Люба налила теплого взвара себе в стакан и выпила махом почти все. Нравился ей этот напиток, вкусный, и после него пить не хочется. В кухню заглянула Верочка.
— Мама, — сказала малышка и протянула ручки.
— Ты же мое сокровище, — поцеловала Люба дочку. — Как ты тут без меня? Есть, наверно, хочешь. С этими кошмариками я про всё забыла. Утром только тебя кормила.
— Я ей тюрю на молоке развел, в марлечку завернул и дал пососать, — рядом появился Афоня.
— Тюрю? — с удивлением спросила Люба.
— Это хлеб в молоке размачиваешь и вот эту жижу в марлю и дитенку беззубому даешь. Хотя она у тебя вполне уже зубастая, — потер он руку. — Укусила меня мелкая.
— Ей коровье молоко нельзя, живот болеть будет.
— А я не коровье брал, а козье. В холодильнике стоит, еще осталось. Я его на печке погрел, чтобы теплое было. Забыла сегодня за козой сходить, — выговаривал ей домовой. — Кстати, слышишь, корова орет? Ее покормить и подоить надо бы. Баба Надя сегодня уж дома не появится. Если не подоить, то корова заболеет, и потом молоко у нее перегорит и больше его не будет.
— Как же ее подоить? Я же не умею. Я даже не знаю, как к ней подойти. А вдруг она меня забодает? - с удивлением спросила Люба, - Да и дядя Леша сказал, чтобы я никуда не выходила и дверь никому не открывала.
— А чего там такого приключилось, что тебе нельзя выходить? насупился Афоня.
— А то ты бабу Надю не слышал? Макаровна померла и стала упы-рем, зарезала бабушку Наталью. Макаровна так и бродит по деревне. Кто ее знает, вдруг она прячется в нашем сарае? - с испугом проговорила Люба.
— Если бы она там пряталась, то корова бы уже не орала. Пока костер горит, никто во двор не войдет. Так что бери ведро и беги на скотный двор, — сказал Афоня.
- Я доить не умею, - с тоской в голосе ответила Люба.
- Попроси тебе помочь дворового или овинника. Только хлеба возьми с солью. Они такое любят. Может, и помогут тебе.
- Еще и овинник с дворовым? Это же с ума сойти можно.
- Ты тут глаза не закатывай и с ума не сходи, и так толка от тебя нет никакого. Иди, пока время есть, а то потом костер потухнет, и совсем худо будет. Коровушку надо беречь, она у нас кормилица.
Домовой притащил Любе цинковое ведро и сунул в руки.
- Одежу только другую надень, а то эта вся провоняет. Там в сенях у бабульки висят всякие телогрейки да тулупы. Лучше надевать что полегче, - посоветовал Афоня.
Люба взяла ломоть хлеба, посыпала его солью, сунула его в карман теплой старой куртки, прихватила ведро и вышла во двор. Посреди него полыхал костер. Он уже не был таким высоким, как тогда, когда они пришли с Лешим, но еще пламя освещало довольно большое расстояние. Любе было страшно. Она боялась Макаровну, дворового, овинника, корову и окружающую темноту.
- Вот мне не сиделось в городе, - тихо шептала себе под нос, - зато выспалась. Там всё было понятно, а тут не деревня, а какой-то фильм ужасов. Притом я в нем не играю роль, а живу.
Она шла на крик коровы. Кто-то включил лампочку, и стало видно, куда идти. Видно, Афоня о ней позаботился. Люба нащупала выключатель и зажгла свет в коровнике. На нее смотрела с испугом корова и жалобно мычала.
- Я сама тебя боюсь, - тихо сказала Люба, - я вас только на картинках видела. Не знала, что вы такие большие.
Она поставила на землю ведро и стала крутить головой в разные стороны.
- Дворовый, овинник, помогите мне, - позвала она, - я вам вкусного хлебушка принесла.
Люба вытащила из кармана горбушку и положила на тюк сена. Однако никого не было.
- Что же делать-то? - тихо спросила она.
Откуда-то выкатилась маленькая горбатая корявая старушка в цветастом платке, теплых штанах и телогрейке, схватила кусок хлеба и целиком запихала себе в пасть.
- Корову ить, покормить надоть, - пробасила старушка, - Вила бери и таши сена та. Швыряй к корове ить.
Люба так и сделала, накидала корове немного сена. Та с благодарностью начала его жевать.
- Пока исть, мой вымя и начинай доить.
- Мыть вымя? - с удивлением спросила Люба.
- Так ить не помоешь, молоко вонять будет, а потом и закиснет.
- А чем мыть?
- Водой ить. Тряпку намочи и вытри все, - басила старушка, - Вот ведь тетеха городская.
Пришло Любе возвращаться домой. Она по дороге захватила полено и кинула его в костер. Только почему-то оно не загорелось, но ее это не особо волновало.
Афоня играл с Верой в ладушки. Судя по смеху ребенку это очень нравилось.
- Афанасий, - позвала его Люба.
Он тут же появился около нее.
- Где молоко? Смотри, злыдни придут и все молоко высосут.
- Хватит меня пугать, я и так напугана. Чем вымя у коровы помыть можно? - спросила Люба.
- Так вон ведро стоит и тряпочки постиранные висят. Ты только сильно горячую воду налей, а то пока дойдешь она остынет. Вот тетеха городская, - покачал он головой.
Люба нашла еще одно ведро, набрала в него горячей воды и вооружившись тряпками потопала обратно. В сарае на небольшом чурбачке сидела старушка, выщипывала семечки из большого подсолнуха и болтала ногами в калошах.
- И у вас калоши? - удивленно спросила Люба.
- Так енто сарай же, как тут без калош ходить, ить. А ты тетеха, сапожки парадные напялила? Вот умора. Как же ты их отмывать потом будешь, ить? - захихикала она, - Корове еще исть дай, она все слопала.
Люба немного накидала сена, поставила лавку и выставилась на вымя.
- Чего ты на него пялишься ить, сейчас дырку в нем просмотришь, мой давай, - скомандовала старушка.
- Я боюсь.
- Тогда дои не мытое.
- Я боюсь, - замотала головой Люба.
- Ты давеча у Мельниковской дочки роды принимала, а тут заладила боюсь, да боюсь, - хмыкнула старая.
- Откуда вы знаете?
- Так мы же не в лесу живем, общаемся между своими, да и не своими тоже. Ну ить, давай. Зорька у нас хорошая корова, добрая. Вот у Сычихи корова дурная, да и сама хозяйка не лучше ить, - хихикнула старушка.
Люба намочила тряпку и стала обмывать вымя.
- Чего ты ее наглаживаешь, ить, ить, и готово. Сейчас у тебя костер сгорит и побежишь с молоком, как оглашенная.
- Я ей больно боюсь сделать.
- Она скажет тебе, когда больно будет. Знаешь, как они лягаются, ить? - засмеялась старая.
Люба сцепила зубы, быстро обмыла вымя, поставила под корову ведро и опять стала смотреть на вытянутые соски.
— Уйди, тетеха городская, ить, — прогнала ее старушка. — Там костер уже догорает.
— Я туда полено бросила.
— Ты бы еще туда целое дерево запихала, ить. Полено надо было разрубить на чурочки, тогда оно горит нормально.
Старушка принялась ловко дергать за коровье вымя, периодически направляя себе в рот струю молока. Люба на такое ничего ей не говорила, а только стояла и смотрела, как та доит.
— Ить, надо бы сарай почистить, — сказала старушка.
— Я не знаю как. Вас как зовут?
— Я Аглая.
— А вы овинник или дворовой?
— Я скотница. За скотом и птицей слежу. Ладно, не чисти сарай, завтра мне еще хлеба принесешь, ить.
— Хорошо, — согласилась Люба.
— Токма не обмани, ить.
— Не обману, — пообещала Люба.
— Приходи еще, ты мне нравишься, ить, хоть и тетеха городская. Хоть побалакаем с тобой, а то бабка Надя совсем со мной разговаривать перестала, ить. Ты пока воду-то вылей из ведра, - велела Аглая.
Люба вылила воду куда-то в сугроб и вернулась в сарай. Аглаи уже не было, а около входа стояло почти полное ведро с молоком. Она подхватила его и потопала в дом. Костер пока еще горел, но уже ослаб и столько света и жара не давал. Она прибавила шагу. Ей почудилось, что где-то в углу двора заскрипел снег и кто-то заворчал. Рванула со всех ног, влетела в избу и захлопнула за собой дверь на засов.
— Чего шумишь? Дитенка разбудишь. Молоко вон расплескала, — проворчал Афоня.
— Там кто-то во дворе ворчал и снегом шуршал. Куда молоко девать?
— Просепарируй.
— Я не умею.
Она осмотрела сени.
— Тут оставлю, здесь холодно, не прокиснет, а утром бабушка придет, разберется, - сказала Люба.
— Крышкой только прикрой, чтобы всякого не насыпалось, и меня угости кружечкой парного молока, — сказал домовой и исчез.
Она так и сделала, как Афоня ей посоветовал, нашла крышку и закрыла ведро с молоком. Стащила с себя одежду и прошла в дом. В животе что-то булькнуло, а под ложечкой засосало. Вспомнила, что не ела сегодня с самого утра. Нашла на кухне пустую литровую банку, вернулась в сени, зачерпнула молока. На кухне налила себе в кружку и позвала Афоню. Он тут же появился.
— Верочка спит? — спросила она его.
— Спит, умаялась. Ох и тяжелая она у тебя, еле в кроватку затащил.
— Кружку подставляй, — сказала она.
Он поставил на стол небольшую чашку в красный горох. Люба налила ему молока.
— Ты через марлю не процеживала что ли? — заглянул Афоня в чашку.
— Нет, — мотнула она головой.
— Надо было процедить, чтобы всякое не попадалось.
— А я глаза закрыла, и мне ничего не видно.
— Вот чухоня, — поморщился домовой, вылавливая ворсинку из молока.
Люба достала хлеб, отрезала по большому куску, один отдала домовому, а другой взяла себе.
— Как я устала, — вздохнула она.
— Как там Аглая поживает? — спросил домовой.
— Да вроде ничего так, бойкая старушка.
— Ничего про меня не говорила? — поинтересовался он.
— Нет. Про Сычиху какую-то говорила. А Макаровна нашу корову не сожрет? - обеспокоенно спросила Люба.
— Не знаю. Аглая маленькая, не справится с ней.
— Жалко будет корову. Может, какие-то обережные знаки, амулеты или травы есть от таких монстров?
— Может, и есть, это бабу Надю надо спрашивать. Я в этом не разбираюсь, - вздохнул домовой, макая корочку хлеба в молоко.
— Ладно, поем, позвоню ей, — решила Люба.
Она поужинала и отправилась в спальню проведать маленькую Верочку. Дочка спала поперек кроватки и посасывала край одеяла. Люба нашла пустышку, вытащила из дочкиного рта одеяльце и сунула ей в рот соску. Затем прилегла на кровать.
- Сейчас полежу немного, а потом позвоню бабе Наде, - подумала она и провалилась в дрему.
Автор Потапова Евгения