Последние годы я живу в старинном доме в четыре этажа, где в квартирах высокие потолки, большие кухни, многочисленные кладовые. Такие дома называются у специалистов по недвижимости полногабаритными. Меня всегда занимало это слово, очень хотелось понять, что оно обозначает – полногабаритные. Получается, что есть квартиры и дома малогабаритные или совсем не габаритные. Так никто мне и не объяснил этого. Окна нашей квартиры выходят на старинную городскую аллею. Когда-то, давным-давно, ещё в годы советской власти, она называлась Аллея Героев. Между скамейками размещались специальные столбы с портретами героев гражданской и отечественной войн, живших в нашем городе. На аллее часто проводили субботники, красили скамейки, заменяли урны, приводили в порядок портреты. В 90-е годы прошлого века всё это прекратилось. Портреты героев пришли в негодность и их просто убрали, газоны заросли травой, скамейки облупились, многие урны пришли в негодность. Аллея Героев превратилась в памятник бесхозяйственности и безвременья. Некогда любимое место отдыха многих горожан пришло в запустение. И только многочисленные клёны, посаженные много лет назад на комсомольских субботниках, не позволяли ему превратиться в заурядный пустырь. Осенью клёны одевались в разноцветный наряд, большие кучи листьев, лежащие на земле, таинственно шуршали под ногами немногочисленных прохожих. А ещё на аллее разрослись кусты сирени и черёмухи, и весной на ней стоял удивительный, дурманящий душу аромат.
Прохожих и отдыхающих на аллее стало совсем немного. Может быть, именно поэтому моё внимание привлекал очень интересный персонаж. Я называл его про себя – случайный прохожий. Высокий, слегка сутулый, в длинном старомодном плаще, с неизменной кожаной сумкой на плече, умными и вечно задумчивыми глазами. На вид ему было где-то под шестьдесят, а, может быть, меньше или больше. Трудно сказать. Он приходил на аллею в любое время года, но особенно любил бывать здесь в осеннюю пору, когда желтеют кленовые листья и начинается красивый листопад. Он медленно прохаживался по дорожке, касался ботинками опавших листьев, образовывавших большие кучи и маленькие кучки. Часами задумчиво сидел на скамейке, причём всегда на одной и той же. Когда начинался дождик, прохожий раскрывал большой чёрный зонт. Он был всегда один. Ни разу я не видел никого рядом. Так продолжалось довольно долго, несколько лет. Не знаю почему, но этот прохожий не давал мне покоя. Кто он? Почему он всё время один? Почему сидит всё время на одной и той же скамейке? О чём всё время думает или грустит, или что-то вспоминает, очень важное и дорогое для себя? Я задавал себе эти и многие другие вопросы и не находил ответа. Прохожий приходил почти всегда в одно и то же время, во второй половине дня и гулял по аллее до позднего вечера. Я, занимаясь своими делами, то и дело смотрел в окно, наблюдая за ним, загадочным случайным прохожим. Я настолько привык к нему, что однажды, когда он не появился в обычное время, даже начал волноваться. Как-то в пору золотой осени, когда аллея была буквально разукрашена разноцветными кленовыми листьями, я не вытерпел, оделся и тоже вышел на прогулку. На аллее было очень тихо, свежий прохладный осенний воздух и бодрил, и создавал особое настроение. Я очень удивился самому себе. Когда шёл к скамейке, на которой сидел прохожий, так волновался, что казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. Я подошёл, поздоровался, попросил разрешения присесть рядом. Прохожий улыбнулся и утвердительно кивнул. Мне понравилась его улыбка, понравился голос, манера говорить. Голос был слегка хрипловатый, не громкий, речь правильная, сразу выдававшая начитанного человека. «Если можно, пожалуйста, не курите, очень не люблю табачный дым», — это было единственным его пожеланием к незнакомому человеку. Не могу сказать, что его очень обрадовало моё появление, но и не смутило и не огорчило точно. Я начал с того, что живу в соседнем доме, окна квартиры выходят на аллею. Рассказал, что ещё школьником любил гулять здесь, знал наизусть фамилии и биографии всех героев, чьи портреты висели до самых девяностых. Не преминул добавить, что и первые свидания школьным подругам назначал именно здесь. Прохожий слушал с улыбкой на лице, но глаза оставались то ли грустными, то ли задумчивыми. Слово за слово, разговорились. Прохожего звали Юрий Ильич Вьюгин, отставной военный, полковник запаса. Приехал в наш небольшой город в самом конце 90-х после увольнения из армии по выслуге. Прошёл несколько горячих точек. Жена давно умерла от тяжёлой болезни, дети взрослые, в других городах, у них свои семьи, работа, друзья. Юрий Ильич жил здесь неподалёку, в небольшой двухкомнатной квартирке. Сейчас - совсем один. Ну, прямо, как у моего любимого Гарсия Маркеса «Полковнику никто не пишет». Юрий Ильич улыбнулся, действительно, похоже. Встал со скамейки, подошёл к куче осенних листьев, пошевелил её, листья зашуршали. «Вы никогда не обращали внимания на то, как шуршат осенние листья, о чём они шуршат?» - его таинственный голос притягивал собеседника, располагал, что хотелось слушать и слушать. «Знаете, когда я учился в старших классах, учитель литературы, потрясающий человек, бывший фронтовик, однажды дал нам задание, написать сочинение на тему: «О чём шуршат осенние листья?» Мы очень удивились, какие листья, ну шуршат и шуршат?! А он нам: «Прислушайтесь к шуршащим под ногами листьям, прислушайтесь к самим себе, и вы услышите много интересного». С тех пор я слушаю и слушаю их шорох. О чём они шуршат? О разном, каждый раз о разном. Этот шорох отражает мысли и чувства человека, которыми он наполнен в данную минуту.» Беседа с прохожим, а я мысленно продолжал называть его так, становилась для меня всё интереснее. Он не спеша рассказал о своём детстве, о родителях, особенно о маме, которая была необычной женщиной, с сильным характером и своими особенным взглядами на жизнь. Так, например мама с детских лет внушала сыну мысль о том, что отношения с женщиной могут быть только серьёзными, а любой сексуальный контакт должен заканчиваться ЗАГСом. Рассказал он о своей службе, о «горячих» точках, ранении, контузиях, болезни жены, за здоровье которой вёл настоящую войну и которую в итоге проиграл. В нашем городе у прохожего не было ни родственников, ни друзей. В моем сознании постепенно сложились два, казалось бы, взаимоисключающие чувства, с одной стороны, глубокое уважение к человеку, большую часть жизни отдававшему настоящему мужскому делу – защите Родины, с другой, жалость к его одиночеству и не совсем справедливому жизненному финалу. Внезапно начался дождь. Слово внезапно наверное не совсем уместно, на дворе стояла осень – время года дождливое. Сначала он был не большой, и мы с Прохожим раскрыли зонты. Но постепенно дождь усиливался и пришлось прервать столь интересную для меня беседу. Договорились встретиться на следующий день в это же время, на этом же месте. Прохожий улыбнулся на прощание и крепко пожал мою руку. Возвращаясь домой под струями усиливавшегося дождя, я прислушивался к шуршанию листьев под ногами и действительно услышал «почему?», «почему?», «почему?». Почему он так привязан к этой заброшенной аллее, почему из двух десятков скамеек выбирает всегда именно эту, что находится прямо перед моими окнами? Во всем этом была какая-то тайна, которую мне предстояло вскоре узнать.
Мы, как и договорились, встретились на следующий день вечером. Погода была сухая, в воздухе витал удивительный осенний аромат. Аллея была абсолютно пустой, только я и таинственный Прохожий, полковник, которому никто не пишет. Мы проговорили на этот раз до позднего вечера, когда небо над нашим небольшим городком усеялось многочисленными звездами. Его рассказ так поразил меня, что и сейчас, много лет спустя, я с волнением вспоминаю многие его подробности…
Юрий Ильич Вьюгин закончил воинскую службу в самом конце 90-х. Позади остались бесконечные переезды с места на место, военные городки, казармы, горячие точки, ранение, контузии. Предстояло окунуться в «мирную» жизнь, совсем другую, устроенную по другим законам и правилам. Дети уже выросли, учились в столице и были в начале собственного жизненного пути. Существовавший в ту пору порядок предполагал довольно сложную схему предоставления увольнявшимся офицерам жилья. В столице и других крупных городах – эта процедура могла затянуться на долгие годы, поэтому Юрий Ильич с женой выбрали наш небольшой городок. Здесь у них не было ни родных, ни друзей, ни просто знакомых, но зато квартиру, пусть совсем небольшую, получили быстро. И на том, как говорится, спасибо. Жена пошла работать в школу, преподавала английский, а Юрий Ильич на местный завод- начальником охраны. Завод был на грани закрытия, работал еле-еле, охрана состояла всего из двух десятков человек, в основном пенсионеров. После бурной армейской жизни, в которой в последние годы, под его началом находилось без малого полторы тысячи человек, нынешняя казалось скучной, однообразной. Утренние пробежки в парке, редкие выезды на рыбалку или в лес за грибами, вот, пожалуй, и все различия. В свободное время, которого в «мирной» жизни было в избытке, Вьюгин пристрастился к чтению. Перечитал всю отечественную и зарубежную классику, выписал множество газет и журналов.
Унынье – смертный грех, за который неизбежно следует Божья кара. Такой карой для «унывающего». Вьюгина стала болезнь, а затем смерть жены. Будучи военным человеком, командиром привыкшим мыслить и действовать стратегически, с полной отдачей, он воспринял происходящее как вызов, как нападение коварного врага. Возил жену в лучшие столичные клиники, доставал дорогие лекарства, выхаживал после тяжелой операций. Болезнь, как коварный враг, то наступала, то отступала и в конце концов победила. Жена умерла поздней осенью, когда деревья стояли совсем голые, а листья под ногами припорошил первый снежок. Когда он шел, то слышал шуршанье «вот и все», «вот и все».
Оставшись совсем один, боевой офицер Вьюгин впал в отчаяние. Рядом, за окном шла обычная жизнь. Люди спешили на работу и с работы, отводили детей в детский сад и встречали из школы, ходили в гости и принимали гостей, словом, жили. А он просто существовал. Особенно невыносимы были праздники. Знали бы вы, как тяжело одному встречать Новый год. А на восьмое марта случилось вообще невероятное. Проснувшись очень рано, Вьюгин оделся и побежал на рынок. Купил роскошный букет цветов, различные продукты, шампанское, конфеты. И только открывая дверь квартиры, вспомнил что живет абсолютно один, а женщина, которой все это предназначалось, уже давно на небесах.
Так и проходили день за днем, месяц за месяцем, год за годом. В областном центре, в двух часах езды жила одноклассница Юрия Ильича. Когда – то давно он был очень сильно влюблен в нее, но она предпочла другого. Вьюгин часто вспоминал эту девчонку, теперь уже женщину, думал о ней, писал письма, иногда получал ответы.
В минуты отчаяния, тоски и мучений от одиночества мысленно тянулся к ней, разговаривал с ее фотографией. Несколько раз они встречались. Женщина – теперь большой начальник, вся в работе. Второй раз замужем, дети, внуки. Она и рада была помочь Вьюгину, но искренне не понимала –чем.
Это был самый обычный день, вторник, одиннадцатое сентября, Вьюгин хорошо запомнил эту дату. Когда-то, еще школьником, переживал из-за за фашистского переворота в Чили, втайне от родителей ходил даже в военкомат, записываться на войну с Пиночетом. С удивлением узнал, что никакой войны за свободу революционного чилийского народа не будет и даже плакал ночью, укрывшись с головой одеялом.
Во вторник, одиннадцатого сентября, вечером Вьюгин пошел на прогулку на ту самую аллею напротив окон моего «полногабаритного» дома. Золотая осень была в самом разгаре. Клены стояли в разноцветном наряде, листья шуршали под ногами. Дождя не было, тепло, воздух свежий, по-осеннему таинственный и ароматный. Обычно аллея была пуста. Вьюгин всегда садился на четвертую скамейку справа. Просто так, без всякого смысла. В этот раз, во вторник, одиннадцатого сентября именно эта скамейка была занята. На ней сидела совсем молодая девушка с ямочками на щеках и серыми глазами. Девушка плакала. Вьюгин обратил внимание на то, что одета она совсем не по сезону, во все летнее. Особенно бросились в глаза сандалии на босу ногу. Немного подумав, он сел рядом. Девушка зло посмотрела на него и отодвинулась на край скамейки. Начинался дождь, пока совсем мелкий. Ветер ворошил кучи осенних листьев. Капельки влаги с больших кленовых листьев попали девушке за воротник. Она вздрогнула. Плакать перестала, но лицо закрыла ладонями. Вьюгин успел разглядеть красивые, добрые глаза, покрасневшие от слез. «Девочка, где ты живешь?» - он не узнал свой голос. В нем не было привычной офицерской решительности. Обычно говорил громко. Жена ругалась: «Юр, ну ты же не на плацу!» Девушка ответила, тяжело вздохнув: «Мне не хочется жить». И снова заплакала. В это самое время раздался резкий гром, сверкнула молния. Птицы испуганно взлетели с украшенных разноцветными листьями кленов. Пошел сильный дождь. Вьюгин открыл свой большой черный зонт, позвал девушку присоединиться. «Я полжизни прослужил в армии, а солдат ребенка не обидит». Девушка робко приблизилась и спряталась под зонтом. Начался настоящий ливень. Очень скоро весь тротуар покрылся лужами. Стало хмуро, почти совсем темно. В полногабаритном доме напротив, как по команде, начали загораться окна. «Где ты живешь?» - Вьюгин повторил свой вопрос, - Я провожу с зонтом тебя до дома. Ты же вся дрожишь». Девушка закачала головой. «Я не пойду, останусь здесь». «У него закончились деньги на выпивку, злой как собака. Опять начнет приставать. Не пойду». Она снова заплакала. Мысли, одна за другой, словно лошади на скачках бегали в голове Вьюгина. «Что делать? Ее нельзя оставлять одну. Куда ее деть? Кто этот мерзавец, что так обижает ребенка? А, может, она уже и не ребенок и этот мерзавец –муж?». «Как тебя зовут?». «Настя» - чуть слышно прошептала девушка, вся дрожа от холода. «Значит так, Настя, сейчас пойдем ко мне. Я живу недалеко. Согреешься, обсохнешь и будем думать, как тебе помочь» - во Вьюгине просыпался, уже давно дремавший на гражданке, боевой комполка. Они встали и пошли. Лужи настолько растеклись по тротуару, что превратились в маленький водоем. Нормально пройти стало совсем невозможно Вьюгин взял Настю на руки, отдав большой черный зонт. Так и нес до самой двери своей унылой, холостяцкой квартиры.
Струйки дождя стучали по зонту, а Вьюгину слышалось «Настя, Настя, Настя». Дома, напоив девчонку горячим чаем с любимым вишневым вареньем, переодев в спортивный костюм жены, заставил рассказать все, как есть. Настя, согревшись и поверив, что «солдат ребенка не обидит», поведала свою невеселую историю.
Ей семнадцать лет. Учится в одиннадцатом классе. Живет через два дома от Вьюгина в малосемейке, там где первый этаж занимает детская поликлиника. Раньше, в однокомнатной квартире жили втроем, бабушка, мама и Настя. Отца не помнит, его зарезали в пьяной драке, когда она еще ходила в детский сад. В этом же детском саду полжизни проработала воспитателем бабушка. Самый близкий и родной человек, она много занималась с Настей и многому научила ее. Три года назад бабушка умерла. Сначала жили с матерью вдвоем. Мать стала часто выпивать, вылетела с одной работы, потом с другой. Настя каждое лето работала, то уборщицей в том самом детском саду, то посудомойкой в столовой, а в течение года мыла полы в подъездах своего и двух соседних домов. Беда не ходит одна. Мать начала приводить в дом ухажеров. До ночи пили самогон и паленую водку, некоторые приставали к Насте. Особенно выходец из Средней Азии Разыкулы, дядя Коля по-русски. А потом, один из ухажеров, молодой парень Женька, несмотря на молодость уже хронический алкоголик, остался жить у них насовсем. Мать три месяца назад уехала с подругой в Москву, на заработки, а Женьку оставила на нее. Сейчас он не работает, пропивает Настины деньги. Сегодня пропил те, что она скопила на осеннюю куртку и туфли. На вопросы Вьюгина, знают ли в школе, Настя пожала плечами. Учится она хорошо, проблем педагогам она не доставляет, а они не лезут в ее жизнь. «Частная жизнь защищена у нас Конституцией» - эту фразу любила повторять одноклассница Вьюгина, работавшая теперь большим начальником в системе образования в областном центре. «Нужно обязательно съездить к ней, посоветоваться, прямо в самое ближайшее время», - подумал Вьюгин – «Завтра же позвоню. Она умная, добрая, найдёт выход, подскажет». Дождь за окном не утихал, такого ливня не было уже давно. «Что же мне с тобой делать, бедная Настя?» - Вьюгин от волнения даже встал и начать ходить по гостиной. Отвезти её домой? Но ливень невыносимый. А дома этот, алкаш Женя. Оставить у себя? Как? Что она подумает? – мысли снова поскакали в голове, как лошади на скачках. Дождь начал стучать не только по карнизу, но и по стеклу. «Оставайся сегодня у меня, а там увидим», - Вьюгин снова почему-то, не узнал свой голос. Настя задумалась на минуту-другую, как-то удивлённо посмотрела на Вьюгина и, махнув рукой, произнесла: «А была-не была. Давайте. Хуже уже не будет». Вьюгин совсем не понял её интонацию. «Где у тебя ванная? Полотенце найдётся?» Вьюгин нашёл полотенце, показал, где ванная. Настя ушла. «Почему она перешла на ты?» - мелькнуло у него в голове. Постелил Насте на диване в гостиной, включил торшер, выключил верхний свет и ушёл в свою комнату. Настя долго плескалась в ванной, Вьюгин слышал даже, как она пела что-то из репертуара Лепса. Через полчаса дверь в его комнату открылась и вошла Настя, босая, с распущенными до плеч волосами, завёрнутая в полотенце. Встала у порога и виновато посмотрела ему в лицо. «Я готова». И только тут Вьюгин понял, всё понял. Бедная девчонка, ей даже в голову не приходит, что возможны чисто человеческие отношения, что один человек может помочь другому просто так, без «задней мысли». Вьюгин встал с кресла, взял Настю за руку и увёл в гостиную, на диван, который приготовил для неожиданной гостьи. Часа через два он заглянул в комнату. Настя спала, сложив по-детски ладошки под левую щёчку. Одеяло сбилось, оголив её красивые плечи. На полу лежала книга из домашней библиотеки, собранной в старом шкафу. Вьюгин вошёл, молча постоял, любуясь спящим ребёнком. «Котёнок», улыбнулся он. Поднял с пола книгу. «Маленький принц» Экзюпери. У девочки хороший вкус. Выключил торшер и тихо удалился к себе.
Долго не мог уснуть. Что делать? Не поймут. Начнут думать, Бог знает что. Придёт опека, может быть, даже милиция. Вот влип. Девчонку нужно завтра же отправить домой. Зачем? К кому? К алкоголику Жене? Кто он Насте? Н кто. Что же делать? Что? Опять подумал об однокласснице, о ней он всегда вспоминал, когда было трудно, когда кто-то должен был пожалеть, посидеть рядом, дать мудрый совет. Завтра же позвоню», - подумал Вьюгин и крепко уснул. Под утро приснилась мама. Она сидела в кресле и укоризненно смотрела на Вьюгина. «Совсем с ума сошёл. Школьниц домой приводить. Как не солидно!» Вьюгин виновато открыл глаза. Мама исчезла.
Одноклассница, как оказалось, уехала в длительную командировку, посоветоваться было не с кем «Будь, что будет», - решил Вьюгин и оставил Настю у себя. Она принесла из дома свои немногочисленные вещи, школьные принадлежности, бабушкины фото. В ближайший выходной сходили на местный рынок, купили Насте обувь и одежду. Вьюгин потратил всю свою заначку, но нисколько не пожалел об этом. На удивление, никто их не беспокоил, ни школа, ни опека, ни милиция. Никому они не были нужны, эти два одиночества, так неожиданно нашедшие друг друга дождливым вечером, на всеми забытой аллее, где шуршат под ногами осенние листья. Пару раз приходил пьяный Женька, но попробовав крепкого офицерского кулака, навсегда забыл к ним дорогу.
Настя оказалась удивительной девчонкой. Попав в нормальные человеческие условия, она буквально расцвела. За несколько дней отдраила холостяцкую квартиру Вьюгина, навела в ней полный порядок. Следила за тем, что он ест, что одевает. По утрам бегала вместе с ним в городском парке. (Я даже вспомнил теперь, идя на работу, как видел их рано утром, бегающими по парковым дорожкам. Помню, подумал тогда, молодец мужик, сам спортом занимается и дочку с детства приучает). У Насти появилось удивительное чувство юмора. Видимо оно было всегда, но забилось в дальний угол под ударами судьбы. Теперь же то и дело в квартире раздавался её удивительный смех. По вечерам Вьюгин приходил в гостиную, садился рядом с Настей. Сначала обсуждали прошедший день, потом строили планы на следующий. Перед сном читал ей вслух книги. Первой была книга Экзюпери «Маленький принц».
Осень закончилась. Наступила зима. В этом году она была особенно снежной. Вьюгин купил Насте комплект спортивных лыж, смешную шапочку с помпончиком и теперь, вместо утренних пробежек в парке они много катались на лыжах. Несколько раз ездили в областной центр, гуляли по набережной, а вечером ходили в театр.
Вьюгин начал замечать косые взгляды соседей, получать недоумённые вопросы немногочисленных знакомых и коллег по работе. Но это всё не очень волновало его. Он привык к Насте. Был благодарен этой девчонке за то, что избавила его от изматывающего душу одиночества. Когда одноклассница вернулась из командировки, как и планировал, рассказал ей всё. Та быстро нашла вариант решения проблемы. Предложила устроить Настю в один из колледжей областного центра, там платят стипендию, есть общежитие, в конце концов, получит профессию. Говорила это, как всегда, по-доброму. Идея с колледжем Вьюгину не понравилась. Зачем, идёт середина учебного года, совсем скоро выпускные экзамены. И вообще…и вообще Вьюгину совсем не хотелось снова оставаться одному. Только-только холостяцкая квартира стала напоминать семейный очаг… Спасибо, обойдёмся как-нибудь и без колледжа. В их небольшом городке открылся филиал технологического университета. В конце концов, после школы Настя могла поступить туда и там получить и профессию, и высшее образование. Одним словом, план на ближайшее будущее начинал вырисовываться. Теперь, всё чаще, когда Вьюгин шёл на работу или возвращался домой, то слышал в хрустящем под ногами снеге «Хорошо», «Хорошо», «Хорошо».
Молва о Насте долетела и до детей Вьюгина, живших в столицах. Первая мысль, охватившая их, была до банальности проста – Настя — это мошенница, которая мечтает заполучить его квартиру. Интересные ребята, думал про себя Вьюгин, за все годы, что он жил один, приезжали два-три раза, раз в месяц звонили, бывало, что денег просили из небогатой офицерской пенсии, а как он живёт, что у него на душе – это так, лирика. Как мог, объяснил ситуацию, не поняли, обиделись, звонить и писать стали ещё реже.
Приближался Новый год. Этот праздник Вьюгин любил с детства. В доме родителей всегда наряжали большую живую ёлку. Приходили гости, были подарки, гостинцы. Словом, Новый год – это праздник с детскими воспоминаниями, которые живут с человеком до последних дней. Все последние годы проводил его один. Дети не приезжали, у знакомых свои семьи. Крутой характер одиночества особенно проявлялся в праздники и выходные. Теперь всё было по-другому. Несколько дней украшали с Настей квартиру новогодними гирляндами, развесили праздничные календари, конечно, нарядили большую живую ёлку. «Может быть, ты хочешь провести сам праздник с подругами, в компании? Я не обижусь. Ты молодая девушка, зачем тебе коротать время с пожилым человеком?», - сказал это всё Насте совершенно искренне, без малейшей обиды. Настя ответила, как отрезала: «Нет. Будем встречать Новый год вдвоём. Мне нужно кое-что сказать тебе». «Но мы же и так всё время вместе, можешь сказать в любое другое время своё важное». «Нет, хочу именно в новогоднюю ночь». На этом и порешали. Потом, вдруг, пришла в голову шальная мысль. А что, если взять, и пойти в сам Новый год в зимний лес и встречать праздник на природе.
Это был удивительный Новый год! Зимний лес, ели, все засыпанные снегом, как будто одетые в шубы, костёр с потрескивающими поленьями, звёзды, словно маленькие бриллиантовые бусинки, осыпавшие небосклон, красивая музыка, звучавшая из старенького транзисторного приёмника, который долгие годы путешествовал с Вьюгиным по военным городкам и бывший с ним даже в «горячих» точках. Прослушали поздравления Президента, выстрелили в сторону звёздного неба из бутылки шампанского. Под звон курантов молча загадали желание. Озвучивать их нельзя, иначе не сбудутся, такова народная примета. От шампанского, от удивительного лесного воздуха, от звёзд, от неба, от пламени костра, от тихой красивой музыки возникло удивительное, волшебное настроение, ощущение счастья. Давно Вьюгин не ощущал ничего подобного. Сели на большую корягу рядом с костром, выпили ещё по фужеру, потом ещё. Старая офицерская поговорка – между первой и второй, пуля не должна пролететь. Настя посмотрела на звёзды, набрала в лёгкие лесного воздуха и начала свой важный разговор. Она любит его. Очень сильно, по-взрослому, как человека, но, в первую очередь, и главное, как мужчину. Всё время хочет быть рядом, минуты считает до его прихода с работы. Думает о нём всегда, даже на уроках. От любого прикосновения, словно летает по воздуху. Никто, никто ей больше не нужен.
Замуж за Вьюгина хочет. Всю жизнь быть рядом. Щёки её раскраснелись, то ли от мороза, то ли от шампанского, то ли от волнения. От всего вместе. Вьюгин хочет ответить, но Настя закрыла ему рот ладонью. «Молчи, молчи, я знаю все глупости, которые ты сейчас скажешь и про возраст, и про то, как мы будем смешно выглядеть, и про то, что не поймут, и про то, что мне нужен мальчик, и про маму свою. Не порти такой дивный вечер, Вьюгин. Тем более, что всё это чепуха, реникса, как ты любишь говорить. Неужели тебе не приходит в голову, товарищ полковник, что мы уже четыре месяца семья, самая настоящая, счастливая. Мы же с тобой за это время ни разу не поругались. Нам хорошо? Какие мальчики? О чём ты? Давай посмотрим на звёзды. Ой, мамочка, хорошо то как». Настя обняла Вьюгина и поцеловала в губы. Он ответил. Вдруг, где-то совсем рядом резко хрустнула ветка, заурчал вдали филин. Вьюгин вздрогнул, начал озираться по сторонам. «Ты чё?» - спросила Настя, улыбаясь. «Ты не поверишь, мне показалось, что из-за дерева на нас сейчас смотрела моя мама». «И она, конечно сказала тебе «не солидно?» - Настя захохотала, эхо разнесло её звонкий смех по всему ночному лесу. «Да, именно так она и сказала». Настя вдруг толкнула Вьюгина, совсем легонько, он упал в снег, словно в большую пуховую перину. Настя прыгнула к нему, начала гладить холодными руками по лицу. «Эх ты, а ещё я…, пожилой мужчина, боевой офицер, маму испугался, как маленький мальчик. Грандиозная женщина, даже оттуда тебя воспитывает». «Да, воспитывает. А ты, ты, маленькая дурочка. Мне скоро сорок шесть, а тебе семнадцать. Ты мне почти во внучки годишься». Настя опять захохотала: «Это вполне по-новогоднему – Дед Мороз и Снегурочка». Потом перестал смеяться: «Юр, сорок шесть – это самый расцвет для мужчины. Ты очень крутой во всех смыслах. Знаешь, когда я окончательно это поняла? Когда ты бил, этого мудака Женьку».
Снова, где-то в лесу закричал филин. Поленья в костре потихоньку догорали. Вьюгин подбросил ещё. Думать о побитом Женьке совсем не хотелось. Удивительный получился праздник. Из старого радиоприёмника зазвучала тихая красивая мелодия «Скажи, а ваше поколение умеет танцевать медленный вальс? – спросил Настю с еле заметной усмешкой. «Умеет». «Тогда я приглашаю». Костёр снова разгорелся, покрытые снегом ели стояли, словно девчонки у стенки на танцах, которым не хватило кавалеров. Звёздное небо, красивая мелодия, лёгкий дымок от сгорающего хвороста, бутылка шампанского с маленьким остатком на самом донышке. «Я люблю тебя, девочка». «Правда?» «Правда. Давай так, ты закончишь школу, тебе исполнится восемнадцать и если ты не разлюбишь меня, не встретишь другого, кого помоложе, то тогда…». «То тогда…». «Обещаешь?» «Слово офицера». «Смотри, я запомню». Музыка закончилась, а они стояли, обнявшись и целовались.
Под утро вернувшись домой Настя тут же уснула на диване в гостиной, а Вьюгин сидел за столом в своей комнате и смотрел в одну точку на стене. «Что это было?» «Может просто игра или новогодний сон?» Утром они проснуться и никогда уже не вернуться к этому разговору? Нет, не сон. И, конечно, сто раз права эта милая девчонка, когда говорит, что у них уже семья, причём очень счастливая. Быт налажен и абсолютна не давит ни на кого, всё идёт само собой. В квартире чистота и порядок, в холодильнике всегда вкусная еда, а главное, и в этом Настя тоже права, они ни разу не поругались, ни что не омрачало их отношения. Но сорок пять мне, дальше что? Я боевой офицер, в хорошей спортивной форме, с крепким, несмотря на ранение здоровьем. Рано я записал себя в старики, Настя права и в этом. Закончит школу, поступит в технологический университет, через две улицы от их дома. Работу нужно будет поменять. Давно зовут начальником службы безопасности в одну торговую фирму. Вьюгин всё отказывался, очень не любил торгашей. Ну что же, пора отвыкать от старых советских стереотипов, времена изменились. Не заметил, как наступило утро. Выглянул в окно, городские улицы пусты, погасли фонари, первое января – начало нового года и новой жизни. Вспомнил, что на телефоне мигала лампочка автоответчика, забрал аппарат в прихожей и приглушил звук. Поздравляли дети, надо обязательно перезвонить, два приятеля с работы, у одного уже язык заплетался, хорошо сидит, последний звонок от одноклассницы из областного центра. «Привет, дорогой. С Новым тебя годом. Как ты? Мы празднуем вчетвером, я, муж, друг мужа и Ларочка, ты должен помнить её, она училась в параллельном классе. Поговорила с директором пищевого колледжа. Они смогут взять твою Настю сразу после праздников. Специальность хорошая – кондитер, есть пока места в общежитии. Звони, не пропадай. Когда ты, наконец, купишь мобильный телефон?» Голос одноклассницы, как всегда, приветливый, слова правильные, говорят, начальник из неё получился необычный. Совсем не бюрократ, стихи пишет, много работает, живёт скромно. А тоже не поймёт его союз с Настей и вряд ли одобрит. Вот такие, брат, дела. А мобильник пора купить и себе, и Насте тоже. Сморил сон. Вьюгин, не раздеваясь, плюхнулся на кровать и проспал до обеда. Проснулся от нежных прикосновений к лицу женских рук. Настя сидит рядом, улыбается: «Вставай, соня, обед стынет, ночью, что будешь делать?» Оглянулась по сторонам: «Слушай, Вьюгин, мне до восемнадцати всего полгода осталось. Может я сегодня в твою комнату и переберусь? Ну их, твоих тараканов в голове. Ладно, не делай брови домиком. Подожду, не растаю. Главное, помни, слово офицера дал». Настя весело захохотала. Вечером, держась за руку, гуляли по заснеженной аллее, той самой, где дождливой осенью встретились два одиночества.
Вьюгин несколько раз собирался закончить свой рассказ, волновался, не утомил ли, на небе загорелись осенние звёзды. Несколько раз звонили потерявшие меня домочадцы. Но, очень хотелось дослушать историю до конца. Вьюгин, поколебавшись, продолжал.
Помните старую советскую песню, где есть такие слова «Как долго, как долго дымится зима?» Зима Вьюгина и Насти пролетела совсем незаметно. Ничто не омрачало семейную идиллию. Несколько раз появлялась Настина мама, оба раза пьяная, требовала денег, грозила пойти в милицию и ещё куда-то, кажется в приёмную ЛДПР. Не пошла ни куда и снова уехала в Москву. В первых числах марта их квартиру посетила Ирина Петровна – Настин классный руководитель. Молодая, симпатичная женщина, всего три года, как закончила институт. Вьюгин лез из кожи вон, чтобы произвести благоприятное впечатление и всё у него получилось.
Два подряд Настиных поступка убедили Вьюгина в правильности сделанного выбора окончательно. Первый случился накануне девятого мая. Настя целых два дня стирала, сушила и гладила парадный китель полковника запаса Вьюгина, перешивала погоны, укрепляла разболтавшиеся пуговицы. Себе сделала красивую причёску, макияж, одела модный костюм, туфли на высоком каблуке и пошла вместе с ним на все традиционные торжества. Хорошо смотрелась, эта не совсем обычная пара. А в самом конце мая, когда на аллее, да и во всём городке, зацвели сирень и черёмуха, Настя в выходной день надела старый джинсовый костюм, взяла большую дорожную сумку и исчезла почти на весь день. Вьюгин места себе не находил. Как потом оказалось, Настя ходила на кладбище, приводила после зимы в порядок могилу жены Вьюгина. Убрала перегнившую траву, листья. Покрасила ограду. Протёрла фотографию на памятнике и всё это, без малейшей показухи, от чистого сердца. Ну какие после этого могут быть сомнения. В чём? Настиной молодости? Увы, это недостаток, который быстро проходит. Закончился учебный год, прошли экзамены, отгремел выпускной вечер. Настя закончила школу вполне прилично и, как и планировалось, поступила в филиал технологического университета. Пятого августа отметили восемнадцатилетие, а через две недели состоялась скромная церемония в ЗАГСе и вечер в ресторане. И только после этого, на законных основаниях, молодая жена Анастасия Павловна Вьюгина перебралась в его комнату.
Проснувшись в первое утро, Настя долго лежала молча на подушке и смотрела в потолок. Вьюгин начал волноваться: «Настя, что случилось? Что-то не так?» Настя помолчала ещё несколько секунд и раздалась бурной тирадой: «Какой же ты, какой же ты гад, Вьюгин. Столько месяцев держал меня на расстоянии. Зачем? Это потрясающе. Я даже представить себе не могла, что такое бывает. Ну смотри, за все пропущенные ночи будешь отдуваться по полной. Тоже мне, всё старичка из себя строил. А я хороша, дурочка с переулочка, всё слушала тебя, уши развесив. Надо было тогда же, в первый вечер, проявить инициативу. Хотя нет, тогда я очень боялась и стеснялась тебя. Но ничего…» Теперь и так счастливая семейная жизнь расцвела новыми красками. Оставаясь иногда один, Вьюгин с удивлением говорил сам себе: «Так, как с Настей, ему не было хорошо ни с кем». За спиной продолжались ещё какое-то время косые взгляды и разговоры, типа «Охмурила старичка нищебродка ради квартиры». Но постепенно и это всё сошло на нет.
Вечер подходил к концу. Небосклон уже весь усыпан звёздами, клёны в темноте - словно таинственные исполины. Вьюгин тяжело вздохнул, полез в карман за валидолом. Договорились встретиться завтра. Он встал со скамейки первым и медленно пошёл к выходу с аллеи. Я молча смотрел ему вслед. Что-то трагическое было в походке этого сильного человека, прошедшего столько испытаний, отдавшего Родине большую часть жизни и вот теперь оставшегося совсем одиноким, наедине со своими мыслями и тревогами. На завтра мы снова встретились, и Вьюгин продолжил рассказ.
Семейная жизнь протекала в любви и согласии. Казалось, нет, такой силы, что могла бы разлучить двух этих людей, Настя училась, Вьюгин работал. Дом был наполнен смехом, музыкой или таинственной счастливой тишиной. Одиннадцатого сентября они пришли вечером на скамейку в аллею напротив полногабаритного дома. Прошёл ровно год с того самого вечера, когда случился ужасный ливень, и осенние клёны, украшенные разноцветными листьями, сгибались под напором сильного ветра. Прошёл счастливый, удивительный год. Точно так прошёл и второй, и третий, и четвёртый, и шёл пятый, такой же счастливый, как и все предыдущие. В этом году Настя закончила институт и получила обычную для нашего времени специальность – менеджер широкого профиля. Летом они ездили отдыхать в Абхазию. Много гуляли по горным тропам, купались в озере Рица, стояли вдвоём совершенно голыми под бурными потоками молочного водопада, любовались таинственными сталактитами и сталагмитами в пещерах, молились у животворящей иконы Девы Марии в Новоафонском монастыре. Оба молились об одном и том же, о будущем ребёнке, которого не было ещё даже в проекте, но о котором оба мечтали и верили, что в следующем году Господь подарит им и его.
И снова наступила осень. Сухая и тёплая золотая осень. Как потом оказалось, последняя в их совместной счастливой жизни.
Настя подписала контракт с крупной международной фирмой, занимающейся продажей компьютеров и сотовых телефонов. Фирма в октябре планировала открыть в нашем небольшом городке логистический центр. Контракт начинал действовать через месяц, и весь сентябрь она была свободна. Занималась домашними делами, читала различные материалы, необходимые для будущей работы. Вьюгин уже несколько лет был начальником службы безопасности в крупной торговой фирме (торгашей так и не полюбил, но работал честно и был у начальства на хорошем счету). Два раза в неделю они с Настей ходили в совсем недавно построенный бассейн, а в остальные вечера гуляли на аллее. Как же красиво было там в ту тёплую золотую осень, а листья под ногами шуршали «Хорошо», «Хорошо», «Хорошо».
С некоторых пор, по вечерам, на аллее начал работать молодой художник, как выяснилось выпускник областного Художественного училища, писавший осенний пейзаж, свою будущую дипломную работу. Высокий, немного смуглый, с выступающим кадыком, брюнет с голубыми глазами. Он устанавливал свой мольберт метрах в пятидесяти от скамейки, на которой традиционно сидела чета Вьюгиных. Сам располагался на раскладном стульчике, а на рядом стоящую скамейку ставил большую кожаную сумку и плеер на батарейках. Во время работы он включал его и по всей аллее раздавалась красивая музыка скрипки. Как потом говорила Настя, это были мелодии великого скрипача средневековья Сарасате, любимого композитора юного художника. Художника звали Саша, сам он из областного центра, Настин ровесник, а точнее, даже младше её на целых полгода. Вьюгин трудно сходился с людьми, а общительная Настя легко познакомилась с ним и даже выпросила кассету с этим самым Сарасате, чтобы записать красивую музыку на домашний компьютер. Художник, осенний пейзаж, красивая скрипичная музыка неизвестного доселе Сарасате – было во всём этом что-то удивительное, романтическое и тревожное. Вьюгин обратил внимание на восторженный взгляд молодого художника в те мгновения, когда он смотрел на Настю. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Настя выросла, превратилась в очень привлекательную молодую женщину. Всё чаще и чаще засматривались на неё юноши, молодые мужчины и даже мужчины других возрастных категорий. Поводов для ревности она не давала никогда. Он верил ей, она верила ему. А как же иначе? Пять лет вместе – это срок.
Однажды Настя принесла домой большой красивый букет жёлтых роз. «Очередной поклонник?» - ехидно поинтересовался Вьюгин. «Представляешь, Саша решил сменить жанр дипломной картины, хочет нарисовать мой портрет на фоне осеннего пейзажа. Ты не будешь против, если я ему попозирую? Так интересно», -Настя говорила и улыбалась при этом. Как всегда, при улыбке появились её удивительные ямочки на щеках. «А букет при чём? Что твой художник решил совместить приятное с полезным? Роман художника с моделью – это закон жанра». «Ты, не прав, Вьюгин. Именно с этим букетом я и позирую. На него, между прочим, должна сесть красивая бабочка». «Цвет очень странный, жёлтый – цвет измены». «И опять, Вьюгин, ты не прав. Жёлтый – это цвет солнышка, Саша так говорит». Дальше Вьюгин спорить не стал, просто махнул рукой. Недели полторы Настя ходила на аллею одна, как на работу. Жаловалась вечерами, что стоять, не шевелясь целый час очень тяжело, но ничего не поделаешь, искусство требует жертв. Каждый раз возвращалась с новым букетом жёлтых роз. Якобы позировать обязательно нужно со свежим букетом. Гостиная в их небольшой двухкомнатной квартире превратилась в цветочный киоск. От избыточного благоухания роз даже начала болеть голова. Иногда Настя часами слушала мелодии Сарасате и даже прочитала всё, что нашла о нём в интернете. «Не могу же я, выглядеть перед Сашей круглой дурой». А однажды, весь вечер проходила грустная. «Представляешь, Вьюгин, оказывается, он в свои двадцать один с половиной уже женат и у него маленький ребёнок, дочка. Жена старше на целых пять лет. У их родителей общий бизнес и всё такое. Ну и ладно, а ты у меня, зато, на двадцать восемь старше, вот», - Настя залезла к сидящему на диване Вьюгину и показала, кому-то, может быть, представляемому мысленно, Саше язык. Через несколько дней пленэр был закончен. Саша уехал в свой областной центр навсегда. И ещё через неделю прислал Насте на электронную почту красивую картину «Портрет неизвестной в осеннем пейзаже». «Какая же ты неизвестная, у тебя есть фамилия, имя, отчество и место работы», - поддел её с улыбкой Вьюгин. А про себя подумал: «Слава Богу, что этот назойливый художник, наконец, уехал». Настя прокомментировала название полотна: «Правильно, что неизвестная. Зачем светить по всему миру мои персональные данные?» «Ты серьёзно думаешь, что этот «шедевр» увидит весь мир?» - Вьюгин был по натуре скептик, это от Мамы. «Саша уверен, у картины большое будущее».
Наступил дождливый октябрь. В лужах лежали пожухлые листья, ещё вчера украшавшие собой деревья. Всё реже появлялось солнце. Настя с головой ушла в работу. По вечерам была задумчива, часто смотрела в одну точку или молча слушала Сарасате. Смех, то и дело раздававшийся в их домашнем очаге раньше, стал редким гостем. Вьюгин обратил внимание, что Настя часто переписывается с кем-то по мобильному телефону, а при его внезапном появлении краснеет. Любые дурные мысли гнал прочь. В жизни всё бывает.
Развязка наступила скоро и внезапно. Прямо, как в любимой им песне про огромное небо «Беда подступила как слёзы к глазам». Фирма, в которой Вьюгин работал последние годы, открывала несколько новых торговых точек в соседней области, возникли проблемы с охраной и пришлось ехать в командировку. Командировка предполагалась на два три дня, но ситуация затягивалась, видимо необходимо задержаться ещё. Позвонил Насте, предупредил. Но неожиданно на связь вышел генеральный директор, теперь возникли проблемы в головном офисе, нужно срочно возвращаться. Служебная машина за ним выехала. Опять позвонил Насте, но абонент оказался недоступен, странно, обычно она не выключала телефон.
Всю дорогу домой дождь лил как из ведра, да ещё очень сильный ветер. Машину буквально бросало из стороны в сторону. Вьюгин ехал и улыбался. Представлял, как обрадуется сейчас Настя, бросится на шею, начнёт целовать.
К дому подъехали полпервого ночи. Вьюгин посмотрел на окна квартиры, темно «Милый, котёнок, устал за день, уже спит». Решил не будить, открыл своим ключом. Стоя в прихожей, услышал странные звуки, доносившиеся из его комнаты, и даже шёпот. Может показалось? Разделся, осторожно приоткрыл дверь. В комнате темно, но на улице горит фонарь и его свет падает в комнату. Бросились в глаза Настины голые плечи и волосы, разметавшиеся по подушке, рядом художник, виден даже голый торс, худой, не спортивный. Шлёпанцы Вьюгина и придвинутое кресло, на котором Настино бельё, лифчик, бельё, трусики, сверху чужие джинсы. «Галлюцинация», - подумал Вьюгин и даже потряс головой. «Не может быть! Этого не может быть!» Голос Насти: «Выйди, пожалуйста! Дай мы оденемся». Очень резануло слух это «мы».
Ошарашенный Вьюгин побрёл на кухню, включил свет. На столе недопитая бутылка виски из его бара, остатки шоколадки, пепельница с окурками, кинул взор на приоткрытую форточку. Вьюгин не терпел запах табака, не курил сам и не разрешал курить в квартире. Из комнаты вышел до пояса голый Саша. Вьюгин заметил маленький нательный крестик на короткой цепочке, плотно прилегающий к шее. Он быстро оделся уже в прихожей. Вышла Настя в халате, в глазах слёзы. Вьюгин слышал голос уходящего Саши: «Я позвоню, ты собирайся, завтра я приеду за тобой». Ответ Насти не расслышал. Хлопнула входная дверь. Гулкие шаги из подъезда. И тишина. Вьюгин почувствовал, как пересохло горло. Взял первую попавшуюся чашку, налил воду из-под крана, начал жадно пить. Дрожащими руками неудачно поставил её на край стола. Чашка упала и разбилась. Потом долго молча сидели с Настей на диване в гостиной. В полной темное, без света. «Прости меня Вьюгин, если сможешь. Я дура, я не знаю почему и как это случилось? Дура, разбила счастье как эту чашку на кухне. Прости меня». Настя прикоснулась к нему рукой, Вьюгина передёрнуло. В минуты отчаяния или сильного волнения ему помогала ходьба, нужно на воздух, стены сжимали его. Собрался, вышел во двор. Под струями дождя побрёл на работу, ночевал в кабинете, взял у охранника на вахте сигареты, курил сигареты. Домой вернулся на другой день, поздно вечером. Насти не было. На столе в его комнате лежало письмо и ключ, дверь захлопнуло. Потом быстрый развод в ЗАГСе, так как детей у них так и не было, не успели. Несколько месяцев прошло, как в тумане. Голоса старушек во дворе: «Наставила девчонка рога полковнику. Так им и надо, кобелям старым». И снова одиночество страшное, постылое одиночество. Прошедшие счастливые пять лет казались красивым сном, сказкой. А, может, это и была сказка… Хотел позвонить однокласснице в областной центр, но передумал. Вспомнились строчки неизвестного поэта: «Вы не дарите женщинам проблем, у них своих хватает…» Начал крепко пить, с работы ушёл, потом инфаркт, еле выкарабкался и опять одиночество. Часто ходит сюда на аллею, на эту скамейку, с которой нёс на руках под дождём свою любимую Настю…
Вьюгин замолчал, полез опять за валидолом. «А что стало с Настей?» Чуть слышно спросил я. Вьюгин задумался. «Они с художником сначала жили в областном центре на съёмной квартире. Жена, родители, родители жены не приняли их отношения. Войну объявили. Затравили совсем моего котёнка. Потом уехали в Москву, потом за границу, кажется в Париж». «Знаете, времени у меня теперь много, книжки читаю, стихи. Вот недавно попались, прямо как про меня:
«У одиночества есть цвет – увядших листьев,
Они деревьям не нужны – летят под ноги,
Зимой для веток, как балласт – обузой лишней,
Когда-то радовали глаз…и вот…в итоге».
У меня задрожали колени. От волнения встал и начал ходить около скамейки. «Но также нельзя, Вы – боевой офицер, у Вас ордена. Где же общественность, дети, одноклассница Ваша, в конце концов?» Вьюгин улыбнулся: «Я получаю неплохую пенсию. А всё остальное – это частная жизнь. А частная жизнь защищена Конституцией, в неё никому залезать нельзя. Это одноклассница моя говорит, и она права. Он опять замолчал, посмотрел на звёздное небо. «Меня не надо жалеть. В сущности, я человек счастливый. Помните, как нам в «Маленьком принце», я перечитывал вчера». «Если любишь цветок – единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звёзд, этого довольно: смотришь на небо и чувствуешь себя счастливым». Вьюгин снова поднял голову к звёздному небу, и я вслед за ним. Так и смотрели на звёзды. «Уже холодно и поздно, пойду я. Спасибо, что дослушали до конца». Вьюгин встал и медленно пошёл к выходу. Повернулся, улыбнулся, помахал мне рукой…
Всю ночь я не мог уснуть. Разбудил жену и долго рассказывал всю эту историю. Жена – мудрая женщина. «Я давно пришла к выводу, что любовь явление не всегда справедливое. Приходит и не спрашивает вовремя ли, к тому ли человеку, поймут ли?» Я возмутился, попытался спорить. Жена, впрочем, добавила, не много подумав: «А жизнь, в отличие от любви, мудрая, рано или поздно всё расставляет по местам. Давай спать, скоро утро». Я ещё несколько раз видел Прохожего на аллее через окно. А потом он пропал, не заболел ли, жив ли? Очень пожалел, что не записал, не узнал телефон и адрес…
P.S. Удивительная всё же вещь – ИНТЕРНЕТ. Совершенно случайно я зашёл на сайт одного европейского аукционного дома. На продажу выставлялись работы малоизвестных художников. Начал смотреть и вот. «Портрет неизвестной в осеннем пейзаже» работы молодого российского художника – иммигранта. Просит пять тысяч евро. Трудное положение, жена, маленький сын.
Красивая картина, красивая женщина, красивая осень, так и слышится красивая музыка Сарасате. Знать бы телефон Вьюгина. Что же я так промахнулся?
Прошло ещё какое-то время. Я перестал смотреть в окно на аллею. Прохожий не появлялся. И вот однажды, кричит жена из соседней комнаты: «Выгляни в окно, скорее, скорее!» Я посмотрел: по осенней аллее шёл Прохожий в длинном плаще, под руку с ним молодая красивая женщина, как будто только что сошла с полотна художника иммигранта, рядом маленький ребёнок, мальчик. Взрослые сели на скамейку, ту самую, крепко держась за руки. А мальчик начал играть листьями, лежащими в большой кучке. Приехала погостить? Вспомнила? А может, права моя жена, и жизнь действительно всё расставляет по местам. Может быть, Настя вернулась к своему единственному навсегда до конца.
Автор: veter
Источник: https://litclubbs.ru/articles/45923-uhodjaschaja-natura.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также:
