«— Он прочитал сочинение мастера, — заговорил Левий Матвей, — и просит тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил его покоем. Неужели это трудно тебе сделать, дух зла?
— Мне ничего не трудно сделать, — ответил Воланд, — и тебе это хорошо известно. — Он помолчал и добавил: — А что же вы не берете его к себе, в свет?
— Он не заслужил света, он заслужил покой, — печальным голосом проговорил Левий.
— Передай, что будет сделано, — ответил Воланд и прибавил, причем глаз его вспыхнул: — И покинь меня немедленно.
— Он просит, чтобы ту, которая любила и страдала из-за него, вы взяли бы тоже, — в первый раз моляще обратился Левий к Воланду.
— Без тебя бы мы никак не догадались об этом. Уходи».
(с) М.А. Булгаков, «Мастер и Маргарита»
В этом недлинном диалоге присутствуют сразу два отклонения от православной доктрины. Во-первых, Левий Матвей выступает в роли жалкого просителя, чего быть не может в принципе, ведь апостолы Христа получили от него полную власть над злыми духами. Это Воланду пришлось бы униженно молить о пощаде и смиренно выслушивать приказания посланника Иисуса, если бы действие происходило в христианской вселенной. Кроме того, Иисус никогда не отдавал ничью душу, даже закоренелого грешника, в руки дьявола. Сама душа может выбрать уйти во владения прародителя Зла, но и в этом случае Иисус из Евангелий прилагал все усилия, чтобы спасти её.
Второе отклонение связано с всего одним, но очень важным словом: «заслужил». Получается, что спасение Мастера связано с его заслугами и этих заслуг оказалось недостаточно. Такова католическая доктрина о должных и так называемых сверхдолжных заслугах, согласно которой человек может обрести спасение, накопив при жизни заданное количество заслуг перед Господом. Тот, у кого заслуг накопится больше нужного для его личного спасения, может использовать избыток для спасения других людей. На этом принципе базировались индульгенции — святые скопили столько-то «лишних» заслуг, которые все пошли в некую «копилку», контролируемую Римскими Папами. Последние могут распоряжаться этими заслугами по своему усмотрению, в том числе продавать их, дабы облегчить муки грешников, купивших индульгенцию.
Разумеется, православные богословы принцип должных и сверхдолжных заслуг полностью отвергли. Вот что писал о нём священник Григорий Орлов, преподаватель Московской Духовной Семинарии:
«Такое ученье римской церкви об оправдании и спасении человека имеет, очевидно, внешне-юридический характер: человек зарабатывает себе спасенье, как наемник в дому Отца, а Бог дарует блаженство в качестве платы за наемнический труд. Неправильны и все отдельные положения римско-католического учения. Так, основная мысль, проникающая все это учение, будто человек выслуживает своё спасение, есть мысль ложная. На самом деле спасение человека есть дар Божий: «благодатию есте спасени чрез веру, и сие не от вас Божий дар» (Еф.2:8)».
Значит ли всё вышесказанное, что бессмертный роман Булгакова является еретическим текстом? Нет, конечно. По отношению к художественному тексту, причём любому, такой термин вообще не применим. Еретической, с церковной точки зрения, может быть вероучительная книга, но никак не развлекательная. Поэтому даже в самые суровые времена полного господства Инквизиции в Западной Европе не вносилась в Индекс запрещённых книг, к примеру, «Божественная комедия» Данте Алигьери, в которой были весьма сомнительные с точки зрения католической доктрины места. По той же причине современные католики не считают вредной для христианства рок-оперу «Иисус Христос — суперзвезда».
Крайне редко художественное произведение в точности соответствует каким-либо заранее заданным канонам. Среди популярных фильмов на христианскую тематику к таковым можно отнести разве что «Страсти Христовы» Мела Гибсона, и то только потому, что постановщик изначально поставил задачу как можно точнее и буквальнее передать на экране соответствующие места из Евангелий. Во всех остальных случаях художник (писатель, постановщик и т.д.) обычно следует за вдохновением, не обращая внимания на соответствие результата церковным канонам.
Однако у М.А. Булгакова несколько иной случай. Ведь отцом автора был профессор Киевской духовной академии, богослов и церковный историк Афанасий Булгаков. Михаил Афанасьевич отлично знал православную догматику, он никак не мог бы допустить ляпы в ней бессознательно. Нет, все «ошибки» такого рода в его романе ни в коем случае не были невольными огрехами. Даже если бы нечто подобное вкралось в рукопись, в процессе многократного редактирования текста Булгаков наверняка выявил бы такой баг. Поэтому все явные отклонения от православных канонов в «Мастере и Маргарите» были допущены сознательно. Можно даже сказать, что весь текст специально создан в том числе и для того, чтобы показать последствия подобных отклонений от христианства. К примеру, судьба профессора Берлиоза прямо связана с атеизмом, который он яростно пропагандирует.
Во время бала во славу Сатаны, Воланд произносит такие знаменательные слова: «Впрочем, ведь все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере. Да сбудется же это!» В данном случае Воланд цитирует не кого-нибудь, а Иисуса. В Евангелии от Матфея есть следующие слова: «Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам». Как обычно, бес не может не переврать слова Спасителя. Иисус имел в виду, по классической трактовке Иоанна Златоуста, что если к нему обратятся, веря в него, то обратившийся получит желаемое (в том конкретном случае — исцеление от слепоты). Воланд же говорит совсем о другом — о том, что судьба личности определится не её праведностью, мудростью, грехами и т.д. а лишь тем, во что эта самая личность верит.
Такое высказывание из уст Воланда ничуть не удивительно, ведь он, с его слов, «пожалуй, немец». Доктрина оправдания верой, независимо от личных заслуг и добродетелей, была сформулирована немецким богословом Мартином Лютером, основателем учения своего имени — в опровержение католического понимания спасения посредством накопления заслуг. Понятно, что эта доктрина весьма сомнительна как с католической, так и с православной (поскольку игнорирует милосердие Божье) точек зрения. Воланд, к тому же, и её перевирает, ведь у Лютера речь вовсе не шла о том, что человек после смерти окажется в той реальности, в которую верил при жизни. А у Воланда атеисты, по его словам, получают «небытие», в которое они верили, чего не может быть с точки зрения любой из христианских конфессий.
Но только ли атеисты в романе получили то, во что верят? Ведь и Мастер, верящий в своего Иешуа и его историю, включая собственный образ Левия Матвея, в итоге получает заступничество от последних, а вовсе не от евангельского Иисуса с его апостолами (что образ Иешуа у Мастера сильно отличается от евангельских, Булгаков не мог не понимать). Маргарита, поверившая во всесилие Воланда, получает место в его владениях, а не в «свете» (чем бы тот «свет» ни был, ведь Мастер данный термин не раскрывает, но раз у него Иешуа не таков, как Христос, то и «свет» может не быть христианским раем). А не верящие в мистику советские власти получают доступное их пониманию объяснение о шайке ловких гипнотизёров.
Булгаков в своём романе демонстрирует читателям мир, в котором реализован философский принцип, согласно которому каждый получает согласно своей вере. Вроде бы и справедливо выходит (во всяком случае, злодеи получили по заслугам), но вместе с тем, в нём нет подлинного милосердия. Мастер со своей возлюбленной не обрели места в «свете». Понтий Пилат, виновный только лишь в трусости, получил долгие два тысячелетия нравственных мучений в одиночестве. Неудачно пошутивший при жизни рыцарь обречён после смерти много веков сопровождать Воланда. Не говоря уже о Фриде, полный аналог которой, Маргарита, убившая своего ребёнка от Фауста, в трагедии Гёте получает от Бога вердикт: «Спасена». А вот в мире романа «Мастер и Маргарита» несчастная девушка, совершившая точно такое же преступление, обречена остаться в аду. Разве что, платок ей приносить перестали.
