Варвара напророчила беду. И дело даже уже не в тотальной нехватке всего и вся! Алла стала замечать, что мама (и так не шибко упитанная) стала катастрофически быстро терять вес. Ей, брюнетке, очень не к лицу была худоба. Да еще эти черные круги под глазами, превращая глаза в темные провалы. Она не могла есть соленые огурцы, картошку с постным маслом и маринованные помидоры (практически основную еду семьи в тот момент), после ужина жаловалась на боли в желудки, тайком от мужа и дочери ложками глотала соду.
Просила геркулесовой каши. Говорила, что легче становится, а то разыгрался гастрит. И поди ее, убеди в том, что надо бежать в поликлинику, лететь на прием!
- Да что вы все, с ума посходили? Малохольные! – передразнивала мать Варвару, - все у меня хорошо! Просто душа не принимает соленое, да острое. Я лучше кефирчику.
Варя, член семьи, основная Маришкина нянька, тревожно косилась взглядом на Наталью. Однажды не выдержала и буквально выволокла ее из дома. Сцена получилась аховая. Смешная. Две тетки борятся друг с другом. Наталья упирается и кричит:
- Не пойду! Не желаю! Чего привязалась!
Варя, физически сильная, психанула, и взвалила Наташу на плечо. Прохожие умирали со смеху. Варя на хохотки и шуточки не реагировала. Много чести. А смешного нет ничего: Макаренка стала легонькой, словно пушинка. Вместо попы – выступившие кости, как у узника Бухенвальда.
- Сиди там молча, дура ты! – ворчливо приговаривала она, - карта в регистратуре есть?
- Есть! Я педагогический работник! Мы каждый год медосмотр проходим! – попискивала Наталья, сидя на мощном плече Вари.
Появилась надежда. Если проходит медосмотр Наташка, значит не так сильно все запущено. Варвара улыбнулась даже. Рано помирать макаренке этой. Рано. Надо ведь еще девок замуж повыдавать!
Надежды оказались напрасными. Через полгода (всего лишь полгода, Господи ты Боже мой) от Натальи остался один скелет обтянутый кожей. Есть и пить она уже не могла. В областной ленинградской клинике доктора отводили от несчастной глаза. Онкология. Что поделать. Теперь очень много онкологических больных. Мрут люди-то.
- Вот, получите и распишитесь! Вот нам подарочек из Чернобыля, - Варя сжимала губы в ниточку. Не плакала. Ей нужно было оставаться сильной. Никто, кроме нее.
Алла разрывалась между потерянным от горя отцом и Маришкой. Да ведь еще и лекарства, наркотики обезболивающие, все нужно было где-то доставать. А где? Черт бы побрал нашу великую и бесплатную медицину! Пишут в газетах про новые технологии, передовые достижения Советской науки, прогресс в фармакологии. Где все? Где все это?
Но ей было легче. Она с детства привыкла, что мать никогда и не принадлежала ей полностью. Те самые плотные связи, пуповина – тонка, почти прозрачна. Даже в последнее время, после рождения Маришки, когда между Натальей и Аллой образовалось нечто, похожее на теплое облако, мать и дочь были похожи больше на подруг, чем близких родственников. Душила обида – только-только все наладилось, только-только мама начала, как диковинный, редкий цветок раскрываться перед Аллой – и все. От этого болела душа. Как мало они узнали друг о друге. Но… Алла смогла отпустить любимого человека.
А вот отец – нет. Наталья угасала, и вместе с ней угасал Игорь. Их связывало нечто большое. Они, как два сосуда переливали друг в друга жизненную энергию. Но вот в одном из них появилась брешь – отец питал маму, как мог, из последних своих сил. Но разве получится удержать жизнь в сосуде с пробоиной? Нет. Погибнут оба.
- Не жилец, Алла, Игорек наш. Весь высох и глаза с пленкой. Ой, что делать, что делать, - вздыхала Варя.
Она ходила, сама не своя. Из рук все валилась, и глаза красные от слез. Алла тревожилась: ее Варя исстрадалась, томится, даже пухлощекая (ни дать, ни взять, Аленка с шоколадки) не радует бабу Варю. Но хлопоты по уходу за несчастными родителями отнимали у Аллы все силы. Рефлексировать по поводу Вариного настроения просто некогда. Конечно, тяжело человеку: сердце большое, туда не только семья Аллы вместится, но и все семьи трехэтажного кирпичного дома заберутся.
А Варя тайком бегала в храм и лила слезы на церковные подсвечники. Грех-то какой, Господи! Грех! Она ведь, она пожелала родителям Аллочки «куда-нибудь» подеваться! Ой, дура, ой, дура, что наделала? Простит ли ее Господь? Варвара плакала, молилась, отбивала низкие поклоны, и боялась причастия. Надо ведь батюшке в таком признаться! Как признаться? Где найти смелости, чтобы открыться, какая она погань!
Можно сказать: милой Варюшке повезло. В их приход поступил на службу молодой и статный батюшка. Его рокочущий голос был слышен везде, из-за всех углов и закоулков небольшого храма. Конечно, посетила и Варвару пакостная мыслишка: «И зачем, спрашивается, такие молоденькие, да хорошенькие отдают себя в вечное рабство?» Но отец Григорий был истинным пастырем: на призывные взгляды юных и любопытных прихожанок отвечал смирением, вытесняя из неверующих пока головок всякую греховную мысль.
И при этом, отец Григорий отличался отличным чувством юмора и простотой. Потянулись к нему прихожане. Почувствовали в нем настоящего сподвижника веры. Постепенно вокруг Григория образовался плотный костяк, люди любили его, и его проповеди. Григорий видел все – страдающая раскаянием Варвара не избежала внимания чуткого батюшки. Он сам к ней и подошел.
Варя не ожидала от себя такой честности: в глаза Григорию взглянула лишь, и увидела столько доброты в нем, столько любви, что слова сами полетели с губ.
- Не ты судишь. Господь судит. Через меня с тобой разговаривает. Ты раскаиваешься, плачешь, ненавидишь грех свой, значит, прощена будешь и спасешься, - он хитро прищурился, - и с чего ты решила, Варвара, что отправлять людей в Израиль – такой уж страшный грех?
В храму примкнула еще одна верная прихожанка.
Она, Варвара, и решила предложить умирающей Наталье причаститься.
- Что ты, Варя, я же в Бога не верю, - ответила на это женщина.
- Откуда ты знаешь, веришь, не веришь? Ничего ведь не знаешь, Наташка! Это не больно, дурочка…
Больная согласилась. Ухватилась за прежде поруганную веру, словно за соломинку. Отец Григорий долго сидел около нее. Они разговаривали тихо, мирно. А у Аллы возникло странное чувство – такое, такое… Когда Маришку домой из роддома привезли и положили в кроватку, по всей квартире витало что-то… Что-то теплое, живое, ласковое. Присутствие кого-то светлого и доброго. И сейчас Алла ощутила это самое, светлое. Вроде, умирает человек, а на душе спокойно. Волшебство!
Позже она узнала – то, что чувствовалось в стенах родного дома, называлось благодатью.
***
Мама отошла тихо, с улыбкой. После похорон отец целыми днями спал. Потом Варя отвела его в храм. И ходил Игорь в церковь целый год, до самой своей смерти. Варя спасла его от самоубийства. Мужчины вообще плохо переносят уход верной подруги и часто накладывают на себя руки. Слава Богу, с Игорем не случилось ужасного события. Он умер на кладбище, в годовщину смерти Натальи. Просто упал навзничь, и все. Теперь лежит подле своей любимой Наташки.
Так и остались три женщины: маленькая, молодая и не очень молодая совсем одни.
А вокруг бурлила новая, дурацкая жизнь. Денег не было, хоть Варвара и настояла: Виктор платил скудные алименты. Сверху не добавил ни копейки! Дочерью не интересовался. Вообще. Обидно до слез – зачем вот так, нагло, будто не ребенок – щенок подзаборный, относиться к Маришке? За что?
- Да плюнь ты на него! Радуйся, что свалил! – ах, Варя, хитрованка! Сама же ратовала за сохранение семьи, а тут выдала совершенно обратное, - он бы тебе устроил небо в алмазах, эгоист! Шалался бы по бабам, а тебе по мордасам колотил!
Варя, конечно, права была, как всегда. «По мордасам» Алла получать была не готова. Как ни странно, с родителями Виктора сохранились теплые отношения. Они, умнички, помогали с поиском лекарств, с похоронами, частенько забегали к Алле – то сумку с продуктами принесут, то какую игрушку прикупят. А когда Варя вдруг решила «заделать» в квартире Аллы ремонт – активно помогали.
- С тебя толку ноль! – ворчала Варвара, - давай-ка, диплом пиши! Да Маришку в ясли устраивай. Хорош дома торчать. Надо в люди выходить! И замуж тоже надо выходить! Нечего киснуть в четырех стенах!
Витины папа и мама робко поглядывали на брошенную сыном невестку – будто они ее бросили. Варвара и тут расправляла могучие плечи:
- Да что вы как собаки побитые? Вы не виноваты, что ваш Витюша таким *овнюком оказался! Женился на своей или как?
Олег Сергеевич, папа, горбился и прятал глаза.
- Ага. Женился значит.
- Да нет. Так живут. В комнате матери, - поспешно отвечала Наина Денисовна, мама.
Ох, ну и лицо у Варвары… Она молодела на глазах. Выпрямлялась, потирала руки, розовела:
- Ага, не принял папаша зятька! Лилька к нему, значит, бегат? Ага-а-а-а. Ну, долго не пробегат!
Жизнь бежала своим чередом. Страна катилась сломанной телегой в пропасть, Варвара отказалась от выхода на пенсию, Алла писала диплом и искала подработку, а Маришка училась говорить.
Автор: Анна Лебедева