Юноша в выходные дни иногда продавал вышивку Катукай.
Все вырученные деньги отдавал ей, а она не брала.
— Мне ещё платить за себя и платить, — говорила она ему.
Уже в конце зимы Урманчи в городе встретил Назара.
Прошёл мимо него, как будто не заметил, а тот окликнул юношу:
— Эй ты, татарчонок! Нос воротишь? Что-то, я смотрю, ты не стал солдатом. Чай не приняли в армию?
Черносошница 26
Глава 1
Глава 25
Урманчи обернулся и сказал так, будто и впрямь не узнал:
— Ой, дядька Назар, богатым будешь! Какими судьбами?
— Салам, Урманчи! Судьбами, говоришь… Да вот жив, и слава богу. А ты чего не приезжаешь? Забыл старых друзей? Неужто сена больше не нужно?
— Не нужно, — кивнул юноша, — померли животины.
— У-у-у, ну что ж… Бывай!
Урманчи только-только хотел отойти от знакомого, как тот схватил его за руку и прошептал:
— Слушай, а ты в том сене ничего не заметил?
— Ничего, — юноша пожал плечами, но сразу понял, откуда растут ноги.
Назар заметно занервничал.
— А ты что, сено вообще не перегружал никуда?
— Да нет… Я его перепродал. Животины-то у меня сдохли.
Назар стал заикаться:
— К-к-ка-к э-т-т-то п-п-р-ро-д-д-дал?
— Да за деньги, как обычно продают, — у Урманчи внутри всё горело.
Хотелось схватить дядьку Назара за грудки и трясти его, трясти, пока тот не рассказал бы, зачем так с девушкой поступили.
Назар побелел и покачнулся.
Урманчи успел поддержать его.
Он внешне старался сохранять спокойствие.
— П-п-пой-ду й-я, — пробормотал Назар, махнул рукой и стал отдаляться от юноши.
— Фух, — вздохнул Урманчи. — Нечистое дело. Впутали меня. Нужно предупредить Катукай, чтобы не высовывалась на улицу.
***
Назар вернулся домой ещё засветло. Тут же поспешил к Осипу.
— Слушай, говорю тебе, плохо нам будет! Урманчи бабу не похоронил. Продал он её за большие деньги и сено продал. Сказал, что заработал столько, что теперь и солдатиком быть ему не нужно. Обеспечил себя. А мы? А мы теперь без работы, и этот Михаил Леонтьевич как ищейка. Говорю тебе, Осип, доберётся он до правды. Тогда нам головы с плеч!
Осип злился. Назар тараторил и не давал ему ни слова сказать.
— Одет Урманчи, я тебе скажу, богато! Кафтан на нём расшит золотом. Сам он весь в лоске, даже зубы золотые. Вот зачем они ему в таком молодом возрасте, а?
— Дyрaк ты, Назар! — вспылил Осип. — Кому он продаст мертвечину? Ты в своём уме? Облапошили тебя!
— Ничего подобного, — обиделся Назар. — Я всё как на духу тебе выложил, даже домой не зашёл, а ты…
Осип задумался. Потом выпалил:
— Значит так! Ты сегодня покарауль этого умника разбогатевшего. Нечисто тут, я тебе зуб даю! Не могёт мёртвая баба продаваться за кафтан и золотые зубы. Следи за ним! Нам нужно знать, с какой стороны ждать беду.
— А если он меня того? — испугался Назар.
— Чего того? Он богопослушный. Сам ведь знаешь.
Назар вздохнул тяжело.
В другой ситуации он точно не пошёл бы следить за Урманчи. Пожалел немного о том, что про золото сказал. Наврал с три короба, а теперь отдуваться. Но стало и самому интересно, куда делась та красивая женщина.
Домой Назар возвращаться не стал. Дождался, пока стемнеет, взял у Осипа лыжи и пошёл на задание.
Снег кружил над убывающим днём, колко ложился на щёки. Мороз пощипывал нос.
Природа явно торжествовала и чувствовала себя царицей в этом бренном мире.
— Ну почему бы не жить спокойно? — вслух рассуждал Назар. — То война, то беда, то вот женщина помешала. Деньги, деньги, деньги. Золото, богатство… Люди позабыли, что они люди, а не медяки проклятые. Всё продаётся: и любовь, и счастье, и жизнь тоже…
А снег падал и падал…
***
— Катукай! — Урманчи ворвался в дом и заперся на все замки. — Чую я, что беда придёт к нам. О тебе спрашивали люди тёмные. Нужно как-то спрятаться.
Катерина взглянула на обеспокоенного юношу и произнесла спокойно:
— А зачем прятаться? Кто захочет меня убить, тот найдёт. Ты себя лучше береги. Молод ты ещё, зелен, тебе жить и жить. А я…
Катя замолчала. Ком подкатил к горлу и стало трудно говорить.
После всего пережитого ей очень не хотелось подставлять Урманчи. Он так красиво к ней обращался. Ледяная царица… Она и впрямь сейчас была такой: без живого сердца, с выбитой теми плетями душой. В голове зашумело. Кто-то как будто прошептал над ухом: раз, два, три…
Заныли раны, заболела голова.
Урманчи заметил, как женщина побледнела. Присел рядом и обнял её.
Что-то тёплое стало обволакивать его полностью. Катукай провела по щеке юноши рукой.
У него запылало лицо.
— Ледяная царица, — еле слышно прошептал он и уткнулся носом в кудри женщины.
— Не люби меня, мальчик, — ответила Катерина. — Ты ещё молод. Не греши со мной.
— Будь моей женой, царица! — Урманчи сполз с кровати и встал на колени. — Выходи за меня! Я тебя никому не отдам, никакая беда к нам не постучится, если ты будешь со мной!
— Нет, — Катя замотала головой и закрыла лицо руками.
Урманчи обиделся. Поднялся с колен и пошёл к своей кровати, буркнул через плечо:
— Прятаться надобно. Лаз в подпол заставлен. Завтра освобожу.
Катя кивнула и легла.
Не было сил думать ни чём. Просто смотрела в стену, иногда вздрагивая.
Слышала, как всхлипывает Урманчи.
Юноша плакал. Он старался делать это тихо. Думал, что завывающий ветер заглушает его боль.
Но Катукай слышала.
А ветер неистовствовал как всегда в последние зимние дни.
***
Назар еле-еле справлялся с порывами ветра. Матерился сам на себя из-за любопытства, ворчал:
— Замёрзнешь ты тут, старый пёс. Костьми ляжешь с лыжами этими проклятыми в обнимку. И никто, ни единая душа под этим снегом не найдёт меня несчастного. А когда снег сойдёт, я сам сойду с ним. Вот и расплата за ту бабу. Сдалась она Леонтичу и Осипу. Послушал этого дyрaка, а теперь вот и сам не знаю, чем всё это закончится.
Добравшись до дома Урманчи, Назар отстегнул лыжи, поставил их у дерева. Отдалённо лаяли собаки.
— Да чтоб вас, — шёпотом ругался Назар.
Он медленно ходил вокруг дома и прислушивался.
Но только ветер напевал ему о своих странствиях.
Стучаться Осип запретил. Велел только обследовать всё вокруг и по возможности послушать под окнами.
Но Назар ничего не слышал. Он сделал ещё несколько кругов вокруг дома.
Вдруг ему показалось, что чуть поодаль кто-то пробежал.
Внутри мужчины похолодело.
Он медленно пошёл к дереву, у которого оставил лыжи.
Но лыж там уже не было.
Хотел было закричать во всё горло, но побоялся себя выдать.
— Не то дерево я обследую, ох не то! Дурья моя башка. Я же у другого оставил.
Он пошёл на полусогнутых ногах к другому дереву, потом к следующему. Лыж не было.
Вернулся назад. Увидел лыжи и затараторил:
— Ты, чертяка, дай мне домой возвернуться! Не буду я больше к тебе ходить. Не буду!
Назар схватил лыжи и попытался побежать с ними в руках. Споткнулся, упал.
Было страшно и холодно. Всё казалось, что за спиной кто-то дышит.
Кое-как надев лыжи, поспешил домой.
Снегопад между тем продолжался.
Назару несказанно повезло. Когда показались очертания родного дома, рухнул на снег и зарыдал.
Урманчи так и не уснул.
Он поднялся с рассветом, отодвинул от лаза шкаф, заглянул туда.
Потом бросил внутрь своё одеяло.
На Катерину не смотрел. Вышел на улицу.
Белая снежная постель манила к себе. Она переливалась в первых лучах холодного зимнего солнца.
Заметил в одном месте под козырьком крыши следы, насторожился. Вернулся домой, взял топор и вышел опять.
След был немаленьким.
— Началось, — прошептал Урманчи, воинственно поднял топор и сказал торжественно: — Я спасу тебя, ледяная царица!
***
— У него в слугах черти, — дрожащим голосом оповестил Осипа Назар. — Вот те крест, сам видел. Пока я за Урманчи следил, они на моих лыжах лес прочёсывали. Привет тебе передавали.
Осип смотрел на Назара таким испепеляющим взглядом, что можно было и без слов понять всё, что он думает об осведомителе.
Продолжение тут
Путеводитель "Черносошница" по ссылке внизу