Есть место на Кавказе, где пересекаются множество путей. Железные дороги из Сибири, центра России, Москвы, Питера, Ростова сходятся в Минеральных водах и снова расходятся в Северную Осетию и Чечню, Ингушетию и Кабардино-Балкарию.
Поезда приходят один за другим, стоят, пока меняют тепловоз и отгоняют прицепные вагоны. Транзитные пассажиры выходят на платформу размяться, купить что-нибудь в ларьках у путей. Дальше в тупиках ждут отправления электрички в Прохладный, Владикавказ, Кисловодск, Буденновск, другие города.
Величественный вокзал подавлял. В огромных залах было не приткнуться. На редких скамьях, вокруг колонн, в углах у сумок и чемоданов сидели, дожидаясь поездов и электричек, пассажиры. Капитан Цветков не нашел места в залах ожидания и прошелся по платформе. В её конце у багажного отделения оказалось кафе. За стенами из затейливой решетки прямо на асфальте три красных пластиковых стола. Стойка со стеклом до потолка, за которым громоздились вперемешку пачки печенья, банки с пивом и лимонадом, бутылки с минералкой, корытца с лапшой, чипсы, шоколадки.
В заваленном чурбаками углу дымил мангал. Цветков шагнул внутрь, место нашлось лишь за неубранным столом. Он сдвинул в сторону пластиковую тарелку с кровавыми разводами кетчупа, пустую водочную бутылку, скомканный пакет из-под чипсов. Взял у продавца минералку, прозрачный стаканчик, заказал шашлык и уселся за стол.
Сидел и думал, что вновь в жизни что-то важное прошло мимо и надо снова все начинать с начала. Новое место службы, новые люди. Или все же уволиться? Первый раз хотел уйти, когда в народ повалил из армии в коммерцию. Сам не знал, что удержало. Замполит сказал: пять лет проучился, хоть столько же родине прослужи. На осетино-ингушском конфликте был заместителем командира роты. Тот конфликт показался невинными шалостями, когда началась чеченская война. На ней был уже ротным, срок выговоренный замполитом прошел, да и замполитов уже не было. Снова думал уволиться. Но убили одного взводного, вторым взводом командовал прапорщик, третий взводный оставил рапорт на увольнение и удрал. Уйди тогда и он, шестьдесят два пацана были бы брошены на войне. Шестьдесят два, а в Чечню входили полным составом. Что дальше? Всю войну командовал ротой. И уже после нее пятеро его солдат попали в плен. И вытащить живыми удалось лишь двоих, еще одного мертвым. Мережко сам остался там. А еще один может и сейчас сидит в яме. И здесь у него не получилось довести дело до конца.
Тяжело скрипнув тормозными колодками остановился поезд. Проводница в вагоне, вставшем напротив кафе, открыла дверь, протерла поручни и подняла площадку, открыв дорогу пассажирам.
– Фирменный поезд Москва-Кисловодск прибыл на первый путь. Электропоезд до Нальчика отправляется из второго тупика, – объявило вокзальное радио.
«Хорошо бы, – подумал Цветков, – лишь проезжать эти места на таком поезде. Поглядеть в окошко. Остановился минут на двадцать, прошелся по платформе, купил пирожок, дернул коньяка грамм сто и поехал дальше на курорт».
– Я хотел вас спросить, как человека, имеющего непосредственное отношение к происходящим событиям, носящего знак, как вижу, участника боевых действий.
Цветков поднял голову. Худой как жердь мужчина с острой бородкой на лице в свободном светлом костюме стоял за решеткой с внешней стороны павильона.
– Беря в руки оружие, целясь в людей, не приходилось ли вам задумываться, что исполняемый приказ преступен?
Капитан недоуменно смотрел на него, и тот, улыбнувшись, продолжил:
– Понимаю, тяжело сознаться, что забыли учесть право наций на самоопределение и национально-культурные особенности этноса горцев, – поднял он палец. – Попробую сформулировать проще. И уж простите, доходчивей. Вас не смущает, что лучшие люди России: депутаты, известные политики, ведущие журналисты, популярные артисты поддержали порыв к независимости гордого свободолюбивого народа?
– Ты, чем языком трепать, взял бы у Басаева винтовку, чтобы я тебя сразу урыл, – процедил офицер, – а не свистел исподтишка в их пользу.
– Хам! – презрительно бросил козлобородый, – с вами и на «ты»? Увольте!
– Извините, – привстал Цветков. – У вас, уважаемый, квартира есть?
– Разумеется, причем заработанная, а не полученная на халяву.
– Вы уж простите, но я за десять лет как-то не успел её на халяву получить, у нас их только посмертно офицерским вдовам дают. А дачу-машину-сбережения имеете?
– Я не должен отвечать на подобные вопросы. Мой высоко ценится обществом…
– Понял, упакован по полной, – перебил его Цветков, – просто чем мне мозги канифолить, тебе, дядя, не в Кисловодск ехать надо, а на прямой поезд до Гудермеса. Там тебя с удовольствием послушают, поаплодируют, потом посадят в яму. Родным вернут тысяч за пятьдесят долларов, когда те продадут все, что тобой заработано или от общества получено. Только по мне, лучше бы оставили тебя у гордого свободолюбивого народа. Скот пасти. Там тебе самое место.
– Поезд Москва-Кисловодск отправляется с первого пути. Электропоезд на Прохладный подан в первый тупик. – Прохрипел громкоговоритель на столбе.
Дородная женщина в сарафане с какими-то кульками и пакетами в руках подскочила, споро переложила все в одну руку, второй потащила мужчину к поезду. Тот порывался что-то сказать и уже с площадки вагона, что-то кричал и яростно махал кулаком.
– Сапог!.. Жандарм!.. Ненавижу!.. – доносилось из тамбура. Поезд тронулся, вагоны катились все быстрее, замелькали один за другим, и вот уже последний умчался под затихающий стук колес.
«Слава Богу, уехали, – подумал Цветков, – будут в бювете воды целебные пить, в нарзанных ваннах купаться. Ходить в белых шляпах под ручку на терренкуре… Чего я с ним сцепился?.. Надо форму снять прямо сейчас». Зайти в ближайший лабаз и переодеться. Купить джинсы и футболку. Форму там и оставить».
Перед ним поставили три коротких на палочках шашлыка. Вода в бутылке была холодной и горькой, газ щекотал ноздри.
– Пассажирский поезд Владикавказ-Петербург прибыл на второй путь. Электричка на Буденновск отправится из третьего тупика.
«Или все же поехать во Владик? – прикинул он, – когда учились, все офицеры в училище казалась такими крутыми, но там и не было никого младше майора. И мне майора присвоят. Старший офицер, высокоблагородие. Владикавказ… столица, до пенсии на теплом месте… уволиться подполковником… квартира где-нибудь в предгорье, ванна и горячая вода каждый день… женюсь. Найду осетинку, тонкую как тополек».
– Мам! Купи шоколадку!..
Он отложил пустой шампур и поднял глаза. У витрины стояла женщина с девочкой. Женщина в повязанном по-кавказски платке, скрывающем волосы, с плотно набитой тележкой на колесах и сумкой, рядом девочка лет семи, одетая слишком тепло: две незастегнутые кофты одна на другую, за спиной распухший от вещей тянущий вниз рюкзак и большая кукла в руке. Женщина за руку держала девочку, девочка – куклу. Так они и стояли у прилавка втроем лесенкой.
– Мам, ну она же маленькая…
Та, наклонив голову, копалась в кошелечке. Протянула продавцу мелочь и взяла корытце с залитым кипятком брикетом лапши и пластмассовую ложку.
Они сели за соседний стол, лапшу женщина поставила перед девчонкой и та, насупившись, жадно ела.
– Смотришь? – повернувшись, зло сказала женщина, – любуйся, вояка!
– Вам-то чем не угодил? – отставив стакан с минералкой, спросил Цветков.
– Мы с Гудермеса бежали еще в девяносто четвертом. До последнего держались, все мечтали: вот-вот армия придет и защитит. Мужа нохчи проклятые убили, никто и пальцем не пошевелил. Русские? Убирайтесь! Дом бросили, все, что нажито. Никто не покупал. На воротах написали: «Не покупай у Маши, все равно будет наше». Бандиты нам в лицо смеялись. Война началась, решили, что вот-вот назад вернемся. А вы опять все сдали.
– Сейчас-то где живете?
Девчушка ела лапшу, серьезно смотрела то на мать, то на него.
– Комнату на окраине снимали, но и тут, черные дом за домом покупают. Тихо пока, но я знаю, что дальше будет. В Россию поедем, в газетах пишут: в Тверской области в деревнях дома брошенные – селись и живи.
Девчонка доела и положила ложку. Женщина взяла ее, обтерла салфеткой, спрятала в сумку и повернулась к офицеру.
– Где вы со своими танками и самолетами были, когда нас грабили и резали?!
Снова включилось вокзальное радио, репродуктор на столбе громко объявил:
– Заканчивается посадка на пассажирский поезд Владикавказ - Санкт-Петербург. Электропоезд на Кавказскую подан на посадку.
Женщина поднялась, следом вскочила и девочка.
– Уедем подальше, – грустно улыбнулась мать, – на мой и её век России хватит.
«Где их вещи? – подумал Цветков, – неужели вот так, только что на себе?» Он запустил руку в карман, достал выданную в финчасти пачку денег.
– Возьми, дочке шоколадку купишь, и на первое время…
Поезд ушел. И почти сразу на первый путь подкатил другой, фирменный из новых сверкающих свежей краской вагонов.
«Куда теперь? – думал он, – красивая жизнь отменяется. Вот и выбирай путь. Никакого выбора, пойдешь куда надо. Нет, не так. Налево пойдешь – пожалеешь, направо – тоже пожалеешь. Прямо идти надо и все. И тоже пожалеешь. Жив остался и радуйся. Жив остался, считай, что у военного жизнь удалась».
Из остановившегося напротив спального вагона на перрон выходили размяться пассажиры. Двое, похоже, что какой-то начальник с помощником, оба в спортивных куртках поверх белых рубашек. Старший с проседью в аккуратной прическе что-то коротко сказал, и помощник бросился в павильон, заказал четыре порции шашлыка.
Цветков так и сидел на своем месте. Вода в стаканчике была уже без газа, горькой и противной, и он пил её, морщась, маленькими глотками.
Чиновник, заложив руки за спину, ходил по платформе. Он странно поднимал ноги, словно, пинал что-то перед собой. Цеплял глазом Цветкова, бутылку из-под водки на столе.
– Капитан! – Ему хотелось говорить командным голосом, а выходило с каким-то повизгиванием, хоть и громко. – К вам обращаюсь! Водку пьете! В форме! Офицер российской армии! Защитник новой свободной России! Как на вас рассчитывать?!
Ходил он с удовольствием, видимо разминаясь после вагона.
– С оборванцами горными справиться не могли! С дикарями! Опозорили на весь мир! Регулярная армия! Страна вас кормит, поит, одевает…
Цветкову захотелось в завершение неудачной военной карьеры взять со стола тарелку с остатками кетчупа и шашлыка и впечатать ее в этого крикуна. Но сквозь стены из фигурной решетки тарелка не пролезет, а вставать и огибать ее было лень.
– Афганистан из-за вас – позор, Чечня – позор, а армия – непобедимая?!
Он бы еще долго вещал, но помощник забрал готовые шашлыки и вместе с патроном забрался в вагон. Почти сразу поезд тронулся. Медленно проехал спальный вагон, за ним были прицеплены купейные, уже на хорошем ходу пробежали мимо плацкартные, за окнами, по-детски прилипнув к ним, сидели солдаты-новобранцы. Три вагона по пятьдесят четыре солдата, ну и сопровождающие. На рукаве у одного мелькнула на шевроне белая ящерица. Уральцы. Вагоны промчались мимо, таблички он не заметил и теперь думал, куда ушел поезд. В Нальчик? В Ингушетию? Там вот-вот полыхнет. А если в Моздок? Козлов теперь другой ротой командует, а в его роте двое взводных после курсов, один «пиджак» призванный на два года после гражданского института. Все. Такие же пацаны, как солдаты. На его место пока никого. Что ж такое? В войну командовать некому было, и теперь какая-то ерунда выходит.
– Нет! – мотнул он головой и пробормотал, словно убеждая сам себя, – даже не думай, хватит. Сам видишь – служил-служил и всем не угодил.
Оставшийся на тарелке шашлык остыл, стал жестким и сальным.
– Поезд Минеральные воды – Гудермес подан на четвертый путь.
Четвертый путь – это за товарняком, что стоит на третьем. Спрятали подальше. Тот самый поезд, в котором он надеялся встретить Светлану. Несколько обшарпанных плацкартных вагонов. Цветков увидел, как четверо мужиков, один за другим, перебрались через площадку товарного вагона, спрыгнули на рельсы и побежали к платформе.
Трое рванули к прилавку, один невысокий белобрысый остановился рядом с Цветковым.
– Командир, – отдышавшись, спросил он, – здесь с работой как?
– Не очень, – пожал плечами Цветков, – в совхозах места есть, только, слышал, там зарплата копеечная, да и ту могут гречкой выдать.
– Вот-вот, – с каким-то удовлетворением заметил круглолицый с носом картошкой мужик и присел напротив, – на Рязанщине так же. Заводы или стоят, или зарплату не платят по полгода. В деревнях с пенсий и с огорода живут. Зато сюда зовут шабашить… на нефтепровод какой-то подрядили, подъемные дали.
Трое его товарищей деловито грузили пиво в развернутую спортивную сумку.
– Где прежние рабочие вам не сказали? – спросил Цветков.
Мужик только пожал плечами и вздохнул.
– Командир, думаешь, не понимаю? Эти джигиты у нас бандитствуют, а я к ним работать еду. Да семью кормить надо.
Его друзья затарились по полной. Двое тащили сумку, третий, прижав к груди, нес плотно набитый пакет из которого торчал хвост сушеной рыбы.
И белобрысый поднялся, протянул руку:
– Держи пять! Держись, командир. Если снова начнется, сам в военкомат пойду…
– Пассажирский поезд Минеральные воды – Гудермес отправляется с четвертого пути. Пассажирский поезд Пятигорск – Ростов-на-Дону прибывает на второй путь. Электропоезд на Моздок-Стодеревскую отправится из второго тупика, электропоезд на Владикавказ подан в первый тупик.
Цветков глянул на часы. Пора определяться. Если на гражданку – то в кассу за билетом до Ростова, служить дальше – бесплатную электричку подали. Четыре часа и во Владике.
– Цветков! Ко мне! – рявкнул кто-то за оградой павильона.
Сергей обернулся. За оградой стоял старый сослуживец Калугин. Тот самый, вышедший в люди Калугин, которого, то и дело, с завистью вспоминали в полку.
Они обнялись. Калугин отступил на шаг, оглядел Цветкова, хлопнул его по плечу:
– Вот смотрю на вас. Все уже майоры... капитаны, – поправился он, глянув на погоны Цветкова, – а я все так же лейтенант.
Калугин похорошел. Один малиновый пиджак чего стоил, и массивная золотая цепь за расстегнутым воротом рубашки смотрелась лучше самого дорогого галстука.
– Раздолбай ты, а не лейтенант, – улыбнулся Цветков, – раздолбай запаса. Видок у тебя!..
Тот оглядел себя, передернул плечами.
– Самому противно, с местными вопросы перетирал, пришлось нацепить этот ужас. Ростовский подадут – сразу переоденусь.
– А если дамы в купе?
– Дамы?.. Отвык я как-то с соседями ездить. Сам-то как? Куда собрался?
– Не знаю, – пожал плечами Цветков.
– Как это?
– Предложили в училище перевестись.
– Во Владик? Давно пора, не до пенсии же ротным сидеть.
– Или вообще уволиться, – вздохнул Цветков, – кадровик личное дело на руки выдал, обматерил на прощание и отправил на все четыре стороны.
Носильщик подкатил телегу. Два больших дорогого вида чемодана стояли на ней.
– Дружище! – протянул носильщику купюру Калугин, – вези барахло на ростовский поезд в спальный вагон.
Он взял Цветкова под руку и отвел его в сторону.
– Серега, времени мало, так что скажу прямо. Только без обид! Десять с лишним лет, если с курсантскими, в форме ходишь и лишь капитан! В академию тебе не прорваться. В войсках застрял. И в училище ничего у тебя не выйдет. А мне до зарезу нужен надежный человек. Суть такая, – теперь Калугин говорил тихо, со стороны не услышишь, – моздокский разливочный цех под заказы забит. В три смены пашет. Появился у меня выход на завод в Беслане. Там бутылку оптом отдают по пять рублей. Загружаешь ящиками грузовик, садишься с водителем и везешь все это добро в Россию. Проход по Осетии обеспечен. Дальше, договариваешься на постах, такса твердая. Сдаешь на склад в Подмосковье по пятнадцать. Мой твердый процент: треть с разницы, пятерка с бутылки. За пять – в Беслане купили. Пять – мне. Остальное – твое. Со всеми путевыми расходами за рейс получишь тысяч десять чистыми. Даже больше. Три, а то и четыре рейса за месяц сделать как два пальца об асфальт. Пятьдесят штук в кармане, считай, зарплата за год.
– Не опасно? – только и спросил Цветков, а сам попытался представить, сколько это – пятьдесят тысяч разом.
– Не опаснее чем с автоматом бегать. Дело налажено. Я же не могу разорваться и в каждой своей машине сидеть. А с улицы первого встречного на такое место не возьмешь. Ухарей полно, за такие деньги он эту водку повернуть куда угодно сможет.
Цветков молчал. Калугин достал ручку и блокнот, раскрыл его и стал размашисто писать, одновременно инструктируя.
– Едешь в Беслан, адрес здесь, там покажут, где грузиться. Водитель ждет сигнала...
Цветков кивал, а сам смотрел на уходящий с первого пути поезд. За ним открылся воинский эшелон на втором пути. Техника была тщательно закрыта брезентом. «БМП – боевые машины пехоты – новые, с завода или с хранения» – определил он. Две старые машины в его роте сожгли в войну, оставшиеся латали, как могли, чаще чинили, чем ездили.
– На первый рейс аванс под расходы получишь. И о перспективе помни. Я выше поднимусь – все дело тебе передам.
Лязгнули буфера воинского эшелона.
Калугин глянул на тронувшийся состав.
– С хранения БМП, – безошибочно определил он, – не все в войну спалили. Ладно, давай, Серега, решайся, а то последнюю броню перемолотят, и армию просто по домам распустят, тогда точно не у дел останешься.
Пришедший на первый путь ростовский поезд закрыл эшелон. Стоящий наготове грузчик покатил телегу с чемоданами к спальному вагону.
– Поезд Пятигорск – Ростов-на-Дону подан на первый путь. Электропоезд на Владикавказ отправится из первого тупика, электропоезд на Стодеревскую-Моздок отправляется из второго тупика.
– По рукам?
Цветков еще секунду подумал и протянул руку. Во второй как-то сам оказался листок с телефонами и адресом.
– И правильно. Все равно назад тебе пути нет, в Моздоке в общагу заходил, никого из знакомых не осталось, в нашу комнату, по старой памяти завернул, там другие живут.
– Быстро заселили! – усмехнулся Цветков. – Лейтенанту какому-то счастье. Хотя… сейчас эшелон прошел, прямо к пассажирскому поезду вагоны с солдатами подцепили, бойцы молодые…
– Забудь! – скривился Калугин. – И чем быстрее – тем лучше. Пусть той лейтенантше такое счастье.
– Какой лейтенантше?
– Или прапорщице, тетке, которая в нашей комнате живет.
– Что за тетка? – резко повернулся Цветков, как зовут?!
– А я спросил! – кивнул Калугин, – памяти на имена нет, но у нее имя самое светлое какое может быть. Светлана. И про тебя, кстати, спрашивала. Где ты, куда пропал, когда появишься?
– Когда ты там был?
– Говорю же, только с Моздока.
– Держи! – Цветков сунул ему лист с телефонами и подхватил сумку.
– Серега! Не дури! – рявкнул ему вслед Калугин.
– Извини! Не мое это! – на бегу обернулся Цветков
– Тебе шанс выпал…
Но капитан его уже не слышал. Он чуть не налетел на телегу носильщика, перепрыгнул через нее и рванул за платформу, где в тупиках дожидались отправления электропоезда.
Первый, с надписью «Владикавказ» на табличке, стоял с открытыми дверьми.
– Жалеть буду! – посочувствовал сам себе Цветков и пробежал на следующий путь за уже тронувшимся поездом. Помощник машиниста в хвостовой кабине, стоял в узкой служебной двери. Увидел догоняющего состав офицера и посторонился, пропустив его. Захлопнул за ним дверь и открыл отделявшую кабину от вагона.
Электричка мчалась, набирая ход.
– Жалеть буду, – повторил Цветков и нетерпеливо глянул на часы. Но сам улыбался. В вагоне, забросил на полку сумку и открыл окно, сдвинув вверх форточку.
Темные тучи собирались над Кавказом. Электричка полным ходом неслась навстречу грозе…
Отрывок из повести Андрей Макарова «Дорога на Моздок»
http://artofwar.ru/m/makarow_a_w/text_0990-1.shtml
Книга Андрея Макарова 'Дома и люди на Счастливой улице' - вышла в Санкт-Петербурге.
592 страницы вместили сто рассказов разных лет. Рассказы, получившие литературные премии, звучавшие на радио, публиковавшиеся в литературных журналах, впервые собраны под одной обложкой. Рассказы о нашей жизни, о девяностых годах и днях сегодняшних.
Покупайте и читайте. Обещаю, что скучно не будет.
Для тех, кому это важно - книга с картинками! Рисунками известного питерского художника Евгения Осипова.
Книгу продает 'Издательство ДЕАН', город Санкт-Петербург.
Жители Петербурга могут купить ее в издательстве, москвичи в столице, книгу можно заказать с доставкой почтой или транспортной компанией.
