Краснов вернулся через три дня, если бы не его запоминающаяся походка, то с трудом узнал бы. Он еле-еле шёл.
- Что случилось? Почему тебя увезли? - бросился я к нему с расспросами.
- Что делаешь? – спросил он, свистя в ответ, у него не хватало двух передних зубов.
- Прутья рублю, на дно траншеи укладываю, чтобы не так сыро было, - ответил я, меня смутил его неприветливый голос.
- Продолжай, - грубо сказал он.
«Неужели из-за меня?!» - крутилось в голове.
Ночью с немецкой стороны был миномётный обстрел. Наспех сооружённые блиндажи, крышей которых служил натянутый брезент, не выдержали огромных комьев земли, нас практически засыпало. Утром мы углубились, добавив на потолок два ряда брёвен, всё, что нашли рядом. Подошли Краснов со старшиной.
- Выспался? – спросил Краснов.
- Куда там! То копаешь, то откапываешься.
- В разведку сходить не хочешь? Выяснить, где те самые миномёты находятся, которые нам спать не дают?
Я посмотрел на старшину, тот кивнул.
- Хочу! Вдвоём пойдём?
- Нет, Володька, вдвоём не справимся, сил мало. Человек десять надо, а сколько вернётся то одному …, - Краснов запнулся, - неизвестно.
Тихий бой.
К реке вышли уже тёмной ночью. Гладь воды успокаивала. Ручей, который впадал в речку, журча, как будто говорил: «Всё хорошо. Вы же за рыбой пришли? Её здесь много!».
- Я такие места люблю. С отцом с пяти лет на рыбалку ходил. Он мне удочку забросит, а если кто клюнет – то моя забота. Упущу по неопытности – подзатыльник. Вытащу – хвала и кусок сахара.
- Где он сейчас? – спросил я, имея в виду отца Краснова.
- В финскую погиб. Нам на тот берег ручья надо. Я первым пойду. Шипение услышите, следуйте за мной.
Краснов скрылся в темноте, как бы я ни старался его разглядеть, ничего видно не было. Послышалось: «Ш, ш, ш». Пора! Я махнул бойцам рукой. Мы вошли в холодную воду, которая местами доставала до груди. Выбравшись на другой берег, легли, замерли.
- Огонёк видишь? – спросил невесть откуда взявшийся Краснов, я даже вздрогнул.
- Вижу.
- Там миномётчики, те самые, что нас обстреливали. Нужно их уничтожить и тихо.
- Чего сразу не сказал зачем идём? - я чуть не закричал.
- Будешь командиром – говори, что хочешь и когда хочешь.
Мы подкрались очень близко. Двое немецких солдат стояли караульными, остальные что-то варили на костре.
- Нож есть? – спросил у меня Краснов шёпотом, я отрицательно мотнул головой.
- Держи. Моя вина, не предупредил, - Краснов протянул мне нож, - пошли.
Возле раскидистого дуба на ватных одеялах лежали три немецких офицера. Ждали, видимо, когда приготовится еда. Краснов, показав другим бойцам обойти немецкий лагерь, сам направился прямиком к ним. Я пошёл следом. Один из офицеров услышав шум, приподнялся, но сказать ничего не успел, Краснов ударил его булыжником по голове. Я бросился к другому. В голове промелькнуло: «Смогу ли я убить человека?!». Когда увидел, что фриц потянулся к своему оружию, без всяких сомнений воткнул в него нож. Третий немец от испуга потерял сознание, лежал как мёртвый.
- Этого вяжи, да крепко. Тащить далеко, - сказал Краснов, его взгляд был направлен в сторону костра и немецких солдат.
Он издал звук, который мне был не известен, ни одна птица так не кричит, а тем более ночью. Из темноты на немецких солдат бросились красноармейцы. Один из фрицев попытался поднять карабин и выстрелить, но боец сбил его с ног, ударив несколько раз ножом. Немцы, хоть и не ожидали такой атаки, но оказали сопротивление. Из двенадцати разведчиков - трое были мертвы, шестеро ранены.
- Миномёты в воронку, сверху мешочки с порохом, наших погибших туда же и поджигай. Своих пусть сами хоронят, - командовал Краснов.
- Ты чего делаешь?! – я почти кричал.
- У нас трое убитых, шесть раненых, два пленных немца! Ты сам их понесёшь?
Всю обратную дорогу я испытывал чувство вины перед своими погибшими товарищами, но не находил другого решения, кроме того, которое принял Краснов.
Самосуд.
Блиндаж был небольшой, но в нём было сухо. Я пришёл с поста, на котором отстоял больше четырёх часов. Бойцы спали, я втиснулся между двоих, которые лежали ближе к входу. Только задремал, как раздался крик:
- Поймал! Поймал!
Я поднял голову, не совсем понимая, что случилось.
- Старшина, - кричал Краснов, - у тебя есть фонарик, свети!
Слабый луч осветил двух человек. Краснов держал поднятой вверх правую руку бойца, носившего очки, между пальцами виднелся кисет.
- Не брал, он рядом лежал, думал ничей! – визжал очкарик.
- Я за тобой несколько дней наблюдаю, - злобно сказал Краснов, - как кто свои вещи оставит, так у них пропажа! Так Злобин?
- Так. Портсигар пропал!
- А у меня трубка курительная пропала, - раздалось из угла блиндажа.
- Тряхните, братцы, его сидор, - разгорячился Краснов.
Двое красноармейцев вытряхнули вещмешок бойца, пойманного с кисетом. На земляной пол выпали пара писем, исподнее, полотенце, курительная трубка, два кисета для табака и портсигар.
- А? Что я говорю! Ты знаешь, как это «там» называется?!
- К командиру меня отведите, - взмолился попавшийся на кражах боец.
- Уведём, как без командиров! – Краснов обвёл взглядом бойцов в блиндаже, все молчали.
Кто-то накинул на голову виновника ночного шума шинель, чьи-то руки обхватили его горло. Пару раз дёрнув ногами, вор затих.
- Пусть до утра «спит», скажем - сердцем мучился. Есть те, кто против? – спросил Краснов.
Тех, «кто против», не оказалось, а может, промолчали. Утром тело бойца вынесли на улицу. Похоронили в логу, возле гнилого дерева. Место указал Краснов.
Эвакуация.
Апрель 1942 года. Немец нас гнал так, что мы едва успевали отойти, чтобы не попасть в окружение. Заняли оборону на берегу реки, окапываться желания ни у кого не было. Вечером к нам во взвод пришли командир роты и политрук. Они много и долго говорили, что отступать нам некуда, и что нужно драться до конца. Только вот кому драться?! Больше половины бойцов были ранены, погибших даже не хоронили, просто складывали их тела в воронки или окопы. Ночью мы решили переправить на другой берег хоть какую-то часть раненых. Лодок нет. Как быть? Я предложил вязать плоты. Собирали на берегу топляк, а чем его связать? Выручил боец со смешной фамилией Птичкин. Показал, как надо срезать с осины кору, размочив её в воде, он связал ею брёвна. Вышло три плота, на каждом могло уместиться человек пять, не больше.
- Ночью будет эвакуация, - сказал Краснов.
Для меня это слово было незнакомым, попросил объяснить его значение. Удалось переправить человек тридцать, потом движение на реке заметил враг. Что тут началось! Вода буквально кипела от разрывов мин, плоты разваливались, люди тонули. Утром досталось и нам. С первыми лучами солнца немец начал атаку. Мы держались больше трёх часов, но кончились боеприпасы. Поступил приказ переправляться через реку. Бойцов охватила паника. Многие бросали своё оружие, те, кто не умел плавать, хватались за умеющих, увлекая их на дно. Едва отдышавшись на другом берегу, я попытался отыскать глазами Краснова, но не нашёл. Раненых, переправленных с таким трудом, никто не вывез, они так и лежали в кустах. Кто мог идти, направились в ближайший лес.
Плен.
Вечером на лесной полянке собрались двенадцать бойцов. Старшим по званию был младший сержант Демидов. Командиром он, надо сказать, был так себе. Боялся принимать решения, всех опасался, может и себя тоже, но выбора не было, все вопросительно посмотрели на него.
- Чего глаза таращите?! Не знаю я, что делать! – сказал он писклявым голосом.
Бойцы разожгли костёр, в пару котелков высыпали остатки сухарей, нашлась даже соль. Получившееся варево, передовая друг другу, пили по очереди. Спать устроились кто как, я прислонился спиной к упавшей берёзе, но сон долго не шёл. Едва задремав, вздрогнул от автоматной очереди. Над нами стояли немецкие солдаты, так я попал в плен.
Краснов.
Мы шли по дороге, уступая место немецким машинам. Солдаты, сидящие в них, смеялись над нами. Один из них бросил корку хлеба, младший сержант Демидов поймал её на лету и с жадностью съел. Возле завала из брёвен нам приказали остановиться и сойти с дороги. Я сел на холодную землю и огляделся. В двух метрах от меня сидел старшина, видимых ранений у него не было, но чувствовал он себя плохо. Возле кустов лежали три бойца, я знал, что они родные братья. Старший что-то тихо говорил младшим, те внимательно слушали. Заметив, что я на них смотрю, один из братьев кивнул на немецкого солдата, стоящего ко мне спиной, я его понял, но сделать ничего не успел. Нам скомандовали: «Встать!». Только вышли на дорогу, как со стороны леса послышался крик: «Все на землю!». Я замешкался, старшина толкнул меня плечом, заставив упасть в большую лужу. «Трррр, трррр» - раздалось над головой! Прозвучало несколько одиночных выстрелов из немецких карабинов, вокруг была слышны возня, маты и сопение. Подняв голову, я увидел немецкого солдата, он был приблизительно одного со мной возраста. Растеряно озираясь, он не знал, что делать. Будто пружиной меня подбросило, я навалился на немца всем телом, сжимая руки на его горле.
- Всё. Мёртв он! – рядом со мной стоял Краснов, держа в руках немецкий пулемёт, - отпусти, не убежит.
Как же я был рад видеть своего товарища! Но…! Вокруг лежали тела бойцов, почти у всех были ранения в голову.
- Ты же своих положил, Краснов! – закричал я.
- Я дал команду, кто не успел, тот…! Ты живой?! Вот и радуйся! И чего разлеглись? Собирайте оружие, уходим.
Я давно заметил, что из весельчака и балагура Краснов превратился в озлобленного на всех и вся человека. Я тогда ещё не знал, что совсем скоро стану таким же. Война, смерть на каждом шагу не делают из человека добряка. Через три дня мы встретили артиллерийскую батарею. Едва передвигающие ногами лошади тащили две сорокапятки, бойцы смотрели на нас равнодушно.
Награда.
В мае 1942 года из раздробленных, вышедших из окружения подразделений, сформировали отдельный стрелковый батальон. Нас называли «мёртвыми», мало кому верилось, что можно выжить там, где мы побывали. После недельной обороны села, которое мы всё же оставили, нас отвели к глухой деревушке. Никто не понимал, зачем мы здесь. Фронт в стороне, а мы тут сидим! Краснов, куда без него, выяснил, что мимо этой деревеньки, когда-то проходила дорога, теперь она заброшена, но командование опасалось, что немцы могут ею воспользоваться, чтобы выйти в тыл нашим частям. На свёртке в деревню мы выкопали окопы, дежурили по двенадцать часов, потом смена. Так прошло четыре дня.
Утром нас подняли по тревоге. Прибежали бойцы с дальнего поста наблюдения, которые сообщили, что в нашу сторону движется вражеская колонна. Бой начался ровно в двенадцать дня, я к тому времени разжился трофейными часами, поэтому время знал точно. Первую нашу линию обороны немцы уничтожили почти сразу, но она и не была рассчитана на долгий бой, а вот возле озера мы их встретили, как положено. В узком логу, по которому проходила дорога, артиллеристы подбили два вражеских танка, один завяз в болоте, пытаясь объехать затор. А вот четвёртый дел натворил! Каким-то чутьём, обнаружив замаскированное наше орудие, он раздавил его своей массой, расчёт едва успел спастись. Немецкая пехота пошла в наступление. На совсем небольшой полянке началось настоящее сражение. К вечеру мы отбили три атаки, шесть немецких танков остались недвижимые, но и мы понесли потери. Из леса по нам открыли огонь миномёты, мы находились в их прямой видимости, поэтому точность у них была что надо.
Стемнело, стрельба утихла. Комбат отправил разведчиков, чтобы узнать, что делает враг. С разведкой увязался Краснов с тремя бойцами, не сидится ему. Вернувшись, они принесли пулемёт с патронами, карабины и пару автоматов.
- И на кой ляд нам всё это? – спросил я его.
- Завтра снова попрут! Чем отбиваться будешь?
Никто на нас не попёр. Ушёл враг, но не смог смириться с поражением. Со страшным гулом налетели немецкие самолёты. Страх пробирал до пяток, и это не просто такое выражение! Я видел, как бойцы прятались, где только можно было. Искали любое укрытие! Возле дороги стояла телега без колёс, кто её тут бросил и когда – поди разбери. Я положил немецкий пулемёт на толстую жердь, она была чем-то вроде борта телеги.
- Вперёд стреляй, - командовал Краснов, - пока твои пули до него долетят, он уже дома будет.
Я нажал на спуск. Мимо.
- Дай я! – Краснов протянул руки к оружию.
- Сам управлюсь! – крикнул я, целясь в заходящий на бреющем полёте самолёт.
- Вперёд надо, вперёд! – толкал меня в бок Краснов, мешая прицелиться.
Длинная очередь прошлась по всему самолёту, он клюнул носом и стал снижаться. Пролетая над лесом, пустил чёрный дым.
- Ты сбил его! Сбил! – Краснов подпрыгивал от радости.
Через два месяца мне вручили Орден Красной Звезды, а Краснову присвоили звание младшего сержанта. «Пулемёт добыл я, а тебе - награда! Неправильно это!» - сказал он.
Наша дружба сошла на нет.
P. S. Обещаю, что буду работать над продолжением.
