— Хорошее дерево, шелковица. Тут и повешусь, — подумал мужчина. Он начал делать петлю, одновременно поедая вкусные ягоды. Все ему осторчело в этой жизни, поэтому иного выхода он не видел...
Шелковица
Фредерику, сорокавосьмилетнему мужчине, мужу и отцу пятерых детей, так было осточертело всё в этой жизни, что он решился на отчаянный шаг — уйти из нее. Он чувствовал, как его жажда к жизни угасает, словно тлеющий огонек.
Бедность, нищета, вечный гнет забот, бесконечные хлопоты по дому, заботы о большой семье, — всё это давило на него, как неподъемный груз, от которого не было спасения. Мысли о том, что ему лучше уйти из жизни, все чаще посещали его.
Дети, шумные и требующие внимания, жена, уставшая от быта, серая унылая работа — всё сливалось в одну беспросветную картину.
Вечером, когда дети с матерью сидели у телевизора, увлеченно смотря фильм, и щелкали семечки, Фредерик незаметно вышел на задний двор, сжимая в руке грубую веревку.
В саду, залитом багровым светом заходящего солнца, он бродил, пока не остановился у старой шелковицы. Её ветви ломились от спелых ягод. Они манили Фредерика своим сладким ароматом.
Фредерик не удержался и сорвал несколько ягод, сладких и сочных, и жадно съел их. Он присмотрелся к дереву. Шелковица была крепкая, с раскидистыми ветвями.
Пока Фредерик возился с веревкой, и вязал петлю, он съел еще целую горсть ягод. Он не забыл и о своей семье, нарвал для детей и жены целые карманы.
Глядя на петлю, уже готовую к использованию, Фредерик вдруг передумал.
Мысль, терзавшая его весь день, постепенно отступила.
Эта шелковица была идеально подходящая для качелей, а не для того, чтобы тут колыхалось его тело.
Вместо того, чтобы закончить свою жизнь, он решил сделать что-то новое, что-то хорошее, что могло бы принести радость его близким.
Он развязал свою петлю и вместо этого принялся мастерить из веревки качели. Вместо того, чтобы совершить непоправимое, Фредерик сумел сделать прочную качелю, подвесив ее к ветке шелковицы. Получилось крепко и надежно.
— Будет где доченьке качаться в жару, в тени деревьев.
Вернувшись в дом, Фредерик одарил всех сладкими ягодами.
— А ты где так долго был? — спросила жена.
Фредерик замялся. Говорить ли ей о своих мрачных мыслях? Нет, не стоит ее расстраивать и тревожить.
— Да я качели сделал для Майи, — ответил он, стараясь скрыть волнение и дрожь в голосе. — Завтра она сможет ее опробывать.
В ту ночь Фредерик не мог уснуть. Он ворочался в постели, размышляя о своем поступке. Чуть было он не совершил непоправимую ошибку, но вместо этого решил подарить своей дочери радость. В его сердце затеплилась маленькая искорка надежды.
На следующее утро Майя с визгом кинулась к качелям, сделанными отцом. Затем к ней присоединилась ее подружка. Счастью двух девочек не было предела. Они визжали от восторга, качаясь на них, а Фредерик, глядя на их сияющие лица, не мог сдержать улыбки.
Все лето они качались там, смеясь и радуясь детской, беззаботной жизни. Фредерик знал, что он должен бороться за счастье своей семьи в первую очередь.
В этот момент он понял, что жизнь, даже самая тяжелая, все равно полна маленьких радостей, которые стоит ценить.
С того дня Фредерик стал смотреть на мир другими глазами. Он не сломался под гнетом проблем, а нашел в себе силы сделать что-то доброе, что-то, что изменило его жизнь к лучшему.
Фредерик будто заново родился. Он с удвоенной силой взялся за работу, стараясь обеспечить своим близким достойную жизнь. Он больше не думал об уходе из жизни, а вместо этого строил планы на будущее.
И хотя ягодки шелковицы больше не манили его своей сладостью, он никогда не забывал вкус того дня, когда он вместо того, чтобы уйти из этой жизни, подарил своим детям радость.
Каждый раз, глядя на старое дерево, он вспоминал тот день, когда чуть было не совершил непоправимую ошибку. И каждый раз благодарил судьбу за то, что она дала ему шанс начать все сначала.
Но... Годы пролетели незаметно, словно листья с той самой шелковицы. Дети Фредерика выросли, обзавелись своими семьями и разлетелись кто куда, оставив пустоту в его некогда оживленном доме. Жена, верная спутница жизни, покинула этот мир, и уже давно покоилась на кладбище, оставив Фредерика в одиночестве.
Старость подкралась незаметно, оседая морщинами на лице и сковывая движения. Фредерик бродил по опустевшему дому, словно тень, вспоминая шумные игры детей, ласковый голос жены, запах свежеиспеченного пирога.
Однажды вечером, когда солнце уже клонилось к закату, Фредерик вышел в сад. Его взгляд упал на старую шелковицу, ветви которой раскинулись, как распростертые объятия.
Под ней по-прежнему висела качеля, на которой когда-то качалась его младшая дочь. Веревка правда выцвела под лучами солнца и дождя.
Сердце Фредерика сжалось от боли. Воспоминания нахлынули на него, словно бурные волны, грозя утопить в пучине отчаяния. Одиночество стало невыносимым, а жизнь — бессмысленной.
В этот момент Фредерик вспомнил о том давнем вечере, когда он стоял под этой же шелковицей, готовый совершить непоправимое. Но тогда его остановила любовь к дочери, желание сделать ей подарок.
А теперь? Дети далеко, жена не вернется, а дом пуст. Зачем цепляться за эту пустую жизнь?
В его голове вновь зароились плохие мысли. Та же шелковица, та же веревка, — все будто ждало его, готовое помочь ему уйти из этого мира, полного боли и разочарования.
Фредерик медленно подошел к шелковице, его руки дрожали, а в глазах блестели слезы. Он поднялся на ветхую лестницу, чувствуя, как холодная решимость овладевает им.
В этот момент он услышал шорох в ветвях. Маленькая птичка, опустившись на качели, чирикнула и звонко запела.
Фредерик замер, пораженный этой неожиданной мелодией. В песне птицы он уловил нотки радости и беззаботности, словно напоминание о том, что жизнь продолжается, несмотря на все потери.
— Эх, птичка, — сказал грустно он. — Ты не остановишь меня. Для тебя все только начинается, а для меня уже все закончено.
