Начало истории здесь:
Следующий год жизни иначе как смутой не назовешь. Я была эдаким ёжиком в тумане. Куда бежать, куда податься. При этом действовала в диком стрессе, на автомате.
Из самых популярных методов коррекции аутизма в то время были бгбк диета (исключение из рациона белков глютена и казеина) и биомедкоррекция (биодобавки для восполнения дефицитов и проч.), а также занятия с дефектологами, логопедами, психологами.
Мы сдавали анализы у генетиков на обменные нарушения, аллергию. А у неврологов ЭЭГ, МРТ, узи сосудов шеи и головы и т. д.
Мнения специалистов на необходимость тех или иных анализов диаметрально расходилось. Один врач, осмотрев ребёнка, сказал, что нужно срочно делать МРТ, у ребёнка внутричерепное давление. А другой - сразу предупредил что не видит смысла в этом, так как нет ярких клинических признаков каких-либо значимых проблем с мозговыми структурами. «А если б у Матвея было ВЧД мы бы с вами тут не разговаривали, он был бы в реанимации». Приходилось брать ответственность на себя и выбирать к кому прислушаться. Не всегда этот выбор был верным. Мы «тыкали пальцем в небо, пытаясь угадать верную точку»
Записались на занятия к дефектологу, логопеду, на сенсомоторную коррекцию.
Матвей посещал детский сад. Я продолжала работать инженером на заводе, но все мои мысли были о сыне. Тогда еще я полностью перекладывала ответственность за обучение на специалистов-педагогов. Я просто мама. Что еще я могу сделать. Ну аппликации лепить, рисовать, гулять, любить…
Изучала теорию биомедицинской коррекции. Истории других детей.
Вступила в местное интернет-сообщество особых родителей. Со многими до сих пор дружим, общаемся. Тогда меня очень поддерживала эта общность, я поняла, что таких детей, как мой сын, стало очень много. Как я раньше о них не слышала? Жила своей обычной жизнью, параллельной.
Однажды, когда я ждала сына с занятий – разговорилась с одной мамой. Она посоветовала «очень хорошего клинического психолога, у которой был большой опыт работы с аутичными детьми». Назвала ее фамилию. «Уж если кто и может помочь, то только она»
Я долго искала этого специалиста. Оказалось, она не принимает больше нигде. Ушла в научную деятельность и читает лекции в университете. Но я написала ей на электронный адрес и, о чудо, оказалось она живёт в соседнем доме. Вот это совпадение! Точно знак! Я уговорила её позаниматься с сыном на дому. И снова зародилась надежда.
Психолог сказала мне следующее: «Я смогу помочь только в том случае, если аутизм у ребёнка вызван психотравмой.» Также она обнадёжила что шансы у Матвея на коррекцию проблем с развитием прекрасные, мы пришли вовремя. Ребёнок высокофункциональный, лёгкий то бишь. Начали заниматься. Забегая вперёд, скажу – она не помогла. Ничем. Через 1,5 года просто позвала меня и сказала, что не знает, что делать с Матвеем и не сможет помочь. Кстати, я ценю такую честность, какой бы жестокой она не была.
К слову скажу, что сценарий развития событий, когда специалист сначала «особых проблем не видит», а потом честно признается, что не может помочь и не знает, что делать - повторился ещё много раз.
Да, Матвей знал очень много для ребёнка с аутизмом в 3 года. НО он не запоминал и не осваивал НИЧЕГО НОВОГО. Либо осваивал так медленно (и забывал очень быстро), что у специалистов наступало выгорание и опускались руки. А уж сколько раз они опускались у меня – не счесть. Но куда мне было деваться с подводной лодки?)
Продолжение: