- Борисов слушает.
- Анатолий Семенович?
- Славка, откуда ты взялся?
Мы не виделись с 1966 года. В 1977 я был направлен в командировку в Одесскую бригаду и там, в телефонном справочнике увидел: "Борисов А.С."
Неужели – он? Кумир моих лейтенантских лет, мой первый начальник ЛИР – лаборатории исследования радиоизлучений.
Сейчас он узнал меня по голосу, хотя я произнес всего два слова. А ведь мой голос "вживую" он не слышал 11 лет. Тогда, летом 1960 года, когда я получил назначение в ЛИР, и был готов бросаться анализировать любой таинственный шорох в коротковолновом диапазоне, Борисов умерял мой пыл, давая характеристику радиосигналу после секундного прослушивания.
К декабрю кое-какой опыт появился и у меня. Теперь Борисов на всякие мероприятия, которые проводились в ночное время и в выходные дни, ставил не старшего лейтенанта Виктора Захарова, а меня, желторотого лейтенанта. Постороннему глазу это могло показаться своего рода "офицерской дедовщиной", но я с таким трепетом переступал порог "святилища ЛИР", работал с таким самозабвением, что моим старшим коллегам приходилось выгонять меня из ЛИР в конце рабочего дня.
О "мероприятиях", напрямую касавшихся ЛИР в те годы стоит поговорить особо.
Для безопасности страны важным было не только пеленговать в воздушном океане планеты самолеты, но и другие летательные аппараты. Такими аппаратами были сотни воздушных шаров с фотоаппаратурой, которые запускались с территорий всех стран НАТО, и летели над СССР на недосягаемой для наших истребителей высоте. Такими аппаратами были появившиеся спутники. Местоположение спутника определялось пеленгацией и поэтому они в те годы излучали свои "бип-бип" на коротких волнах. Для выполнения подобных задач по периметру границ СССР построено 10 мощных радиопеленгаторов. 11-й – под Москвой. При каждом таком пеленгаторе – приемный центр с десятками радиоприёмников и капитальным антенным полем. И ЛИР.
Иногда проводилась "операция Москвы". Цели таких операций до нас, работников ЛИР, не доводились. В предписании говорилось: по сигналу из Москвы настроить столько-то приемников в таких-то режимах, подготовить магнитофоны, или другую регистрирующую аппаратуру. По сигналу из центра следует начать запись на магнитофон. По команде "отбой" запись закончить и, не перематывая магнитофонную ленту, отправить материал в Москву. Последнее требование нам было понятно: лента часто рвалась, а при склейке можно потерять ценную информацию.
С декабря 1960 года началась операция, участие в которой от начала до конца было поручено мне. В указанный день я приходил в ЛИР в 4 часа утра, включал и прогревал аппаратуру, настраивал на заданные частоты радиоприемники и демодуляторы, заряжал в магнитофоны новую пленку, в шлейфный осциллограф – кинопленку, и ждал сигнала.
Но в этой операции нас удивило указание - установить в приемниках телефонный режим. Мы предполагали, что будет проходить испытание космический спутник-ретранслятор телефонной связи. Таких еще не было ни у какой страны, но если спутники полетели, то почему бы и этой заявке фантастов не стать былью?
Тренировки продолжались два-три раза в месяц. Мы получали сигнал "Готовность" и сигнал "Отбой". Сигнала "Начать работу" все не было.
Наконец, 23 февраля 1961 года прозвучал долгожданный сигнал. Я почти 3 часа записывал шум, ставил на магнитофон новые кассеты… Потом пришло указание "тренировку закончить, материал не отправлять". Пришлось на всякий случай "почистить" пленки, удаляя запись шумов. После этого до 12 апреля больше не было ни одной тренировки.
Сейчас, спустя пол века, я так и не услышал ни от кого, кто в выступлениях, или по СМИ доказывал свою причастность к запуску первого космонавта, что там у них произошло 23 февраля 1961 года. Могу только предполагать, что хотели сделать "подарок" советскому народу к 23 февраля, но что-то не сложилось.
В первых числах апреля поступило указание возобновить операцию. Была назначена дата – 12 апреля 1961 года.
В ленинградской области этот апрельский день разгорался во всей весенней красе. Небо слепило голубизной, солнечным был весь день. Но эту красоту я увидел только в полдень.
В пять часов утра я уже был на посту. Проверил все соединения, сделанные накануне, и включил аппаратуру на прогрев. Дежурный по связи передал сигнал готовности. Я был готов и без того, и маялся, то разбирая бланки фотографий и электрохимической бумаги, анализом которых я занимался в силу своих повседневных обязанностей; то ещё раз проверял, не ушла ли настройка радиоприёмников, что могло произойти в процессе прогрева, то звонил дежурному по связи, напоминая, что из Москвы вот-вот будет сигнал к началу работы, и, выслушивая его матюги в адрес желторотых лейтенантов, которым вечно не терпится выслужиться…
Наконец, долгожданный сигнал пришел. Я включил два магнитофона. Приемники были настроены на частоты 14475 и 19995 килогерц.
Магнитофонные бобины крутятся, в динамиках – шум.
Но вдруг, как будто кто-то то ли кашлянул, то-ли просто сказал "к-хе". И тут же человеческий голос:
"ВСЕ НОРМАЛЬНО Я НА ОРБИТЕ".
Сомнений быть не может: в космосе – человек. Фраза "я на орбите" не может толковаться двояко.
Я по переговорке – оперативному дежурному:
- Человек в космосе! Позвони Зиновию Ефимовичу.
"Интеллигенция" КП обращается друг к другу не по званиям, а по имени-отчеству. Зиновий Ефимович – начальник КП.
- Станислав, не мешай, горю!
Дейсствительно, у него на носу оперативный доклад...
Я бросаюсь к телефону и звоню на квартиру Зиновию Ефимовичу. Жаль, что Борисов живет не в нашем городке, а в соседнем, там у него телефона нет, хотя его можно в случае тревоги вызвать по каналам ракетчиков или особого отдела. На велосипеде по бетонке он добирается за пятнадцать минут.
Зиновий Ефимович – заместителю командира части по оперативной работе. Тот – командиру и замполиту. Минут через десять все четверо уже в ЛИРе.
Надо заметить, что в те годы каждый час по радиовещанию начинался с передачи блока последних известий. А в этот день - никаких изестий. Каждый новый час - урок утренней гимнастики.
Пришел сигнал "Закончить запись". Предстояло подготовить материалы к отправке в Москву.
- Станислав Иванович, может быть показалась?
Стали слушать радиовещание. Я настроил и начал принимать буквопечатание – зарубежную прессу.
10 часов утра. Блока последних известий нет. Вместо известий идёт "урок утренней гимнастики". Никогда урок утренней гимнастики не передавался после 9 часов утра.
10 часов 35 минут. В ЛИР заходит Борисов.
Он совершенно не удивлен присутствию начальства, поясняет:
- Как услышал в 10 часов утра урок гимнастики, так и рванул. Слава, что случилось?
Я был рад несказанно. Больше всех напирал замполит:
- Смотай пленку, дай послушать! Здесь все свои!
Я что-то лепетал про то, что "не положено". Но что значит "не положено", когда тут такое начальство... для лейтенанта здесь "страшнее кошки зверя нет".
Теперь замполит Борисову:
- Вот, Анатолий Семенович, лейтенант не слушается начальство!
Борисов так ласково отвечает:
- Сейчас послушается. Только вы бумажечку напишите, что, мол, приказываете. На случай, если пленочка порвется…
- Тьфу на вас, перестраховщики.
Но больше требовать не стал.
Остальные подполковники только посмеивались, понимая правоту лейтенанта и его начальника.
11 часов утра. По радио музыка.
11 часов 45 минут.
"Работают все радиостанции Советского Союза. В 12 часов будет передано важное сообщение ТАСС".
Звучит песня:
"Заправлены в планшеты
Космические карты…"
Эта песня тогда прозвучала впервые.
11 часов 55 минут. Повторяются: "Работают все радиостанции…" и "Я верю, друзья, караваны ракет помчат нас вперед от звезды до звезды. На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы".
12 часов.
"Работают все радиостанции Советского Союза..."
Мы узнаем из сообщения ТАСС имя Первого Космонавта Планеты Земля – советский летчик старший лейтенант Юрий Алексеевич Гагарин.
Радость переполняет наши сердца: мы – первые!
И каждый из нас чувствовал и себя первым. И мы имели на это право.
