Здесь мы поговорим о том, в каком доме я поселила героиню первой книги "Эмиссары. Карнавал".
Было все еще светло, когда они добрались до 29 Авеню Рапп, в двух шагах от Марсового поля и Эйфелевой башни, где между доходными квартирами белгравии будто втиснули красивый палевый семиэтажный доходный дом архитектора Лавиротта. Между апартаментами Русанова и домом Дарии пролегали площадь Согласия и Сена, разделявшая северные и южные округи Парижа своими непокорными изгибами.
Лавиротту и Ларриве удалось создать настоящий шедевр. Множество акцентов на фасаде — чугунные решетки балконов, цветная керамика, колонны и пилястры верхних этажей из благородного камня и окисленной меди, скульптурные изображения Адама и Евы, обрамляющие входную дверь, морские чудовища и ручка-ящерка на той же двери — делали здание украшением линии. Каждый этаж и оконный проем завершали уникальные порталы; балконы и лоджии щеголяли цветочными горшками и лавровыми деревцами с круглыми кронами, а под подоконниками, как в открытых киосках набережной Корс, красовались кашпо с традиционными белыми, красными и лиловыми петуниями и любимой парижанами геранью. Под трапециобразной отвесной крышей из темной черепицы располагались конические окна мансарды, тоже украшенные декоративной растительностью, выгодно пестревшей на фоне графитовой тегулы кровли и белых откосов чердачных апертур.
Впереди в перламутровой дымке уплывающего дня простиралось вердепомовое лоснящееся Марсовое поле и тщеславно тягалась с небом Эйфелева башня. От красоты и простора захватывало дух. Томный свет заката делал палисадник каким-то поистине импрессионистским и рисованным, как на полотнах Моне в духе «Argenteuil, la berge en fleurs». Лавочка, изящный стеклянный столик и железные стулья, шезлонг из тика с забытой мужской шляпой из соломы, придавленной мраморной пепельницей, переполненная газетница, корзина с винными пробками, а рядом — батарея всех оттенков зелени и охры пустых бутылок; лавровые деревца, кадки с изгородью, клематисы, ромашки, разноцветные мелкие гвоздики, «водохлебки» и душистые травы в деревянных потемневших от дождей ящиках. Коллективный сад жителей крыши выглядел живым и часто посещаемым тиходолом. У двери в студию напротив стояли черный зонтик-трость и пыльные большие клоги, словно предупреждая о том, кто мог объявиться из-за двери.
Это тоже произведение искусства. Самое интересное, что уже много позже выбора дома я обнаружила, что один из (исторических) героев книги военный атташе Игнатьев жил буквально за углом). Вот так пространство само пишет книгу. Я лишь проводник...
