Глава 96
На следующий день утром решаю перед работой заглянуть в небольшой продуктовый магазин рядом с клиникой. Ужасно захотелось вишнёвого сока. Даже улыбнулась про себя: «Уж не беременная ли?» Конечно нет. Пару дней назад на всякий случай даже сделала тест. Поволновалась немного, ожидая результат. К счастью, выстрел Артура оказался холостым. Но сока всё равно ужасно хочется.
Покупаю, иду дальше по улице и, видя перед собой аптеку, вдруг вспоминаю: а та беременная девушка, Анна, говорила мне, что собирается устроиться на работу в такое учреждение. И, кажется, недалеко отсюда. Захожу и спрашиваю, не работает ли у них такая-то. Мне отвечают, что да, есть. Устроилась недавно. Только теперь у неё небольшой перерыв.
– И где же она?
– Во дворе. Выход там, – указывает фармацевт.
Выхожу и что же вижу? Стоит Анна и говорит какому-то неряшливо одетому, с бегающими глазками типу:
– У меня сегодня получка, правда. Я всё отдам…
Заметив меня, дёрганый незнакомец быстро отвечает Анне «Я потом зайду» и уходит. Я не сомневаюсь, что этот тип – наркодилер.
– Я закончу в половине седьмого, – бросает она ему.
– Ладно.
– Что вы тут делаете? – Анна смотрит на меня недоумевая.
– Хотела отдать вам рецепт на лекарство от цистита, – протягиваю ей заполненный бланк, который уже который день ношу с собой в надежде повстречать эту беглянку.
– Кто это? – спрашиваю, кивнув в сторону, куда ушёл дёрганый.
– Знакомый, – нехотя отвечает она. Потом достаёт из кармана пачку сигарет, прикуривает.
– Анна! – возмущаюсь я. – Вы беременны!
– Неужели? – ядовито спрашивает она. – Я не напрашивалась.
– Это произошло без вашего участия?
– Не ваше дело!
– Если вам себя не жалко, то ладно. Но ребёнок ни в чём не виноват, – пытаюсь усовестить её.
– Мне плевать, кто в чём виноват! – бросает она и уходит.
Смотрю ей в спину и думаю о том, что мне обязательно надо принять в отношении этой глупой девицы какое-то решение. Да, могу просто уйти и забыть о её существовании. Но малыш в её утробе, уверена, не заслуживает такого отношения. Будущая мамаша словно убить его пытается. Какой нормальный человек пройдёт мимо подобного намерения? Тем более я врач, моё дело спасать людей. Кажется, я придумала, что сделаю.
Когда иду к себе в кабинет, вдруг вижу, как совершенно один в пустой смотровой стоит Кузнецов. Скрестил руки на груди и смотрит грустно.
– Где вы были? – спрашиваю, хотя это и не моё дело. У человека тяжелейший психологический надлом.
– Вчера гулял у Финского залива, – печально говорит Трофим Владимирович. – Несколько раз порывался вернуться, но… духу не хватило.
– Я беспокоилась.
– «Когда тяжёлая тоска меня грызёт,
Я к озеру иду, ложусь на берегу.
Нарядный селезень скользит по глади вод,
Ночную цаплю в камышах услышать я могу.
Меня манит покой простых созданий,
Что не терзаются предчувствием беды.
Я наслаждаюсь тишиной большой воды,
И вижу бледных звёзд рассветное сиянье.
Свой яркий свет они до ночи сберегут,
А на меня покой души, свобода снизойдут», – декламирует доктор Кузнецов.
– Кто это сочинил?
– Уэнделл Берри, американский писатель. Перевод мой.
– Не знала, что у вас есть и такой талант.
– Да уж… Скажи мне, Элли: как я могу помнить стихотворение, которое перевёл тридцать лет назад, и забыть, что осмотрел женщину с растяжением? – тяжёлый вздох. – Я начал замечать симптомы год назад. Провалы в памяти. Вдруг не могу вспомнить нужное слово. Поехал в Москву к однокурснику-невропатологу. Позитронная томография выявила пониженное кровоснабжение височных долей. Он назначил мне лечение. Это должно было затормозить развитие болезни. Но… видимо, не подействовало.
– У нас наверху в геронтологическом отделении достигли больших успехов. Сходите к ним, – предлагаю коллеге.
– Зачем? У меня прогрессирующее заболевание.
– Они работают с нейротрофинами и антиоксидантами, вас могли бы включить в исследование.
– Я подумал уйти из жизни… – говорит коллега и горько усмехается. – Только очень трудно выбрать подходящий момент. Слишком рано – обидно. А если долго ждать, я могу забыть о своих планах.
После этих слов я не выдерживаю. Закрываю лицо рукой и плачу.
– Пожалуйста, не говорите так… – мне искренне, безумно, страшно жаль этого чудесного человека! За то небольшое время, что работаем вместе, он стал мне почти как отец. Всегда поддержит, подскажет, а его отношение к больным? Предупредительный, вежливый, профессионал высочайшего уровня…
– Я не могу без работы, понимаешь? – спрашивает Кузнецов. – Вся моя жизнь – это медицина.
– Вы ещё сможете работать. Читать лекции студентам, ординаторам.
– Но не лечить больных.
– Трофим Владимирович, вы прекрасный врач и отличный педагог. Прошу вас, не губите свой дар.
Снова тяжёлый вздох.
– Вчера я видел женщину. С деменцией. Она… не понимала, где находится, кто она.
Смотрю в глаза Кузнецову и вижу в них страх. Господи, как это ужасно! Страх в глазах врача, который повидал столько за свою жизнь, – это… не передать словами.
– Через десять лет я буду такой же, – печально подводит итог коллега. – Прикованный к постели, в подгузнике. В каком-нибудь доме престарелых. И никто не будет приходить ко мне.
– Я буду приходить!
– Но я не буду тебя узнавать, Элли, – кисло улыбается Кузнецов.
Глядя в его печальные глаза, снова не могу удержаться от слёз. Боже, ну почему ты наказываешь такого человека?! За что?! Вижу, как по морщинистому лицу Трофима Владимировича стекает скупая мужская слеза. У меня сердце рвётся на части, когда вижу его таким. И… ничего с этим нельзя поделать.
От грустных мыслей отвлекает прибытие «Скорой».
– Что случилось? – спрашиваю бригаду.
– Грузовик налетел на автобус с хористами из Пскова. Ехали на фестиваль духовной музыки. Закрытая травма живота.
Иду к следующему пострадавшему. Девушка, 26 лет, жалобы на боли в шее. Сознание не теряла. Показатели стабильны. Назначаю рентген шеи сбоку. Третья хористка – женщина около 45 лет, у неё повреждена лодыжка. Четвёртый – развёрнутый перелом Коллеса. Нервы и сосуды в норме. Назначаю обезболивающее и тоже на рентген. Пятый – ушибы грудной клетки, подключим на всякий случай кардиомонитор, сделаем ЭКГ.
Перед обедом (видимо чтобы испортить всем аппетит) вызывает к себе главврач. Понадобилась ему статистика за последние полгода. Когда захожу в нему в кабинет с другими коллегами, Вежновец, нимало не смущаясь, ест овощной салат, сидя во главе стола для совещаний.
– Только 75% больных с пневмонией лечатся согласно схеме. Эллина Родионовна, я ожидал от вас большего, – недовольно говорит он, хрумкая огурчиком.
– Это только за один месяц, – отвечаю ему. – Ещё не все медсёстры прошли инструктаж.
– В следующем месяце должно быть не меньше 90%, – невозмутимо заявляет Вежновец, угощаясь помидоркой.
В этот момент заходит Артур и ведёт за собой Дениса Круглова.
– Чему мы обязаны счастьем видеть доктора Круглова? – язвительно интересуется главврач.
– Он набирается административного опыта. Я назначил его представителем ординаторов, - отвечает Куприянов. – Разве я не говорил?
– Нет. Ни слова. Элли, вы об этом знали?
– Денис просил, но я отказала, – отвечаю главврачу.
Артур смотрит на меня и хмурится.
– А, вот оно что! – ёрничает Вежновец. – Доктор Круглов решил поссорить маму с папой.
Денис встаёт.
– Если хотите это обсудить, я могу выйти.
– Тут нечего обсуждать, Денис, – решительно говорит Артур, кладя руку ему на плечо и прижимая. – Сиди.
– Вот как? – продолжает саркастически интересоваться главврач.
– Вы хотите сказать, что мнение ординаторов ничего не стоит, и они должны только прислуживать вам? Верно? – спрашивает Куприянов Вежновца.
– Меня это вполне устроило бы, – говорит главврач. – Но поскольку меня восхищает такое пронырство…
– Вот и хорошо, – перебивает его Артур. – Доктор Круглов, добро пожаловать на совещание. К сожалению, мне надо уйти. Денис, всё как следует запиши.
Ординатор с невозмутимым видом раскрывает блокнот и щёлкает кнопкой ручки. Потом осматривает присутствующих:
– Что на повестке дня?
«Ну наглец! А ведь молодец», – думаю, глядя на него, не испугавшегося руководства, и думаю, что Артур прав, щёлкнув Вежновца по носу.
В шесть часов вечера за мной заезжает капитан Рубанов. В обед, специально выйдя на крышу, чтобы никто не услышал (и чувствуя себя при этом шпионкой) я позвонила ему и сообщила о том, что этим вечером некая гражданка собирается купить наркотики. Илья поначалу пытался перевести меня на своих коллег в другом управлении, но я сказала, что доверяю только ему. Пусть он сам договорится с ними, а мы будем наблюдать со стороны.
– Если вы не против, конечно, – добавляю в финале разговора.
– Буду рад вам помочь, – отвечает полицейский.
Когда Анна вышла в половине седьмого вечера из аптеки, мы медленно поехали следом. Я ощущаю внутри адреналин: раньше не приходилось за кем-то наблюдать.
– Вы уверены, что стоит это делать? – спрашивает капитан Рубанов. – Тюрьма – не лучшее место, чтобы рожать.
– Зато будет не под кайфом, – отвечаю ему. – И ребёнок не погибнет. Смотрите, вон тот дёрганый тип, о котором я рассказывала! – показываю на парня. Он стоит у выхода из подворотни. Привычно дёргается, будто у него нервный тик. Возможно, так и есть. Хотя, скорее, это последствия употребления синтетической отравы.
– Вижу. Группа захвата, внимание! – говорит Рубанов по рации, – парень около 30 лет в кожаной куртке.
Угадать будет нетрудно: подворотня тут одна, и дёрганый тоже.
– И что теперь? – спрашиваю капитана.
– Посмотрим, получится или нет.
Мы видим, как к парню подходит, постояв немного на перекрёстке, Анна. Она торчала там минут пять, дав нам возможность как следует рассмотреть окрестности и обнаружить дилера. Выкурила три сигареты одну за другой, отчего у меня сердце сжалось: бедный малыш внутри! Убедившись, что вокруг никого (на нашу машину Анна внимания не обратила, поскольку Рубанов приехал на своей), подошла к дёрганому.
Они начали общаться, а когда дилер передал девушке вещество, и та сразу же убрала его в карман, взвыли сирены, и к парочке кинулись люди в камуфляже и с оружием. Всё было кончено буквально за несколько секунд: дёрганого уложили лицом на асфальт и заставили поднять руки за голову. Анну просто придвинули к стене, хотя в её положении убегать было бы глупо.
Рубанов вышел из машины и подошёл к коллегам, повязавшим преступников.
– Как улов? – спросил он.
Те перечислили несколько видов разной мерзости, обнаруженных у дилера. Тот, видимо, оказался не слишком умным, поскольку набрал с собой много всего, распихав по карманам.
– Да он просто ходячая аптека! – шутит один из оперативников.
Вскоре мимо повели Анну. Конечно, она замечает меня на переднем сиденье.
– Ах ты тварь! – кричит. – Ты настучала на меня! Да как ты могла, дрянь! Ненавижу! Как ты могла?!
Оказавшись в полицейском Уазике, она смотрит на меня через зарешеченное стекло и больше ничего не говорит. Только плачет. Отвожу взгляд. Неприятное зрелище. И у меня отчего-то сомнения в правильности своего поступка. С другой стороны, мне доводилось наблюдать малышей, которые рождаются у наркоманов. Страшное зрелище. У ребёнка Анны есть шанс на нормальную жизнь.
После операции по задержанию преступника Рубанов возвращает меня на парковку возле клиники. Когда прощаемся, по глазам капитана вижу: хочет ещё что-то сказать, но не решается. «Вот и молодец, – думаю, идя к своей машине. – Ещё один ухажёр мне теперь ни к чему. И вообще. Если не получится с Артуром, никаких больше мужчин».
Куприянов, стоило его упомянуть, ждёт меня около дома. Я сообщила ему, что отъеду после работы по делам, и он сказал, что приедет. «Если никто не будет против», – добавил в шутку. «Все будут только рады», – ответила я. И вот теперь мы поднялись в мою квартиру, и во время ужина я говорю:
– Знаешь… я сегодня сделала одну вещь, в правильности которой не уверена.
– Правда? Я тоже.
– Когда?
– Несколько часов назад. Когда окончательно погубил карьеру хорошего человека – доктора Кузнецова, – с грустью признаётся Артур. – А ты?
– Устроила арест беременной наркоманки, чтобы дать ребёнку шанс родиться без зависимости.
– Может, утопим горе в вине? – с улыбкой спрашивает он.
Некоторое время мы молчим.
– Я был женат, – вдруг признаётся Куприянов.
Вилка замирает на полпути до моего рта. Смотрю на Артура, и в голове сразу начинается вихрь разных мыслей.
– Давно? – спрашиваю, справившись с волнением и продолжаю есть, только аппетит почему-то пропал.
– Развёлся в прошлом году.
– Развёлся или расстался?
– Официально.
– Зачем ты мне об этом рассказываешь? – спрашиваю.
– Начинать новые отношения надо с чистого листа. Не хочу, чтобы у меня в прошлом было что-то, чего ты не знаешь, – говорит Артур, но что мне делать с тревогой?
– Хорошо, – отодвигаю тарелку с недоеденным ужином. – Рассказывай.
– Собственно, не о чем особо, – пожимает Куприянов плечами. – Она была моей пациенткой. Сломала ногу, я был её лечащим врачом. Стали общаться, потом встречаться, а дальше поженились.
– И кто она?
– Учительница французского языка. Сначала работала в лингвистическом центре, а потом захотела уехать в Германию. Там живёт её отец с новой семьёй. Он бросил её мать, завёл молодую жену, эмигрировал.
– А ты что же?
– Мне за рубежом делать нечего, я Россию люблю, – говорит Артур. Поднимаю голову и смотрю ему в глаза: неужели ёрничает? Нет, к счастью. Совершенно серьёзен. – К тому же мой диплом там всё равно не признают. А быть таксистом или официантом я как-то не готов, – лишь после этих слов на его лице распознаётся улыбка.
– Поэтому вы развелись?
– Да. Через три года совместной жизни.
Дальше задаю вопрос, от ответа на который, мне кажется, очень многое зависит.
– У вас… есть дети?
– Нет. Ни детей, ни совместно нажитого имущества. Потому пошли в ЗАГС и развелись.
– Ты жалеешь?
– Только об одном…
– О чём же? – спрашиваю с лёгкой тревогой.
Артур кладёт свою ладонь на мою и говорит:
– Что раньше не встретил тебя.
Рано утром просыпаюсь, смотрю на часы. Вижу, как Артур лежит рядом с телефоном.
– Что ты делаешь? – спрашиваю удивлённо.
– Играю в тетрис, – невозмутимо отвечает он.
– Половина шестого утра.
– Что-то не спится.
Он убирает телефон, прижимает меня к себе.