Ко времени первого крестового похода Византия и войска крестоносцев при всей сложности их взаимоотношений можно рассматривать скорее как союзников. Как минимум нейтралитету способствовал и определённый баланс сил. Мечтали ли крестоносцы о богатствах Византии или нет, не может быть достоверно известно, но в любом случае они понимали, что завладеть ими будет непросто.
С другой стороны, и византийцы понимали, что как бы им не было неприятно присутствие чужаков на их территории, вряд ли удастся заставить их силой отказаться от своих планов.
Спустя столетие многое в регионе изменилось. Крестоносцам не удалось добиться уверенной победы над мусульманами, их государства в Палестине всё время балансировали на грани выживания, кроме того вели борьбу не только с неверными, но и друг с другом. При этом в Европе сохранилось немалое количество желающих разбогатеть в далёких краях, но не обязательно в борьбе за христианские идеалы.
Византия же всё более слабела, под влиянием как внешнего натиска со стороны соседей, так и постоянных внутренних неурядиц, переворотов и борьбы за власть. Отношения византийцев с государствами крестоносцев всё это время также были далеки от дружеских. Византийские императоры не упускали возможности напомнить, что владеть территорией Палестины крестоносцы могут только как вассалы Константинополя.
Не стоит упускать из виду, что спустя век ещё больше углубились разногласия между православной и католической церквями, которые рассматривали друг друга в полном смысле этого слова, как еретиков.
Всё эти факторы в конечном итоге и привели к печально известному четвёртому крестовому походу в 1204 году, в результате которого главный удар крестоносцев оказался направлен именно на Константинополь.
Разумеется эти события актуализировали значимость Запада для Византии, что нашло отражение в разного рода источниках. Наиболее значимым произведением, по которому мы можем судить об отношении византийцев к данным событиям, является "История" Никиты Хониата, который был непосредственным очевидцем нового крестового похода.
Разумеется, то, чему стал свидетелем Хониат, то что сам он чудом избежал гибели, не могло не сказаться на его отношении к западным войскам. Можно без особой натяжки предположить, что такое отношение было характерным и для большинства византийцев.
Негативное отношение проявляется в лексике автора уже при описании обстоятельств предшествовавших началу похода. Никита рассказывает о том, как сын свергнутого Исаака Ангела Алексей отправляется за помощью в далёкую Венецию. Собравшееся там крестоносное войско автор именует не иначе как разбойничьей шайкой. Нет у Хониата никаких сомнений в настоящих мотивах действий крестоносцев, говоря об этом он также не стесняется в выражениях.
"Само собою разумеется, что они с величайшею охотою весьма скоро приняли его на флот, рассчитывая таким образом не только прикрыть благонамеренностью свое разбойническое предприятие против римлян и дать ему благовидную наружность, но и вполне удовлетворить свою алчность и свое корыстолюбие несметными грудами денег".
Впрочем, надо признать, что Хониат постарался по мере возможности сохранить объективность. Он приводит примеры как мужественного, так и бесчестного поведения, как с той, так и с другой стороны. В своей "Истории" он признаёт, что все византийцы испытывали ненависть к западным рыцарям ещё задолго до падения Константинополя. Хониат описывает, как они всячески пытались обмануть их при торговле, расплачиваясь фальшивой монетой, а некоторые доходили до того, что подсыпали в муку известь.
Хониат предостерегал соотечественников от бездумной ненависти ко всем латинянам вообще. По его мнению, ответственность за преступления должны были понести отдельные люди. Никита не стесняется признаться, что западные рыцари превосходят византийцев в воинской доблести.
Довольно любопытно, что Хониат не делал акцента на религиозных противоречиях между подданными империи и Западом. По его мнению, причины конфликта лежали в экономической сфере.
Когда дело доходит непосредственно до захвата византийской столицы и описаний жестокостей крестоносцев, выдержка изменяет Хониату. Он не сдерживает своих эмоций, рассказывая о творящихся в Константинополе бесчинствах.
"Итак, прекрасный город Константина, предмет всеобщих похвал и повсюдных разговоров, был истреблен огнем, унижен, разграблен и лишен всего имущества, как общественного, так принадлежавшего частным лицам и посвященного Богу, бродяжническими западными племенами, большею частию мелкими и безвестными".
Впрочем, основную долю ответственности Хониат возлагает всё-таки на самих византийцев, вернее на тех, кто тогда находился во главе государства. Если бы не их непродуманная политика и жажда власти, то ничего бы чрезвычайного с Константинополем не произошло.
Константинополь оказался под властью выходцев с Запада вплоть до 1261 года. Была создана Латинская империя, которой подчинились многие земли балканского полуострова. На тех территориях, которые не попали под власть захватчиков также возникает несколько государств. Это Трапезундская империя, Эпир и Никейская империя.
Именно последнее государство и стало основным наследником Византии, ведя постоянную борьбу за возвращение Константинополя. При этом никейские императоры старались добиться того, чтобы их конфликт с Латинской империей не рассматривался именно в контексте противостояния Запада и Востока, православия и католицизма. Именно в этот период становится актуальным вопрос о церковной унии, который позволил бы лишить засевших в Константинополе крестоносцев идеологических оснований для господства над городом.
Император Михаил Палеолог одновременно вёл активную военную политику по отношению к западным феодалам на Балканах и пытался наладить контакты с папством, допуская весьма серьёзные изменения в православном богослужении, вплоть до внесения изменений в Символ веры по католическому образцу.
Конечно, всё это привело к оживлению дискуссии внутри византийского общества о сущности западной цивилизации и возможности соединения с ней, причём вопрос рассматривался преимущественно в религиозной плоскости.
И здесь очень важным источником для нас будет являться "История" Георгия Пахимера. В его сочинении можно найти множество исторических подробностей о ходе внутренней и внешней политики, но всё же главным вопросом остаётся именно вопрос об отношении к "латинству". Воспринимать ли его в качестве ереси или вполне возможного варианта единой христианской религии.
Пахимер оказался на стороне убеждённых противников унии, причём для этого ему пришлось выступить против взглядов другого известного придворного историка и чиновника Георгия Акрополита, да и самого императора.
Для Пахимера возвращение Константинополя, которое удалось совершить не прибегая к ожесточённому сражению, является доказательством правоты православной веры, её превосходства над католицизмом. Латиняне же изображаются как люди крайне жестокие, несдержанные, готовые на любое злодеяние. Вот как описывает Пахимер их реакцию на отправленных Михаилом послов к Папе.
"Эти люди, и без того жестокие, а после потери города пришедшие еще в большее бешенство, обвинив их в сознательном предательстве, взяли Никифорица и, в наказание обвиненному, равно как и в бесчестье пославшему виновника, сняли с него живого кожу от ног до головы".
Продолжение и развитие религиозно-исторической концепции Пахимера можно обнаружить в многотомном сочинении Никифора Григоры, который в основном описывает подробно события уже XIV столетия, когда Византия ослабела ещё больше и возникла вполне отчётливая перспектива завоевания Константинополя, только на этот раз уже турками.
Будучи полностью уверен в превосходстве православия над католицизмом, это превосходство он переносил и на государственную сферу. Византия не просто одно из множества государств, а непосредственная наследница Римской империи, которая, исходя из этого, может претендовать на более высокий статус в среде других стран.
Соответственно все остальные народы, которые не входили в состав империи или отделились от неё, заслуживают лишь пренебрежения. Все "не римляне" для него являются варварами, несмотря на все их экономические, политические и культурные успехи.
Благородству ромеев Григора противопоставляет коварство и лживость всех остальных народов, не в последнюю очередь именно западноевропейцев, которые только и мечтают о том, как навредить Византии.
Упрёки не так уж и сильно изменились со времён Анны Комниной. Это недисциплинированность, из-за которой они часто терпят поражения на поле боя. Впрочем, византийцы в эту эпоху также не могли похвастаться военными успехами.
К новым упрёкам можно отнести указание на спесь латинян, которые не стремятся заключать с византийцами династические браки. Впрочем и у этого факта есть более рациональное объяснение. Византия стала слишком слаба, чтобы её представители высоко котировались на брачном рынке.
Григора уже не рассматривает Запад, как единое целое. Он выделяет некоторые народы, которые в наибольшей степени опасны для Византии. В эту категорию попали, например, генуэзцы из-за того, что их влияние на византийскую экономику привело к сильной зависимости от западных товаров. Григору можно отнести к сторонникам автаркии, он полагал, что государство должно само обеспечивать все свои потребности.
Впрочем, Григора достаточно объективно оценивал экономический и военный потенциал тогдашней Византии. Он не высказывался в пользу активной завоевательной политики, а считал нужным стремиться именно к заключению союзов путём династических браков.
Единственный народ, с которым невозможно договориться, это турки. Против них вполне возможно воспользоваться помощью других христианских народов, даже если они и являются варварами.
Таким образом, можно говорить, что образ Запада в восприятии византийцев оставался образом "чужого", с которым можно вступать в определённые контакты, но при этом учитывать возможность негативного развития событий.
