"У Чарльза Диккенса спросите,
Что было в Лондоне тогда"
О. Мандельштам
К концу 1843 года популярный викторианский романист Чарльз Диккенс испытывал некоторые финансовые трудности. Последний его к тому времени Роман "Мартин Чезлвит" раскупался плохо, деньги на банковском счету кончались, а издатели теряли уверенность, что автор сотворит что-то более выдающееся, чем он смог написать до сих пор.
В это время Диккенс уже больше месяца трудился над книгой "Рождественская песнь в прозе", которая станет классикой святочного рассказа. Замысел зрел уже давно. Ещё в "Посмертных записках Пиквикского клуба" фигурировала история Гэбриэля Граба, злобного пономаря, которого на Рождество похитили подземные духи и показали ему его настоящее и будущее.
В новой повести место Граба занял Эбезенер Скрудж, ростовщик и скряга, каких поискать надо. Некоторые исследователи творчества писателя считают, что прототипом Скруджа был собственный отец Диккенса, к которому писатель испытывал двойственные чувства: и любил, и боялся. Другие видят в этом персонаже отражение распространенных тогда мальтузианских взглядов. Но были в истории Англии того времени и реальные скряги, о которых писатель мог знать, и черты которых мог использовать.
Одним из таких людей был Джон Элвис Меггот, член парламента от Беркшира. Элвис получил весьма внушительное наследство сначала от родителей, а потом от дяди. Скупость его была легендарна. Он ложился спать с наступлением темноты, чтобы экономить на свечах и ходил на кухню греться у очага с прислугой, чтобы не отапливать комнаты (хотя при уровне освещения и отопления в английских домах того времени его легко можно понять, простить и проникнуться). Элвис носил одежду, пока она не приобретала откровенно ветхий вид, так что многие принимали его за уличного попрошайку и бросали милостыню. С едой он поступал точно так же, покупал новую, только когда прежняя становилась совершенно несъедобной. Однажды он нашел где-то под изгородью выброшенный парик и носил его в течение двух недель.
Как всякий уважающий себя скряга Элвис умудрялся экономить и на собственном здоровье. Однажды он сильно поранил обе ноги, когда шел к себе домой и всё-таки ему пришлось вызвать доктора. Но и тут скряга остался верен себе: разрешил доктору лечить только одну ногу, заодно побившись об заклад на гонорар, что вторая нога заживёт раньше. Пари Элвис, кстати, выиграл, что многое говорит о квалификации тогдашних светил медицины.
Однажды к Элвису в дом приехал какой-то родственник и остановился на ночлег. Ночью этого родственника разбудил дождь, лившийся на него через крышу. Бедняга был несколько раз вынужден передвигать кровать, пока, наконец, не нашел место, куда бы на него не капало. Когда родственник поутру рассказал Элвису про этот уголок, тот, извинился и ответил, что забыл сразу поставить кровать туда
Однако, мы будем неправы, считая Элвиса полнейшим человеконенавистником. Свою парадоксальную бережливость он сочетал порой с потрясающей щедростью и расточительностью, одалживая коллегам и соседям огромные суммы на какой-нибудь пустяк. Однажды дал взаймы 7000 фунтов лорду Абингдону, чтобы тот мог сделать ставку на ипподроме. Одолжил безо всякой просьбы, прекрасно понимая, что может больше никогда их не увидеть, поскольку считал, что просить денег у джентльмена неприлично. В день скачек Элвис ехал верхом на ипподром, в течение четырнадцати часов не съев ничего кроме куска блина, который, как он сказал собеседнику, положил в карман два месяца назад и который был как новенький.(тут вероятно, какая-то черепашка сильно привирает: либо сам Элвис, либо тот, от кого известен этот случай).
Проживая на 50 фунтов стерлингов в год Элвис оставил в наследство внебрачным сыновьям около 500 000 фунтов и ещё 300 000 фунтов племяннику.
Другим известным Диккенсу жадиной был Джеймс Вуд, он же "Глостерский скряга". Этот не обладал широтой натуры, присущей Элвису, как и его размашистой скупостью. Он более напоминал Эбезенера Скруджа, и будучи одним из богатейших людей Глостера, ни разу не засветился ни в одном благотворительном списке. В банке, унаследованном от деда, он оставил всего двух клерков. Топливо для растопки камина он собирал в карманы сюртука, причем любил для этого бродить в доках, где разгружали лодки с углем. Если возникала необходимость совершить поездку из Глостера в Лондон и обратно, Вуд находил самые оригинальные способы совершить это бесплатно. Однажды он приехал домой на задней площадке катафалка, разве что сам в гроб не лег.
Что же до "Рождественской песни в прозе", она имела феноменальный успех, возвратив Диккенсу широкую известность. Даже его принципиальный критик Уильям Теккерей оказался растроган и оценил книгу как "благо для любого, кто ее читает".
Автор: Михаил Рыжок
