Есть вещи вечные. Вороны Тауэра, египетские пирамиды, одна недомытая чашка в раковине. Это такие незыблемые, такие фундаментальные, такие сакральные атрибуты цивилизации, что с ними порой связывают разные апокалиптические приметы. Вот стоит воронам улететь, пирамидам рухнуть, а мне набраться воли и домыть эту последнюю чашку, то Земля на небесную ось налетит, не меньше. Но и тогда мир все равно на чем-то будет держаться. Обязательно будет. Не смогу наверняка назвать все наши последние оплоты, но в их списке точно будет литр лака для волос и некоторое количество шпилек. Именно они будут призваны и в последние дни удерживать в гордой и вечной непоколебимости мощные начесы, сформированные в самую великую и стойкую из причесок – бабетту!
Не знаю, какая неведомая сила десятилетиями заставляет женщин, единожды соорудив на голове этот йагупоп, уже никогда ему не изменять. Видимо, через этот мощный начес, как утверждают некоторые эзотерики, можно получить какую-то космическую информацию. Сделала начес, залила лаком, планируя просто покрасоваться в зеркало, а тут – хоба! – импульсы пошли, новая информация. И все, теперь ходи только так. Ты теперь носительница последнего оплота. От первого начеса до полного облысения, как говорится. Впрочем, к счастью, от аллопатии наши женщины страдают редко. Так что оплоту – быть. Вечно!
Да, думаю, это работает именно так. Так как я, например, знаю как минимум с десяток женщин, которые никогда бабетте не изменяли. Шли года, десятилетия, менялись модные тенденции и стили, а бабетты все так же бодро возвышались на их головах.
Сознайтесь, у вас же тоже есть такие знакомые?
Немного истории
Говорят, что моду на бабетту ввела Бриджит Бордо в далеком 1959 году, когда на экраны вышел фильм «Бабетта уходит на войну». Это французский комедийный фильм, главная героиня которого, милая, наивная, но решительная, из провинциального борделя вдруг попадает… в британскую разведку.
Советская пресса фильм критиковала, но зрителям он полюбился настолько, что его даже номинировали на главный приз первого Московского международного кинофестиваля. И, да, на головах модниц все чаще стал появляться знаменитый начет «под Бордо» или, еще проще – бабетта. В честь главной героини фильма.
А прическа у Бордо и правда была прекрасной! Тот вариант, когда внешняя небрежность создает продуманный и элегантный образ: слегка растрепанная челка, парочка как будто случайно выбившихся локонов и пышный пучок на макушке.
А потом бабетту стали вертеть на разные лады – и на макушке, и на затылке, и «чем выше – тем лучше», и на банке, и с валиком, и с бубликом. С хвостом или косами, с челкой или без. И даже двухъярусная бебетта.
Бабетта с валиком. Завуч Ирина Аароновна
Для объема под начес подкладывают специальный синтетический валик. Прическа получается высокая и долго держит форму. Но возможен и один неприятный минус – если цвет валика неидеально соответствует цвету волос, к концу дня он может стать заметен.
О секрете громадной шишки на голове нашего завуча Ирины Аароновны я как-то первое время не раздумывала. Особенно в ту пору, когда еще смотрела на нее сильно снизу вверх. И мне наша завуч, вместе с ее пышной шишкой, мерещилась высокой, строгой, упрямой и просто зловредной. Потом уже или я выше стала и смогла внимательнее оценить пышный учительский вавилон, или волосы у Ирины Аароновны стали редеть, но классу к восьмому по степени растрепанности начеса у завуча я безошибочно научилась определять, сколько там осталось до заветного последнего звонка. Когда с ржанием и топотом всего моего растущего организма можно будет наконец сбежать прочь из нашего вертепа знаний.
Плотный, тугой и ровненький вавилон украшал голову завуча только перед первым звонком на уроки. К третьему из него, как грустная солома, начинали отпадать отдельные волоски, а к пятому в темных волосах уже красовались бреши с серым войлочным валиком. В тяжелые дни, когда завучу доводилось распекать слишком много хулиганов-двоечников, негодующий валик оголялся почти весь, в другие, более тихие дни он кокетливо выглядывал только с затылка. А особо прекрасен он был в праздничные дни, когда пару ему составляла золоченая шпилька с бабочкой, которая все время норовила присесть на этот самый валик, как на цветочек на весенней клумбе. Одноклассники все время спорили, к какому уроку бабочка все же долетит до пункта назначения – к пятому или шестому?
Были у нас и другие споры. Например, стирается ли этот серый валик или, вместе с Ириной Аароновной, копит учительскую мудрость в течение всех лет ее тяжелой школьной службы? Меняется ли валик во время летних каникул на своего более свежего собрата или это какой-то особый, дефицитный валик, который нигде больше не производится? Но самое главное – как выглядит голова завуча, лишенная этого валика?
Прошли годы. Много-много лет. Настолько много, что я даже успела обвыкнуться с отсутствием священного ужаса при мысли о кабинете директора, словосочетании «оценка за четверть» и тяготах ношения пакета со сменкой.
И тут, в очереди в супермаркете, выкладывая на ленту транспортира свои йогурты и шоколадки, я прямо перед носом увидела его. Моего мучителя всех моих школьных одиннадцати лет. Все такой же серый, все так же скованный двумя шпильками, только в обрамлении уже не черных, а сине-серых волос, как бывает у совсем седых женщин, продолжающих краситься в брюнетку.
– Шестой урок! – почти механически сообщила я этому серому валику, а он вдруг вздрогнул, покачался и явил мне строгое и очень важное лицо Ирины Аароновны.
– Что-что?! – сурово переспросила она у меня.
А я, с трудом подавляя в себе желание бросить покупки и в панике бежать долой, изобразила на лице творческую растерянность и занялась изучением полок со жвачками и шоколадками. И – да, последующие два дня я еще немного переживала, а вдруг моих родителей опять вызовут в школу? Или годы не пощадили ни меня, ни память строгого завуча?
И, на всякий случай, с валиками в волосах я пообещала себе больше не общаться.
Бабетта с бубликом. Беременность Снежаны
Такая прическа формируется с помощью специального парикмахерского бублика. Очень удобное изобретение, благодаря которому можно сделать аккуратную прическу даже самостоятельно, а смотреться она будет не просто привлекательно, но и придаст ощущение дополнительного объема на голове.
Вот так лет десять назад довелось мне работать в одном чисто женском коллективе. Вопреки бытующему мнению, коллектив был приятным и дружным, без элементов серпентария и шпионских романов. А пожилая начальница, на правах не просто главной, но еще и банально старшей, любила демонстрировать свое отеческое участие не только в наших трудовых подвигах, но и в личных делах: активно справляясь о здоровье родных, переживала по поводу дел амурных. Так одной нашей коллеге, тридцатипятилетней Снежане, которая уже лет десять была в разводе, она однажды даже пообещала премию выписать, если та наконец-то сможет устроить личную жизнь. И даже всячески этому способствовала – отправляла ее в командировки, где «с молодой и незамужней» всякое может приключиться, давала билеты в театр. Ну, вдруг ее там купидон настигнет?
Снежана, впрочем, надежды начальницы не оправдывала. Типичный синий чулок – вся в работе, на голове вечная «дулька» из скрученных бубликом волос, и наряды, никак не балующие взора ищущих мужчин – все какие-то серенькие чехлы. И сверху, и снизу, и на любой сезон. И походы в театр, хоть и выдавались ей, с загадочным подмигиванием, сразу два билета, она совершала в компании подруги или кого-то из коллег.
Переживания о судьбе Снежаны оказались как-то заразительны, и многие ринулись давать ужасающие по своей бестактности советы, скидывать ссылки на сайты знакомств и, после каждой командировки, похода в театр и просто после выходных и праздников, задавать вопросы, полные трепета и надежд:
– Ну, что?
Снежана стояла, как стена. Ничего ее не брало. Даже рекомендации сходить к бабке и подарочный купон на фотосессию, результаты которой можно было бы гордо разместить где-то в соцсетях для завлечения потенциального жениха. Ничего! Уже весь коллектив был изведен бессонницей с продумыванием планов охмурения и завлечения, а она, как и раньше – сидит тихо в углу со своей тугой «дулькой» на голове, кутается в серую бесформенную кофту, жует булку с маком и делает вид, что рождена для карьеры, а не для личного счастья.
Начальница разбушевалась и выперла Снежану в отпуск, даже пробив ей скидку в какой-то санаторий у моря. А после отпуска – сразу в командировку в город, где в те дни шел футбольный чемпионат. Ну, чем не шанс? И, да, даже билеты на футбол ей купила.
Мы ждали с волнением. Даже бухгалтерша, не любившая весь этот треп о женской доле, вдруг завздыхала и сообщила:
– А у меня хорошее предчувствие! Я думаю, вернется наша девочка влюбленной!
И все закивали, тоже завздыхали и даже немного помечтали, каждый о своем.
После командировки Снежана пришла на работу с нетипичным для нее опозданием. И… Что-то в ней было другим. В своем углу, в своей серой кофте она уже не казалась такой серой мышкой, а выглядела грустной романтичной нимфой, которую злая судьба загнала в душный офис за старый, гудящий компьютер.
Все переглядывались, перемигивались и ничего не понимали. Но спросить прямо было как-то неудобно. Только бухгалтерша, которая поглядывала на остальных с видом «а что я вам говорила?!», решилась робко уточнить:
– Снежа, ты сегодня просто светишься… Ничего не случилось?
Та только отмахнулась.
Бабский консилиум срочно созвал общий сбор в коридоре возле туалета. Прибежала и начальница:
– Что, пора нашей девочке премию выписывать?
– Ой, что-то я за нее прямо переживаю… Она просто в лице изменилась, вся такая нежная, женственная стала.
– Беременна?! – вдруг догадался кто-то. – Вот вам и отпуск в санатории!
И все заохали, закудахтали и забили крыльями.
– Если беременна, я ей две премии выпишу! – пообещала начальница и ринулась обратно в кабинет.
Снежана сидела, уткнувшись в монитор, и на нас внимание не обращала. Все тихо расселись по своим местам и навострили уши, а начальница, тихонько подойдя к столу Снежаны, робко спросила:
– Ну, как?
– Да нормально все… Сегодня сдам.
– Что сдам?
– Ну, работу…
– Ой, да я не о том… Ты мне скажи, ты это… Ты беременна?
Снежана вспыхнула, вскочила со своего места и, метая молнии поверх наших голов, запищала:
– Ну, что вы пристали? Светится… Беременная! Я просто волосы не зачесала, распущенные они у меня. На автобусе ехала домой, на трассе колесо пробили, задержались, я и не успела бабетту сделать!
Стало тихо. Только бухгалтерша, выглянув из-за своего монитора, так громко шлепнула себя ладонью по лбу, что по офису прокатилось эхо:
– Точно… Она же это… С «дулькой» ходит все время!
И от Снежаны мы с той поры отстали. Тем более в тот год у бухгалтерши сын в институт поступал и нам было о ком поговорить и поволноваться.
А Снежана и сама замуж вышла. Через месяц. За одного футболиста.
(Продолжение следует)
