"Благодарю Вас", - сказал император и, подав руку, отпустил меня, тронутого до глубины души таким необыкновенным вниманием.
Помимо этих знаменательных для меня минут, были и другие, когда я представлялся Государю Императору официально, как начальник части, при приезде в Петербург, и всегда было то же теплое царское приветствие.
В 1888 году мне пришлось приехать в Петербург по случаю выпуска двух сыновей: старшего из Императорского Александровского лицея, а младшего из 1-го Кадетского корпуса. Я представлялся 25 мая. На вопрос Его Величества, по какому случаю приехал, я объяснил причину.
Государь, по докладу статс-секретаря И. Н. Дурново, знал, что мой старший сын кончил свое учение в лицее первым учеником, с золотой медалью и с занесением его на мраморную доску, и потому Государь спросил:
- Где намерен служить?
- Сначала придется отбыть воинскую повинность, - ответил я.
- В каком полку?
- Около меня, в Варшаве, в лейб-гвардии Гродненском полку.
- Почему же в кавалерии?
- Это более ему по нраву.
- А потом восвояси, - сказал Государь.
Такое державное указание было выполнено.
В последний раз я видел Императора Александра III в Петербурге, на разводе в Михайловском манеже, 6 декабря 1891 года, представляясь Его Величеству уже начальником 35 пехотной дивизии.
