Серия интервью "Vulture", где музыканты честно оценивают взлеты и падения своей карьеры. Интервьюер: Devon Ivie "Я погрузился в мифы и легенды, пытаясь найти связь между сказкой и реальностью. Грани между ними порой стираются" – размышляет Роберт Плант, глядя на пасмурный английский пейзаж. Несмотря на "серый и унылый" день в Западной Англии, Роберт Плант полон энергии и готов к откровенному разговору. За окном декабрь, а легендарный вокалист Led Zeppelin вспоминает прошедший год, отмеченный триумфом его совместного альбома с Элисон Краусс – "Raise the Roof", номинированного на три "Грэмми". Именно эта жажда музыкальных экспериментов, унаследованная от кантри и блюграсса, всегда вела Планта по творческому пути, как в Led Zeppelin, так и в сольной карьере. В Led Zeppelin он был воплощением рок-фронтмена: его голос – "золотой молот", тексты – мощные и загадочные, в унисон гитарным риффам Джимми Пейджа и ритм-секции Джона Пола Джонса и Джона Бонэма. После распада группы в 1980-м, Плант не
Серия интервью "Vulture", где музыканты честно оценивают взлеты и падения своей карьеры. Интервьюер: Devon Ivie
"Я погрузился в мифы и легенды, пытаясь найти связь между сказкой и реальностью. Грани между ними порой стираются" – размышляет Роберт Плант, глядя на пасмурный английский пейзаж.
Несмотря на "серый и унылый" день в Западной Англии, Роберт Плант полон энергии и готов к откровенному разговору. За окном декабрь, а легендарный вокалист Led Zeppelin вспоминает прошедший год, отмеченный триумфом его совместного альбома с Элисон Краусс – "Raise the Roof", номинированного на три "Грэмми". Именно эта жажда музыкальных экспериментов, унаследованная от кантри и блюграсса, всегда вела Планта по творческому пути, как в Led Zeppelin, так и в сольной карьере.
В Led Zeppelin он был воплощением рок-фронтмена: его голос – "золотой молот", тексты – мощные и загадочные, в унисон гитарным риффам Джимми Пейджа и ритм-секции Джона Пола Джонса и Джона Бонэма. После распада группы в 1980-м, Плант не остановился, продолжая искать новые музыкальные горизонты в сольном творчестве с 1982 года. Как он сам говорит: "Я просто плыву по течению".
Разговор с Плантом длится больше часа, пока за окном не зажигаются огни соседнего городка. Он прерывается лишь ради встречи с семьей Джона Бонэма на футбольном матче. Перед этим Плант обращается к читателям: "Я понимаю, что к подобным вопросам можно подойти двояко. Можно отмахнуться, сказав, что это было давно и неважно. А можно попытаться объяснить, что двигало мной тогда. Пусть те процессы и не отражают мою нынешнюю жизнь, истории этих песен – часть меня, и они привели меня туда, где я сейчас". К счастью, Роберт выбирает второй путь.
Песня, ставшая фундаментом мифа
"Возможно, это неочевидно, но я бы назвал "Achilles Last Stand" с альбома Presence. В ней, как и в "No Quarter", "The Song Remains the Same", "Kashmir", "Ramble On" и даже в "High and Lonesome" с нового альбома, заложен дух путешествия. В юности я зачитывался К.С. Льюисом, Льюисом Спенсом и, конечно, Толкином, который тогда был почти забыт. Позже пришло увлечение "Беовульфом" и сагами, отражавшими мою связь с родными островами. Меня всегда завораживали осколки прошлого, отголоски мифов и жажда приключений".
"На меня повлияло ощущение времени, когда мир еще не был поглощен массовой культурой. Места, где я рос, всего в паре миль от моего нынешнего дома, дышали историей. Идея поиска, ценность движения – вот что меня вдохновляло. Британские острова всегда были на перепутье, последним форпостом Европы, связанным со Средиземноморьем. Это место когда-то считалось краем света, здесь проходили пути народов. Я чувствовал это в архитектуре, в ландшафте, еще до колониальной эпохи. Хотя, по сути, колониализм был всегда, просто в более примитивной форме. Люди постоянно двигались, искали новые формы самовыражения, привносили что-то новое: искусство, материалы, поэзию, смешение кровей".
"Да, "Achilles Last Stand". Я провел полгода в Греции после автокатастрофы 1975 года, не мог ходить. Текст песни – крик о желании вырваться из заточения, из инвалидной коляски, из состояния беспомощности. Я рвался в Атласские горы, к местам, где находил утешение, радость, но в то же время – интригу и приключения".
Песня, чей смысл изменился сильнее всего
"В жизни, в творчестве, в словах – все существует в моменте. Потом мы двигаемся дальше, оставляя позади озарения, безумие, что угодно. Поэтому для меня нет смысла копаться в прошлом и искать изначальный смысл песен. Возьмем "Black Dog". В 1971-м она работала на меня. Отражает ли она меня сейчас? Не совсем, но в каком-то смысле – да. Текст вдохновлен блюзовыми мотивами Миссисипи, и в то время это звучало органично. Но изменился ли ее смысл? Нет, она была написана в духе времени. Это было, и прошло. Прошло 50 лет! Это просто набор фраз, взятых из афроамериканского сленга, с улиц Мемфиса и Кларксдейла. Набор строк, сложенных вместе".
"До Zeppelin я написал в соавторстве всего одну песню. Помню, как мы с Бонэмом поехали на первую репетицию на машине его мамы. Я был совсем "зеленый" в написание текстов. Тогда меня вдохновляли Dion and the Belmonts, особенно Дион ДиМуччи – потрясающий вокалист. Нравились ранние Buffalo Springfield, их тексты, ритм. Американская музыка того времени была более осмысленной и сложной. Я же, наверное, застрял в архаичном подходе – цеплял текст к риффу. Мило? Да, мило. Но был ли в этом глубокий смысл? Мне было 19, когда начались репетиции, 20, когда вышел первый альбом. Работает ли для меня сейчас "Living Loving Maid (She’s Just a Woman)"? Ну, может быть, но я не узнаю парня, который ее написал. Не узнал бы на улице".
Самая "гиковская" песня для фанатов Толкина
"Это провокация, да? [Смеется] Я уже не раз был посмешищем за "хипповские" разговоры о Фродо. Но я читал Толкина, когда он был известен не больше, чем самая пыльная книга в моей библиотеке, когда его имя было почти забыто. Но это не дает мне никаких привилегий в этом вопросе".
"Я бы выбрал "The Battle of Evermore". Толкин был профессором средневековой истории, жил и преподавал неподалеку от меня. Он черпал вдохновение в местных пейзажах, которые мне так близки. Через пару лет я стану частью этой земли. Шропширские и Кли-Хиллз – места, где он сидел и смотрел на Шир внизу. Стиперстоунс, Митчеллс-Фолд... даже сейчас, в темноте, кажется, что Эдрик Дикий скачет через каменные круги, изгоняя норманнов за Северн. Я изучал эти места, искал связь между мифом, сказкой и реальностью. Они переплетаются очень тесно. Истории, возникшие в эпоху пред-романтики или романтики... Если наложить карту этих мест на карту легенд, все встанет на свои места. Места, настолько сильные, что стали основой для великих сказаний. Вечное противостояние культур – вот что пронизывает этот край".
"В "Evermore" есть что-то от ночного танца теней, отголоски древних ритуалов. Меня всегда тянуло к неизведанному, к просторам. Марокко, юг Техаса, Орегон, Монтана – места, где мало людей, где чувствуешь себя частью чего-то большего. Это возвращает нас к теме "песен-путешествий". "The Battle of Evermore" – это отражение вечной борьбы культур, их приливов и отливов. Это очевидно здесь, повсюду. Но я осознаю, что по сравнению с мощью "черного флага" современного мира, это совсем другая история. Мы вкладываем в это душу, это наша работа, хоть и грязная".
"Иногда я листаю книги по истории, представляю, где-то здесь, в песке, лежит драккар викингов... Наверное, мне нужна помощь специалиста. Но боюсь, он будет в шлеме с рогами".
Лучшая акустическая песня
"На альбоме Mighty ReArranger есть трек "All the King’s Horses", довольно неплохая латиноамериканская акустика. А если говорить об акустике с фортепиано, то я бы выделил "A Way With Words" с Carry Fire. Она как младший брат "A Stolen Kiss". Эти песни часто звучали в эфире, дали мне пространство для лирики, для игры со звучанием слов. Моя музыкальная сила – в умении работать с идеями и темами, создавать эффект драмы и сдержанности. Иногда тишина и пауза говорят громче крика. Важно расставить акценты, дать каждому инструменту и голосу свое место, и вокальная линия может стать точкой, знаком препинания, подчеркивающим смысл".
Песня, всегда напоминающая о Джоне Бонэме
"Как ни странно, снова "Achilles Last Stand". Или "When the Levee Breaks" – потрясающая запись! Грув Бонэма в ней – сексуальный, расслабленный, сдержанный. Он всегда спасал нас, когда мы, фронтмены, вели себя слишком самонадеянно. Но "Achilles Last Stand"... Послушайте, что творили эти трое в студии! Джонси с восьмиструнным басом Alembic, соло Джимми... Это нечто невероятное. Иногда мне приходилось буквально приклеиваться к пленке, чтобы вписать вокал в эту инструментальную лавину. Там почти не было места для вокала, кроме того, что я в итоге сделал".
Самая мощная песня для живого исполнения
"Забудьте про "золотого бога" [прозвище, привязавшееся к Планту с 70-х, хотя ему оно не нравится]. Я "золотой бог" только на теннисном корте и футбольном поле, и то нечасто [смеется].
"Самая мощная песня для меня в последние годы – "Embrace Another Fall" с альбома Lullaby and the Ceaseless Roar. Sensational Space Shifters – моя семья музыкантов на всю жизнь. Эта песня, ее энергия, когда она выплескивается в зал – это сплав всего, что мне дорого в музыке. Их игра – это взрыв, драма! Каждый музыкант на сцене – личность, и это чувствовалось. Композиция, хоть и выстроена, но в ней есть безумие, она взмывает ввысь, растворяется, потом возвращается к западноафриканским ритмам. Текст песни очень личный, это о моем возвращении в Шир. Как бы я ни стремился к путешествиям, меня всегда тянет домой. Шир – это моя гавань, хотя иногда, уезжая, я оставляю там часть себя. Напряжение и разрядка в "Embrace Another Fall" – это кульминация всего моего творчества. Было безумно сложно удержать ее под контролем, но мы справились".
"Я много времени провел в Северной Африке. Сидел в тени, слушал жизнь вокруг, музыкантов в кафе, уличных исполнителей с перевернутыми тарелками, играющих на коленях. Другой мир, другая музыка. Меня это захватило. Еще в 70-х я привез Джимми в Марокко, и там родилась "Kashmir". А "Embrace Another Fall" – это как возвращение домой, синтез всего, что я полюбил в тех поездках".
Кавер, который, возможно, превзошел оригинал
"Вы правда ждете от меня такого ответа? Люди постоянно перепевают наши песни, и это всегда сложно оценить. Каждый интерпретирует песню по-своему. Например, мы с Элисон записали "Searching for My Love" Бобби Мура для Raise the Roof. Но она не лучше оригинала. Все эти каверы, которые мы сделали с Элисон на Raising Sand и Raise the Roof – это спонтанные музыкальные зарисовки, рождавшиеся в студии. Это наше прочтение, ее комментарии, наш вокал, игра музыкантов. Мы искали новый взгляд на эти песни. Оригиналы – это шедевры своей эпохи. Их не нужно улучшать, их нужно переосмысливать".
Самая спорная музыкальная эра
"Я не зазнаюсь, но ко всему подхожу осознанно. Я пробую новое, не зная, будет ли это интересно публике после стольких лет "бомбардировки" медиа и поисков своего пути. Жаловаться не на что. Важно, что я сам думаю об этом, а не публика. Для меня, как и для многих ветеранов сцены, есть несколько путей: сдаться, потому что нечего больше сказать, или почивать на лаврах.
"После смерти Джона и распада Zeppelin нужно было двигаться дальше. Я долго искал себя, потому что до 32 лет жил в каком-то безумном приключении. Мне нужно было переосмыслить все. Начал писать с другими людьми. Это очень личный процесс, нелегко открыться в музыке. У меня было много песен, написанных в соавторстве с Zeppelin, и это была высокая планка. Но меня поддерживали друзья, первые два сольных альбома вышли благодаря им".
"Фил Коллинз был настоящей движущей силой, его позитивная энергия заряжала на записи Pictures at Eleven. Собрать команду было несложно, сложнее было "приготовить" все правильно. Фил не столько давал советы, сколько поддерживал и понимал. Он не терпел халтуры, приезжал в студию в Уэльсе на короткое время и выкладывался на полную. Никто не прятался за маской. Потом он поехал со мной в тур и сказал: "Роберт, барабанщик, который сидел за тобой столько лет, был моим героем". И добавил: "Я готов на все, чтобы помочь тебе вернуться в строй". Это было время выхода "In the Air Tonight", но Фил находил время для меня, несмотря на свой оглушительный успех с Face Value и Genesis. Он – великий человек, светлая душа".
"К Shaken ‘n’ Stirred я загорелся идеей разогревать Talking Heads. Начал писать более экспериментальную музыку, осваивать студийные технологии. Возможно, тогда я немного сбился с пути. Но в моей дискографии много разных альбомов, и нужно принимать их все. Зато потом я вернулся к себе, записав Fate of Nations с Ричардом Томпсоном и Найджелом Кеннеди. Думаю, именно тогда я окончательно освободился от тени Led Zeppelin".
Реакция на кавер Энн Уилсон на "Stairway to Heaven"
"Посмотрите, кто меня окружал в тот вечер! Кто сидел рядом? Что вообще происходило? Я почти не узнавал людей. Как мы, британская блюзовая группа, докатились до такого "смехотворного" величия? Хотя "смехотворный" – слово многозначное. В конце записи "Stairway" мы все были потрясены ее трансформацией. Но у этой песни своя жизнь. Со временем я почувствовал себя отчужденным от нее. Она начиналась как нечто личное, уязвимое, искреннее, но годы шли, и она перестала быть только нашей. Теперь она живет своей жизнью, кого-то сводит с ума, кому-то приносит выгоду".
"Я оставил многое позади. В тот вечер я смотрел на реконструкцию – талантливую, искреннюю, уважительную. Я был зрителем в галерее, наблюдал за великолепным спектаклем. Я и мой вклад в "Stairway" были выставлены на всеобщее обозрение, в мире вечных трибьютов, далеко от той обложки, от той сцены, от того дома, который мы ей дали. Я чувствовал себя оторванным от всего этого, от песни, от ее многолетней истории. У нее была своя инерция, свой путь. Я смотрел, как она уплывает, как легкое перо, мыльный пузырь, выпущенный из трубки".
"Я никогда не думал, что увижу это со стороны, как зритель. Не представлял себя в роли стороннего наблюдателя, оценивающего "художественное впечатление" от "Stairway". Я знал, что Кеннеди-центр готовит что-то, но не ожидал такого масштаба. Это было потрясающее исполнение. Теперь я – вуайерист, не несу ответственности за эту песню. Меня больше не дергают в гитарных магазинах с просьбой "сыграть ту самую". Я не услышу ее на свадьбе в исполнении флейты. Я люблю эту песню. Но в тот вечер она словно сняла с меня груз лет, стерла все, что было связано с ней. Словно обнажила нерв. Возможно, для нас все закончилось гораздо раньше, чем мы думали. Без Джона – точно. Мы говорим об одной песне, написанной 50 лет назад. И кавер Энн Уилсон – это великолепно, просто убивает меня каждый раз. Убивает в нескольких смыслах. Боже мой..."
"Некоторые артисты становятся заложниками своих достижений, и это, наверное, ад. Но "Stairway to Heaven" – особенная песня. Она развивалась сама по себе, стала чем-то большим, чем просто музыка. Хотя я уже не чувствую с ней сильной связи. Но тот вечер в Кеннеди-центре напомнил мне, что я все же несу ответственность за нее, хорошую или плохую. Дело не в том, как Энн Уилсон спела, хотя она потрясающая вокалистка [на сцене были также Нэнси Уилсон, сын Джона Бонэма – Джейсон, и около сотни музыкантов]. Дело в общей атмосфере, в хореографии, в ощущении "мы недостойны". Это был момент катарсиса".
Согласие на использование Led Zeppelin в "Школе рока"
"Почему бы и нет? Наши песни не из Валгаллы. И Валгалла – не лучший пункт назначения. Мне нравится идея "стукнуть молотом" по другому времени. Джек Блэк сделал из этого настоящий праздник! Рифф "Immigrant Song" – убойный. Жаль, что детям сложно его играть. Но песню понимают все, и старые, и малые. Она классная, немного нелепая, даже абсурдная. Мы написали ее в самолете, летя из Исландии – фантастический концерт, приключение, о котором не напишут книги. Отдать ее детям – важно. Пусть несут ее дальше, вверх и вниз, без иерархий. Просто кайфуйте от музыки!"
"Риск – это круто. Джимми Пейдж это понимает. "Immigrant Song" – отличный пример, она возвращает меня к "темным векам", к моим корням. Я сейчас сижу в здании 15 века, не роскошном, но пережившем тысячу смертей. Здесь прятались до Гражданской войны, до Кромвеля... Викинги – это весело! Огромный барабан, задающий ритм гребцам – все видели "Викингов" с Тони Кертисом и Кирком Дугласом. Это так атмосферно! И Джек Блэк отлично передал этот дух, он сам – ходячий риск. Мои внуки играют его риффы. "Школа рока" – это правильный шаг, возможность на время развеять наш миф, потому что все это – миф, не более. Я смотрел фильм, он забавный".
"Я не один принимаю решения об использовании нашей музыки. Это всегда коллегиально. У нас в группе два Козерога и Лев, мы все обсуждаем вместе. Часто нам показывают сцены из фильмов, и если музыка кажется неуместной, неприятной, мы отказываемся. Наша музыка – живая, динамичная, она ждет подходящего момента, романтики, драйва, фильма со смыслом. Но такое встречается редко. [Среди недавних проектов, одобренных Zeppelin: "Игра на понижение", "Тор: Рагнарёк", "Острые предметы"]. Многое – безвкусно, упор на насилие и динамику. Когда попадается что-то стоящее – это другое дело. Нельзя отдавать нашу музыку кому попало, мы уже наделали ошибок".
Лучшее воспоминание о "Звездолете"
"Расскажу что-нибудь "детское". "Звездолет" – это было круто! Возможность улететь с концерта, добраться до следующего города, отдохнуть. Когда самолет приземлился в первом туре, на борту едва проступала надпись "Led Zeppelin, Elvis Presley" – краска еще не высохла. Сами самолеты были, мягко говоря, не новыми [Майкл Макдональд о "Doobieliner" Doobie Brothers: "Это был странный самолет, собранный из кучи деталей, настоящая летающая смерть"]. Списанные "ветераны", доживающие свой век на кладбище в Аризоне".
"Помню, летели из Далласа в Новый Орлеан. Джон Бонэм тогда носил федору и трость с серебряным набалдашником. Поднялись на 8000 футов – невысоко. Джону приспичило в туалет. Открывает дверь, и шляпу с него срывает и засасывает в унитаз! Раздался жуткий "вуш". Оказалось, техники на аэродроме забыли закрутить сливной люк туалета. В баке под туалетом не было давления. Джон лишился шляпы, а мы – дара речи, поняв, что выше нам не подняться, уши закладывает! [Смеется] Так и летели из Далласа в Новый Орлеан на 8000 футах".
"Вот в чем проблема! У меня столько уморительных историй! Зачем нам мистика, давайте лучше расскажем о безумных случаях из жизни. Все хорошо, что хорошо кончается. Это была всего лишь еще одна ночь в раю".