Она внимательно смотрела на женщину.
Могла ли та быть её матерью?
Катерина закрыла глаза. Её уже стала сильно тревожить сложившаяся обстановка.
Женщина с газетой, так неожиданно затронувшая детские воспоминания, совершенно сбила с толку.
Конечно, она не была матерью. Она никак не могла ей быть.
Но какая-то тоненькая нить надежды вдруг потянулась из сердца к этой женщине.
"Черносошница" 43
Глава 42
Глава 41
Катя чуть успокоилась и даже улыбнулась.
— Евгений, прошу вас, оставьте нас, — обратилась она к художнику.
Тот не очень любил, когда Екатерина обращалась к нему на вы. Он насупился и сразу вышел, хотя продолжение беседы с удовольствием послушал бы.
Женщина молчала. Она застыла в одном положении, явно ожидая, что сейчас просто полетит из этого дома вместе со своей газетой.
Катерина открыла окно.
Первые ароматы весны тут же заполнили комнату.
Где-то в дальней части сада были слышны весёлые голоса мальчишек. Они с няней совершали утренние процедуры, обливались водой.
Катя вздохнула и мысленно поблагодарила судьбу за сыновей. Сейчас она уже не представляла себе жизни без Николеньки. А ведь его могло и не быть рядом.
Гостья стала кашлять.
Катерина повернулась к ней и сказала:
— Вам воды, или что-то покрепче?
— Покрепче, — сразу обрадовалась женщина.
Она показала рукой на кресло и попросилась присесть в него.
Катерина кивнула.
— Ох, а тело помнит роскошь. Ох, как помнит. Это ты, доченька, так уважила сейчас мать, что сердце моё разорвётся от радости. Я вот смотрела, смотрела всегда в газетки-то и думаю, так то ж Катька моя. Ну просто одно лицо. И на меня как похожа.
Катя засмеялась. Нет, ей не было весело. Смех, кажется, просто смог подавить мимолётную ярость, потому как захотелось вытащить самозванку из кресла и выгнать. А ещё больше никогда не поддаваться на загадочные уговоры Урманчи.
Женщина тоже засмеялась и сквозь смех произнесла:
— А помнишь, Катенька, как ты упала в реку? А я тебя за платьице схватила и как потянула на себя.
А ты рыбку увидела и вырывалась из моих рук? А потом батенька эту рыбку для тебя поймал. Помнишь батьку своего?
Катя мысленно представила себе картину. Она сама никогда не падала в реку. Но сейчас так захотелось в это поверить. И она уже рисовала в воображении белое платьице, рыбку, какого-то мужчину, который исполнил её желание.
Катерина опять успокоилась. Гнев растворился в созданной иллюзии.
— Ну так что, вспомнила? — спросила женщина. — Мать-то теперь уважишь?
Катя кивнула.
Вышла из кабинета, позвала помощницу и велела приготовить для гостьи комнату.
Тут же к ней подлетел Евгений и протараторил:
— Ты с ума выжила? Ты даже имени её не знаешь!
Тут же за спиной Катерины нарисовалась гостья и сказала:
— Отчего же она не знает имени собственной матери, а?
Катя оттолкнула от себя художника, велела «матери» следовать за помощницей, а сама пошла к себе.
За ужином собрались обновлённым составом.
Отсутствовал только Урманчи. Он ещё был очень слаб.
Мира всё время плакала и говорила, что её муж не выживет.
Катя успокаивала её.
Болтовню новой жительницы дома слушал только Евгений.
Он удивился, как та умело пользуется приборами и даже на какой-то миг поверил в родство этой женщины с Екатериной.
Катя не хотела спрашивать имя женщины. И та привыкла к этому.
Хозяйке дома нравилось, что кто-то называет её доченькой.
Урманчи был очень слаб. И с каждым днём ему становилось хуже.
Мира не отходила от него.
Посреди ночи, через два месяца после появления «матери» у Кати, весь дом услышал душераздирающие вопли Миры.
Урманчи перестал дышать.
В ту ночь был очень сильный гром.
Урманчи просил Миру позвать Катукай, но та из-за своих рыданий еле понимала, что он говорит.
Она держала мужа за руку и всё говорила ему:
— Спит Катукай, спит… Утром позову.
У Урманчи не было сил. Он ушёл, так и не повидав Катю.
Мира рассказала об этом, и Катерина разозлилась сильно.
Она не понимала, как теперь жить без человека, который так помог ей в жизни.
Когда Урманчи похоронили, она попросила оставить её одну на могиле.
Долго смотрела в одну точку, а потом громко произнесла:
— Урманчи, спасибо за мать!
***
— Это самообман! — возмущался Евгений, очень осмелев после смерти татарина.
Его уже никто не одёргивал. Урманчи раньше был главным мужчиной в доме.
Катерина говорила ему об этом. К нему все прислушивались, и даже не пытались спорить. Такое могла себе позволить только Катукай. Даже Мира всегда беспрекословно выполняла указания мужа, не смея возразить.
— Она же ведёт себя тут как хозяйка! — кричал Евгений на Екатерину в присутствии её «матери».
— Она моя мать! Она меня родила и имеет на это полное право! — парировала Катя.
Евгений раздувался от злости, топал ногами, рисовал карикатуры на ненавистную ему женщину.
А та лишь смеялась и очень важничала перед ним.
В один из дней, когда на улице была сильная метель, Евгений собрал свои вещи и в сердцах сказал Кате, чтобы она выбрала либо его, либо мать.
Катерина только усмехнулась и ответила, что не делает выбора между двумя близкими людьми.
Евгений разозлился и ушёл в метель.
Уже после десяти минут пути художник замёрз.
Гордость не позволяла возвращаться назад.
— Ну тогда я умру, и пусть она меня оплакивает. Хотя… Не будет она плакать. Она только Урманчи любила. Я ей не нужен.
В лицо метели Евгений бросал обидные слова.
— Неси к ней эти слова, — кричал художник. — Пусть она рыдает над моим несчастным телом и прижимает к себе оставшиеся картины. Я ей докажу, что любил её! Я уже доказал, а она не докажет никогда! И это будет терзать её всю жизнь! Прощай, Екатерина, я умирать!
Он лёг на снег, но умирать передумал.
***
— Горит он, доченька! — сказала «мать» Катерине. — Жалко его. Такой заметный, такой талантливый, а душа у него прыгает с места на место.
Катерина молчала.
Евгений ввалился в комнату под утро огромным снежным комом.
Катя бросилась к нему, он смотрел на неё зло.
— Выгнала меня, да? А вот не уйду никуда! И как ни проси! Останусь здесь. Меня Мишка и Николенька побольше твоего любят.
Женщина молчала.
Она помогла художнику снять застывшую от мороза одежду, уложила его в кровать, а сама пошла спать в другую комнату.
Утром попросила мать навестить художника.
У того уже был жар.
За время, пока самозванка ухаживала за Евгением, он к ней успел привыкнуть и даже мог поблагодарить за помощь.
Катерина этого и хотела. Слушать постоянные споры ей надоедало.
И вроде бы всё уже было хорошо и налажено, как в один из дней юрист передал Катерина просьбу одного человека. Тот захотел встретиться лично и обязательно на его территории.
Катя отказалась. Имени юрист якобы не знал, но сказал, что человек идёт с добром.
— Ни за что, — произнесла Катерина.
— Это вы зря. Вы живёте очень скрытно. Люди слагают о вас легенды. Многие не верят в существование вашего дома.
— И пусть не верят. Мне хорошо и так.
— Извольте, если я скажу вам, кто этот человек, вы согласитесь?
— Никогда!
— Доченька, — услышала Катя за спиной, — соглашайся, а?
Катя резко выкрикнула:
— Что, теперь в отца мне нужно поверить. Да? Теперь он придёт терзать мою душу, как затерзала её ты?
Катерина ударила кулаком по столу.
— Вон! Все вон! Никто мне не нужен! Сделайте так, чтобы я вас сегодня не видела.
— Доченька, — спокойно произнесла мать, — и меня видеть сегодня не хочешь?
— И тебя! — резко выпалила Катерина. — Никогда!
Когда на следующий день Катя пришла в спокойное состояние, ей сказали, что «матери» след простыл.