В Барбиленде всё спокойно: прекрасное утро стереотипной куклы начинается с душа без воды и бодрящего стаканчика невидимого молока. В течение дня у Барби лишь одна задача — наслаждаться своей беззаботной жизнью, раскрашенной в розовый цвет. Для этого у неё есть всё необходимое: идеальная внешность, кукольный домик, лучшие наряды, подружки-хохотушки, ежедневные вечеринки и Кен, который всегда рядом. Рассекая на каблуках по вершине пирамиды Маслоу, Барби веселится до тех пор, пока в её фантазии, как гром среди ясного неба, не врывается мысль о смерти. Так открывается дыра между Барбилендом и реальным миром и свершается первый такт субъективации — прерывание бесконечного наслаждения. Теперь Барби и Кену предстоит отправиться в путешествие, чтобы узнать, кто они такие и чего на самом деле хотят.
«Барби» Греты Гервиг — это завернутая в блестящий фантик рекламная кампания не столько продукции компании Mattel, которая занимается производством одноимённых кукол, сколько актуальной феминистской повестки. Честное имя Барби до сих пор порочил тот ассоциативный ряд, в который оно встроено: нереалистичные параметры женской красоты, нарочитая сексуальность как единственно возможная форма достижения успеха, бесконтрольное и бездумное потребление. Гервиг старательно выводит детище Mattel из этой цепи и скрепляет его с новыми означающими: внутренняя сила, право на самоопределение, независимость от мужского одобрения и валидация «негативных» чувств. Взлетевшие показатели продаж корпорации свидетельствуют об удачном завершении этого проекта, который, в конечном счете, замкнулся на самом себе — нагруженная смыслами кукла становится гораздо более привлекательным товаром для широкой аудитории, что способствует увеличению прибыли.
И всё же свести «Барби» к одному знаменателю — капитализации феминизма — не выходит, в самой ткани фильма маячит брешь, сквозь которую проглядывает иное измерение. Краеугольным камнем этой истории становится отброшенное в пластиковом мире тело, избавленное от влечений. Первые трансформации, которым подвергается ошарашенная невротическим вопрошанием Барби, связаны именно с телом: её стопа больше не заточена под туфельку на каблуке, а на бёдрах проступает предательский целлюлит. Можно сказать, что в этот момент стереотипная кукла получает доступ к человеческому опыту становления психики на поверхности тела. Попадая в реальный мир, Барби зачарованно разглядывает пожилую женщину, чья внешность резко контрастирует с тем, как выглядят жительницы Барбиленда. Это тело представляет собой уникальную историю, в том числе историю утрат, которые делают возможным рождение желания. У Барби же до момента вторжения экзистенциальных мыслей нет желаний, поскольку нет тела, которому они могут принадлежать. В этом отношении Кен — близнец своей подруги, его попытка покорить пластиковые волны хоть и заканчивается неудачей, но не оставляет шрамов.
Барбиленд при ближайшем рассмотрении во многом напоминает мир социальных сетей, где тело также оказывается вынесенным за скобки. Покинуть пространство идеальных картинок и смешных видео не даёт производимый ими эффект наслаждения — виртуальное тело, как и пластиковое, не считается с принципом реальности. Попадая в плен образов, мы превращаем реальное тело в процессор, запускающий работу конкретного гаджета и обеспечивающий определенные эффекты в воображаемом. Одним из таких эффектов становится чувство «украденного наслаждения», возникающее при попытке соотнести собственное несовершенное Я с фото- и видеоснимками другого. По сути объектом, с которым мы пытаемся себя сопоставить, в пространстве соцсетей выступает не реальный человек, а его аватар, лишённый телесности.
Что касается патриархальной революции Кена в Барбиленде, то этот радикальный шаг не что иное, как попытка найти и занять собственное место. Во вселенной Барби Кен — всегда плюс один, а если присмотреться к детским играм, то большую часть времени он и вовсе «на работе». Неудобства Кена заявляют о себе гораздо раньше «странностей» Барби, а из подсмотренной в реальном мире модели патриархата он выносит только один урок — чтобы обрести своё место, нужно отнять его у другого. Но и этот путь оказывается намертво связан с Барби — так или иначе, подчиняясь или подчиняя, Кен вынужден выстраивать свою идентичность вокруг неё. Настоящий переворот в его самоощущении производит изъятие женского требования из «формулы счастья».
Встреча раненной телесностью Барби с матерью-создательницей — ещё один важный этап субъективации главной героини. Вчерашняя кукла просит разрешения стать человеком, но в какой-то момент осознает, что никто не способен разрешить или запретить ей быть самой собой. В каждый момент времени мы уже те, кто мы есть, несмотря на одобрение или порицание значимых фигур. Когда Барби понимает это, её тело, наконец, сексуализируется и вырывает героиню из искривлённого пространства платоновской пещеры. Переместившись в реальный мир, Барби первым делом отправляется к гинекологу — обретение пола знаменует её окончательное перерождение. Теперь она может дышать, чувствовать боль и возбуждение, за которым угадывается пульсация ускользающего желания. Неотступно следовать за ним сложнее, чем утопать в пучине наслаждения, но любая анестезия — это маленький розовый гвоздь в крышку пластикового гроба.
Больше материалов об авторском кино ищите на канале в Telegram.
