С Курмышкиным судом пока подождем, сегодня осудили сразу по двум делам: за терроризм Трепову и за экстремизм Гиркина. Общественности не до Курмышкина, хотя у нас из суда для вашего внимания есть сенсации.
Пока предлагаю вам куда более важную для меня новость, которая перекрывает весь негатив от Курмышкин-band: я подписала договор на переиздание романа "Мама!!!" Книга о девочке с тюменской Лесобазы с эпиграфом "Мама!!!" это не не зов о помощи, не посвящение - это крик ужаса" снова выйдет. На сей раз роман будет опубликован в издательстве "Пальмира" (группа "Т8 Издательские технологии", "Пальмира").
Все минувшие почти три года ситуация с "Мамой!!!" держала меня - будто подвешенной за лямки. Роман, который громко выстрелил еще задолго до выхода в книжном варианте, на этапе журнальной публикации, который породил большие споры, столкнулся не с вполне рыночными преградами. Это, конечно, прежде всего мой открытый конфликт с "Новой", с либеральным истеблишментом. Это мое выступление по делу Дмитриева, которое привело мою книгу практически к остракизму. И это, увы, коронавирус: я подписала договор буквально за пару дней до появления в России первого больного. И все этапы подготовки, выхода, презентации книги совпали с самыми злейшими пандемийными ограничениями. Начнем с того, что литературный редактор книги несколько месяцев сидела на самоизоляции, что вряд ли способствовало общему энтузиазму.
Потом, если вы помните, я по своей инициативе отметила первую презентацию книги, так как была большая волна заболеваемости и мне не хотелось стать причиной чей-то гибели.
Переводы сорвались дважды - в Польше просто поумирали люди, бравшиеся за это. Сорвались переговоры об экранизации в России - тоже из-за пандемии
Все эти годы я не могла выскочить из текста "Мамы!!!", потому что чувствовала, что история ее еще не закончена, что с книгой мне предстоит еще работать. И просто была общая обескураженность. Если хотите, скажу прямо: я, зная, как у нас устроена либеральная номенклатура, была потрясена, когда лично с ней столкнулась и увидела на собственном примере, что эти люди готовый устроить бойкот хорошей книге только потому, что ее героиня в девять лет смеется над Ельциным и считает людей, которые его слушаются, недалекими.
Текст у "Мамы!!!" сложный, речевой лад специфический. Чтобы писать новую книгу, особенно в условиях, когда я и без литературы очень много пишу, нужно полностью из него выскочить, отряхнуться. А сделать я этого не могла, потому что вопрос закрыт не был. За минувшие годы я начала работу сразу над тремя художественными проектами: романом о зарождении УСЛОН и первого Соловецкого полка охраны, романом о советском жиголо (в продолжение лимоновского рассказа "Великая мать любви", эту идею я еще 11 лет назад обсуждала с Лимоновым, но т.к. его письменный отзыв мною утерян, я мнение Лимонова не привожу), и рассказы о деревне. Все это не идет. Нет ощущения, что я перескочила на следующую ступеньку, что вообще выскочила из "Мамы!!!"
Тем более, что уже после ее выхода книга приобрела тяжелейший контекст: в доме моего детства, в том самом по Судостроителей, 38, о котором я написала огромный роман, пропала и позже была найдена зверски убитой восьмилетняя девочка Настя Муравьева.
Эта история меня чудовищно потрясла, потому что значительная часть моей книги это рассказ о страхе и ужасе жизни в этом доме в 90-е, об ужасе покинутых детей, детей алкоголиков, детей из растерявшихся перед историческими событиями семей
Хотя я не была из такой семьи, но жила лишь с мамой, жила в окружении таких детей, как Настя Муравьева. И роман прежде всего о них, там не так много автобиографического. Это даже не автофикшн, вопреки утверждению ряда невнимательных критиков. Это совершенно вымышленное художественное произведение, в котором я описывала прежде всего жизнь и место в истории вот таких семей, как у Насти Муравьевой (нет уже моральных сил воспроизводить историю гибели этой девочки).
Ну и факт, что девочку звали Настя, что она жила в моем доме, а я лично помню и ее папу, и ее дядю (умершего в те же дни), меня тоже очень потряс. Произошел какой-то якорь, даже скорее навис на мне камень, который в художественной работе тянул на дно. Туда, в этот самый страшный дом самого страшного района Тюмени. Нельзя писать о советском жиголо Витьке или о деревенских вдовицах, пока на тебе такой груз. Можно писать про жуликов, агитпропе, ценах на яйца - писать добротную художественную прозу, не выскочив из столь специфического текста, нельзя.
Очень надеюсь, что работа над переизданием полностью меня уже от того текста освободит. Благодарна "Пальмире" и Вадиму Назарову за предоставленную возможность проделать над собой эту работу. Между прочим, Вадим Назаров был первым издателем, кому я прислала тогда рукопись. Но в итоге выбрала АСТ. Прошло время и я не постеснялась второй раз штурмовать Вадима Назарова!
Надеюсь, в этот раз смогу избежать допущенных мною в прошлый раз ошибок, вызванных неопытностью. Прежде всего по корректуре, редактировании. Помарок в романе, конечно, много
Постараюсь исправить и как-то посерьезнее отнестись к работе над версткой. И, конечно, теперь книгу будет преследовать реальный контекст - история дома, который прогремел, без преувеличения, на весь мир, в котором отсняли свои сюжеты все ведущие российские программы. Контекст будет, конечно, давить. И у читателя теперь перед глазами есть визуализация, читатель видел и этот дом, и людей, которые до сих пор там живут. Надо будет мне это как-то преодолеть.
Ну и - наконец выскочить из державшего меня столько лет текста и заняться дальше прозой. Потому что вижу я себя в конечном итоге в литературе. И если завтра меня переедет трамвай, я бы хотела, чтобы в некрологах написали, что я писатель, а не расследователь делишек Курмышкина.
Ну и переиздание такой книги будет отличным поводом вернуться к разговору об отсутствии консенсуса по поводу оценки 90-х между народом и либеральной интеллигенцией больших городов. Вопрос этот именно сейчас стал очень актуальным. Я долго не возвращалась к этой теме, потому что тяжело переживала странное торможение книги. А разговор важнейший: в минувшие два года мы увидели, что я достаточно прозорливо поставила вопрос проблеме отсутствия открытой оценки потерь 90-х и цены декоммунизации. Это сейчас все выстрелило, мы видим своими глазами.
По случаю - фрагмент книги. В ней вообще-то рассказывается о бытовой жизни детей и взрослых в самом страшном районе Тюмени в самые страшные, после сороковых, для страны времена
О чем роман