Середина 12-го века, самое средневековое Средневековье. Анжуйская империя вплотную приблизилась к своему шансу стать великим западным гегемоном. Укрощение Тулузы и твёрдое королевское цыц арагонским королям могло вывести англо-норманнские торговые пути на прямое сообщение со Средиземноморьем, превратив Марсель в крупный английский порт. В союзе с Сицилией английские короли давили в регионе конкурентов - Геную и Пизу, и брали под контроль Папскую область. Впереди их ждали богатые торговые перекрестки Леванта - Акра, Тир, Триполи, земли Трансиордании.
Успешное сотрудничество с Фландрией и Брабантом, а также своевременно случившаяся смерть германского императора, обеспечивали перспективу проникновения интересов английской короны в Центральную Европу. Немного везения при должной настойчивости и наличии вменяемого плана - кто знает, возможно, регалии императора Запада уехали бы в Лондон.
Препятствий к такому счастью оставалось всего два - молодой французский король Филипп, и старый египетский пройдоха Саладин. А здоровье Анжуйского императора оставляло желать лучшего...
Король Генри умирал. Ненадолго опередив Смерть, к умирающему заявился Ричард, и представил тому актуальный список мятежников - тех, кто вместе с подателем этого списка затеял очередной мятеж против своего короля. В начале списка - так, чтобы угасающий взор Генри успел разглядеть - красовалось имя принца Джона, любимого сына. Хронист сообщает нам, что после согласования условий примирения, король попросил Ричарда обменяться «поцелуем мира». Наклонившись к отцу, мятежный сын услышал: «Бог даст, я не умру прежде, чем тебе не отомщу».
Но Бог не дал, и 6-го июля 1189 г. закончилась история одного из самых влиятельных людей Средневековья. Понял ли он, что перехитрил сам себя? Хронисты об этом не сообщают. Новому королю - тридцатидвухлетнему Ричарду - предстояло принести оммаж повзрослевшему Филиппу за континентальные лены. Это было бы по-честному: после смерти Джоффри под копытами турнирных коней король Франции немало вложил в Ричарда, в том числе идею о том, что Генри собирается отдать Аквитанию, да и английскую корону впридачу, любимчику Джону. Генри, по своему обыкновению, на прямой вопрос старшего из оставшихся в живых сына по поводу престолонаследия ответил что-то типа: «бу-бу», но Ричард не понимал по-английски. И в тот же день он впервые принес оммаж Филиппу за владения на континенте в качестве наследника своего отца.
(чтоб ещё больше запутать вас, дарю предысторию этой семейки, ну и чтоб видны были расклады на старте -- ред.)
Поэтому весна 1189-го ознаменовалась боевыми действиями между Филиппом и Ричардом с одной стороны, и оставшимися верными королю Генри войсками - с другой. Это сегодня мы знаем, что удача отвернулась от Генри, вместе с изрядной долей вассалов, но старый король (56 лет всего лишь, из которых 40 - в боях и интригах) был уверен в себе. Довольный собою Ричард, мчащийся галопом вслед за уходящим от погони отцом, едва не закончил свою боевую биографию на длинном копье шалунишки Уилла Маршала:
Клянусь ногами Господа, не убей меня, Маршал, я ведь без доспехов!
Рыцарские правила, наверно. Возможно, придуманные сходу, или потом, много позже, когда граф Пемброк будет рассказывать эту историю. Во всяком случае, в Палестине, где Ричард нашинковывал бездоспешных сарацин в неправильной формы стейки, эти правила не действовали. Впрочем, сарацины - не христианские рыцари.
Пусть Вас дьявол убивает!
сообщил будущий Рыцарь Пяти Королей, и проткнул коня принца.
Погоня остановилась, король Генри получил возможность для маневра. Ему всегда удавались маневры, и королевская задница казалась сделанной из закаленной стали, когда ее владелец менял загнанного коня на свежего.
Однако, Филипп тщательно опекал своего дружище Ричарда, и не допустил ставшего уже обычным примирения отца с детьми. Только полная капитуляция, и больной король покорно поплелся для принятия ее условий. Задница сломалась в неподходящий момент, Генри сдался. И умер.
Король остался почти голым - в штанах и одной рубахе. К вечеру верный Гийом Триан покрыл тело своим плащом. Короля положили в гроб и перенесли в женскую обитель в Фонтевро, мимо огромной толпы нищих, в четыре тысячи человек, которые стояли все время в конце моста…, ожидая щедрой милостыни, но не получили ничего, ибо казна была пуста.
Ну, и куда делась вся казна? А она оказалась в руках Ричарда, нового короля. Вместе с правом раздавать лены, и вот такая возможность была лучше любой казны. Кто сказал, что верность не покупается? Правильно, верность обеспечивается леном.
Маршалл, Вы недавно хотели меня убить и убили бы, если бы я не отвел Ваше копьё, - у Ричарда было свое видение ситуации.
Вместо того, чтобы показательно покарать негодяя, поднявшего оружие на принца (да даже если и на принцеву лошадь), Ричард показательно выразил одобрение рыцарской верности. Нищий рыцарь Уилл Маршалл, чуть не укокошивший будущего короля, получил к своим боевым достоинствам перспективную супругу - Изабеллу де Клер, вместе с некогда изъятым у ее отца графством Пемброк, а также баронства в Уэльсе и Ирландии. Изабелла была обещана Уиллу королем Генри, но отдал ее Ричард, не забыв при этом обратить внимание общества на данное обстоятельство. Старый король обещал, а новый - делает! Тем же, кто счел себя самыми продуманными, предав старого больного короля в пользу его мятежного сына, последний выразил решительное королевское фу. Предательство - удел принцев.
Это была хорошая реклама великодушного и справедливого короля Ричарда, и рыцарство откликнулось с воодушевлением.
22 июля 1189 г. Ричард прибыл в Вексен - пограничную область между Нормандией и Иль-де-Франс. Несколько крепостей в Вексене были заняты условными англичанами (некоторые из них, возможно, и в Англии-то никогда не были), поскольку являлись приданым за французскую принцессу Адель, сводную сестру короля Филиппа, невесту Ричарда. Двумя днями ранее Ричард принял из рук руанского архиепископа меч герцога Нормандии, объединив, таким образом, под своей властью крупнейшие области Франции. Такое развитие событий не было мечтой Филиппа, поскольку его вполне устраивал живой Генри - король Англии и граф Анжу, с отдельным герцогом Нормандии и графом Пуату - Ричардом, герцогиней Аквитанской Элеонорой, крошкой Артуром (сыном почившего Джоффри) - герцогом Бретони, и тихим прохиндеем Джоном, на которого можно было бы повесить неудобный фьеф и сделать занозой для всей родни. Но Генри некстати умер, и в Жизоре - одной из спорных крепостей Вексена - Филипп встречал одного лишь Ричарда - не менее отъявленного вассала, чем его папаша.
Впрочем, Ричард был вполне дружелюбен, послушно принес оммаж за все континентальные земли, и подтвердил намерение взять в жены Адель. Бойня за Вексен откладывалась, остальные спорные земли были поделены полюбовно, и Ричард отплыл в Англию, на церемонию собственной коронации. Впереди его ждало дело всей жизни - то самое, которого всеми силами стремился избежать его отец, и о котором с неудовольствием думал Филипп. Крестовый, мать его, поход.
Неверно думать, что это мероприятие являлось прикрытием для простого человеческого пограбить. Удобнее и привычнее для таких целей были местные междоусобицы, а еще лучше - хорошие юристы. Отправляться за тысячу миль в надежде отыскать среди песков сундук с пиастрами, или получить фьеф, набитый доверху непонятно болтающими сарацинами - такой себе план. Также нет смысла рассматривать первые крестовые походы в качестве превентивной меры против мусульманской угрозы - лимитроф в виде старой римской империи был достаточно надежен на тот период.
Другое дело - установление христианского контроля над Святой Землей. Не на том праве, что когда-то эти земли были христианскими, а в качестве обеспечения чистоты места, где проповедовал Иисус. Сегодня можно сколь угодно потешаться над религиозной наивностью серьезных, в общем-то, дядек, или негодовать относительно методов, которые были использованы папским престолом для торжества истинной веры, но некоторые факты следует признать безусловными. Например, тот, что Святая земля была ничейной: Византия ее утеряла, а сарацины были такими же чужаками, как и франки. Мнение местных было настолько несущественным, что о нем вообще никто не упоминает, да и кого там считать местными?
Поэтому Ричард - это средоточие рыцарских достоинств - совершенно искренне полагал своим христианским долгом отправиться в Святую Землю, освободить Гроб Господень, а все препятствия на пути к цели вырезать своим рыцарским мечом. Тем более, что крест он принял еще пару лет назад, когда на Запад явилась ужасающая весть о занятии Иерусалима армией Саладина.
Кроме того, мы же помним, что королевские дома франков - это одна большая семья? Королева павшего Иерусалима - Сибилла - являясь внучкой Фулька Анжуйского, приходилась Ричарду тетушкой. Старина Фульк в свое время отказался от Анжу в пользу своего сына Жоффруа Плантагенета, а сам укатил вступать в должность наследника иерусалимского короля, женившись на его дочери Мелисенде. Вообще, миграции с Запада на Восток и обратно были явлением перманентным, и иногда напоминали ротацию кадров. В ходе очередной ротации в Иерусалим из Пуату прибыли братья Лузиньяны - вассалы тогда еще принца Ричарда, герцога Аквитанского и графа Пуату. Один из них - Ги, был назначен на должность супруга вдовствующей королевы Сибиллы.
Когда я использую современные термины «должность», «назначение» и т.п., я не пытаюсь юродствовать, а лишь обозначаю характер фактических действий главных героев описываемых событий. Именно так это и выглядело на Востоке - при формальном соблюдении феодальных обычаев места в системе управления территориями распределялись не столько в силу наследственного права или принесенного оммажа, сколько исходя из интересов конкурирующих групп. При этом не последнее, если не решающее (в ряде случаев) значение имело мнение владык Запада, поскольку прибывающие пополнения формировались из числа их вассалов, и сохранение родовых ленов зависело во многом от лояльности сеньору.
В чем отличие от западных интриг? В том, что сеньоры Востока - это назначенцы Запада. Статус западного сеньора определялся статусом его фьефа и происхождением. Уилл Маршал мог быть сколь угодно доблестным рыцарем, но лишь граф Пемброк был вправе претендовать на управленческие должности в королевстве. Бастард Генри II - Джоффри - был любимым и наиболее талантливым из его сыновей, и не обижен землями, но королевский ублюдок не вправе занимать королевский трон. Лузиньяны же стали изгоями в родном Пуату, однако при поддержке Анжуйского дома именно Ги стал консортом Сибиллы, а после ее смерти - одним из претендентов на корону. Не потому, что так можно, а потому что он был человеком Ричарда.
Впрочем, эта история ждет нас впереди.
По состоянию на осень 1189 г., в то самое время, когда Ричард примерял английскую корону и готовился распродавать все, что покупалось, Ги с Сибиллой с неудовольствием пялились из своего походного шатра на Акру - городишко на побережье Средиземного моря, в 20 км севернее Хайфы, на территории современного Израиля.
В Акре сидели сарацины, и сваливать оттуда не собирались. Севернее, в Тире, держал оборону Конрад Монферратский - младший брат покойного первого супруга Сибиллы, и дядя ее сына Балдуина V-го, умершего в 1186 г. Такие свойские отношения не помогли Сибилле обустроиться с королевскими удобствами в Тире, потому что ее нового супруга Конрад на дух не переносил.
Ах да, совсем забыл, вдруг кто не знает. Ги вместе с приятелем Рено де Шатильоном двумя годами ранее с треском продули Саладину битву при Хаттине - какой-то дыре в пустыне на восток от Акры. По правде говоря, из числа крестоносцев к этому факапу приложили руку примерно все сеньоры, от Триполи до Газы, но крайними принято считать консорта и ублюдка, отмороженность которого приблизила развязку. Рено по итогу лишился жизни, а Ги - свободы. Местные лорды, с одной стороны, могли быть в восторге от того, что теперь можно назначить своего, хорошего, короля, но с другой - Саладин стремительно поглощал крестоносные владения. В том же году умер один из лидеров партии аборигенов, бывший регент при малыше-короле Балдуине V - Раймон III, потомок тулузских графов, по матушке - французских королей, и в Святой земле стало грустно. Акра отдалась Саладину почти без боя, а 2 октября 1187 г. пал Иерусалим.
Конрад Монферрат прибыл в Тир в конце 1187 г., когда горожане и укрывшиеся за стенами остатки крестоносного воинства прикидывали, как бы им половчее сдаться Саладину. К этому времени Конраду исполнилось 42 года, он успел повоевать с Ломбардской лигой под знаменами своего кузена - императора Священной Римской империи Фридриха Барбароссы, поссориться с ним, подружиться с императором старой империи Михаилом Комнином, и навалять войскам одного из вассалов Барбароссы в битве при Камерино. По свидетельству византийского хрониста,
он отличался таким мужеством и таким умом, что не только пользовался в этом отношении общею известностью между римлянами и особенною любовью царя Мануила, но славился и между своими одноплеменниками, как человек, наделенный от природы быстрым соображением и живою деятельностью (Н. Хониат).
1187-й для Монферрата выдался беспокойным. Он принял крест, но тормознул в Константинополе, чтобы жениться на сестре императора Исаака Ангела; за эту радость пришлось поучаствовать в усмирении бунта Алексея Враны, лично поубивать его телохранителей и получить ранение плеча; свалить из Константинополя, поскольку ромеи повадились убивать латинян в тихих переулках; но оставить там молодую жену; прибыть в порт Акры, где обнаружить поджидающих сарацин.
Поэтому, ступив наконец-то на твердую землю в Тире, Конрад выкинул в сточную канаву знамена саладинова посольства, сообщив горожанам что-то типа: «давайте будем просто воевать!». На личное предложение Саладина поменять Тир на отца - Гильома Монферрата Старого, взятого в плен в битве при Хаттине - Конрад зарядил катапульту и сообщил, что первый снаряд ляжет максимально близко к папаше, но Тир не сдастся. Впрочем, отец не был в обиде и призвал сына поступить именно таким образом. Времена героев, ну а что вы хотели.
В общем, Монферрата Старого Саладин отпустил к сыну просто так. А также и бедолагу Ги в обмен на торжественную клятву удалиться вместе с семьей за море и больше никогда не воевать против мусульман. Был ли Саладин наивен? Точно нет. Просто он прекрасно знал, какое крысиное общество ему противостоит.
Здесь нужно немножко перевести дух от стремительно развивающихся событий, и понять, что в конечном итоге представляло из себя местное рыцарство, и чем оно отличается от неместных? К тому моменту, как Саладин затеял свою историю с завоеванием Сирии и Палестины, в этих землях народилось уже второе и третье поколение крестоносцев. Их детство и вся последующая жизнь проходили среди разношерстной публики - православных потомков византийцев, евреев, мусульман, армян. Геноцид к тому времени европейцы еще не придумали, и множество народов трудилось на благо Утремера - крестоносных государств, из которых к описываемым событиям остались графство Триполи и княжество Антиохия. Существование Иерусалимского королевства после разгрома крестоносного войска на Рогах Хаттина оставалось под вопросом, но претенденты на корону Иерусалима не теряли надежды.
Традиционно Утремер являлся франкскими землями - франки его завоевывали, из числа франков выбирались короли. Да, должность короля являлась выборной - его кандидатуру утверждала Высокая курия, состоявшая из баронов королевства, некоторых церковных иерархов, а также магистров рыцарских орденов (или их представителей) - тамплиеров и госпитальеров. И поскольку бароны королевства не теряли связь со своими европейскими фьефами, то, в общем, и имели профранцузскую ориентацию. Необходимость постоянной защиты от окружающих шакалов - сельджуков, армян, сирийцев, египтян - обусловливала невиданную для Западной Европы веротерпимость и обеспечение на муниципальном уровне равных прав представителям всех конфессий, причем самые довольные из них были мусульмане - налоги крестоносных государей имели приятную несерьезность в сравнении с тем обдираловом, что устраивали в старые времена собственные эмиры.
Являвшимся в Утремер западным рыцарям такая демократия казалась удивительной и противоестественной. Ярким примером европейской отбитости является Рено Шатильон, но он не был уникален, выделяясь лишь масштабом свершений. Западные бароны приезжали на сафари, и желали гулять на все деньги. Тем не менее, послать их нахер из своих государств обратно в Загнивающую местные не могли - во-первых, им нужны были воины, а западные рыцари - это очень хорошие воины; и, во-вторых, нельзя просто взять и выгнать смиренного паломника. Ведь на далекой Родине могут решить, что в Утремере больше не нужен государь, который не чтит вассалов западных владык.
Ситуация усугублялась тем, что с момента появления Анжуйской империи и ее конфликта с французской короной львиная доля европейских семей оказалась в орбите влияния короля Англии. Таким образом, те небольшие и непостоянные пополнения, шедшие в Утремер с Большой земли, приносили с собой и английские интересы. А еще были сицилийцы, брабантцы, фламандцы, немножко немцев. Пизанские, генуэзские и венецианские торговцы благодаря своему флоту обеспечивали Святой земле не только трафик паломников, но и бойкую торговлю с окрестностями. Торговля - это пошлины. Утремерцам нравилось быть богатыми, и наслаждаться восточной роскошью. Поэтому мнение итальянских городов было самостоятельным товаром, и пользовалось у Высокой курии спросом. Ну, и по мелочи: существовали интересы византийского императора, оказывавшего по инерции общее покровительство, в том числе и в собственных шкурных целях; папство вообще являлось инициатором этой крестовой затеи, и его авторитет позволял пополнять убыль собственного населения за счет паломников.
Все эти нюансы находили свое отражение в политике Утремера. Так, когда стало понятно, что король Балдуин IV не жилец, по согласованию с королем Франции Людовиком VII-м в Утремер для бракосочетания с принцессой Сибиллой - сестрой бездетного короля и его наследницей - направился один из Монферратов - Гильом Длинный Меч, старший сын Гильома Старого, маркграфа Монферрата - земли в том месте, которое чуть позже станет Пьемонтом. Монферраты - вассалы германского императора, поэтому подчиняться не желали никому. Однако же, лояльность французской короны в их распрях со Штауфенами дорогого стоила, да и королевские короны, знаете ли, на дороге не валяются.
Длинный Меч умер в Палестине через семь месяцев после свадьбы с Сибиллой. Говорят - малярия. А еще говорят, что Сибилле всегда нравился Балдуин д'Ибеллин, а ассасины всегда с радостью помогали тем, кто дружил с ними против сирийского султана. Как бы то ни было, но Балдуин некстати попал в плен. Примерно в это же время в Иерусалиме появились Лузиньяны.
Лузиньянам везло по жизни. За 20 лет до описываемых событий они убили Патрика Солсбери - славного полководца на службе короля Генри. Дело обычное во времена междоусобиц, но Патрик погиб, защищая королеву Элеонору. Мы знаем об этой истории в том числе и со слов доблестного Уилла Маршалла - племянника Солсбери, в ту пору юного рыцаря, уверявшего, что Лузиньяны напали из засады. Солсбери принял смерть от удара кого-то из братьев Лузиньянов копьем в спину, на земле принца Ричарда в графстве Пуату. Удивительно, но Лузиньяны по итогу не лишились не только жизни, но и своих владений в Пуату.
А в середине 70-х Лузиньяны появляются в Палестине. Для того, чтобы их приняло местное общество, им не понадобились годы отчаянных боев и интриг, как, к примеру, Рено Шатильону. Амори де Лузиньян, старший из братьев, вдруг сразу оказывается в окружении, а, по некоторым слухам, и в постели Агнесс де Куртенэ - на минуточку, матери короля Иерусалима - Балдуина IV. Палестинские франки не любили Агнесс, и даже заставили развестись с нею Амори, младшего сына короля Фулька Анжуйского (дедушки Генри II), когда тот выдвинул свою кандидатуру на должность короля. И, спрашивается, каким образом немолодая уже дама сумела прибиться обратно к детям и трону, если многие годы ее туда и близко не подпускали, а "подаривший" Эдессу сельджукам клан Куртенэ если и не превратился в маргиналов, то был на пути к этому. Как бы то ни было, вопреки мнению баронов Агнесс заняла место королевы-матери. Кое-кто полагает, что именно с этого времени вокруг нее стала собираться партия, которую условно можно назвать шайкой пришлых. Но выглядит более правдоподобным, что к трону Агнесс подвели уже организованные в сообщество паломники, заглянувшие на сафари, да так и оставшиеся по своим или чьим-то причинам в Утремере.
Возможно, принцессе Сибилле действительно понравился младший из братьев Лузиньянов - Ги. И интересы вассалов принца Ричарда (но мы же помним, кто был истинным сюзереном в землях своих детей?) совпали с неожиданно вспыхнувшей страстью. Ни король Балдуин IV, ни Верховная курия не сумели предотвратить брак Сибиллы и Ги, и когда умер малыш Балдуин V, у Рено Шатильона и тамплиеров (по случайности, получивших от Генри II мешок с донатами на развитие ордена) хватило ресурсов для того, чтобы отодвинуть от управления королевством триполитанского графа Раймона III вместе с Ибелинами, опекавшими принцессу Изабеллу - дочь Амори Фульковича от второго брака с Марией Комниной, некогда византийской принцессой, иерусалимской королевой, а ныне - супругой Балиана Ибелина. Такие дела, малята.
Обычное ли это везение, или результат выдающихся способностей Лузиньянов, или интриги Плантагенетов, заславших казачков с нарисованной на коленке легендой о наказании их за нерыцарское поведение, в целях подвинуть от иерусалимского трона партию условных французов Раймона III и его друзей - я не знаю. И предлагаю судить об этом по последовавшим событиям.
Итак, Саладин освободил Ги под честное слово свалить подальше из Утремера. И с любопытством исследователя, устроившись поудобнее, принялся наблюдать. Ги не разочаровал, и, оказавшись на свободе и воссоединившись с супругой в Триполи, осиротевшем после смерти своего графа, нашел святого отца, который растолковал ему, что клятва данная сарацину, да еще и под принуждением - ничтожна.
В Триполи к этому времени собрались сторонники Лузиньянов, и ни за какое море уплывать Ги не пожелал. Он же почти король. Или нет? Заявившись к стенам Тира, Ги увидел, как ворота крепости захлопнулись перед его носом.
- Ты оставил свое королевство на Рогах Хаттина, чувак, - таким примерно был ответ Конрада на читавшийся в глазах Ги вопрос: «Какого чёрта?!». По мнению Монферрата, кандидатуру главного смотрящего за Святой Землей должны были согласовать владыки Запада, при этом мнение Ричарда можно было заигнорить - кузен Фридрих Барбаросса давно помирился с Конрадом, да и троюродный племянник король Франции Филипп тоже не имел причин отказать Монферратам - французской креатуре на Иерусалимский престол. Никто ж тогда не знал, что неудержимый Барбаросса не придумает ничего лучше, как утонуть в речке.
Поэтому под Акру Лузиньян отправился без союзников.
Вот в эту клоаку и должны были заявиться войска крестового воинства, и, как мы понимаем, первостепенной их задачей являлось продвижение своего кандидата на трон Иерусалимского королевства. В том, что Саладину конец - никто особо не сомневался: ну, просто потому, что если с крестоносцами Бог, то кто же против?
Западное рыцарство - это, знаете ли, не деградировавшие греки при Манцикерте. Посадить своего человека на трон в Святом Городе - значит, заявить о себе как о главном покровителе наисвятейших для христианского мира ценностей. Это была та самая ачивка, закрыв которую любой европейский монарх мог считать себя наиблагочестивейшим и заранее спасённым. В общем, нужно было лишь добраться до места.
О том, что Ричард выгреб из Англии все, до чего сумел дотянуться, знает каждый школьник. И о том, как он грустил, когда не нашел покупателя на Лондон, продав перед этим и перепродав все должности и земли - тоже. Но, в общем, такие действия не были трагедией. Саладинову десятину, как назвали в народе налог на Крестовый поход, начал собирать еще папа Генри, и нельзя сказать, что у него прям не получилось. Просто Ричард подошел к решению этого вопроса масштабнее. Шотландцы, к примеру, в бытность короля Генри не собрали на крестовый поход ни единого пенса. Но в обмен на освобождение Ричардом Уилла Льва - шотландского короля - от вассальной присяги, тот мгновенно собрал нужную сумму.
Здесь нужно понимать, что феодализм - это такая модель хозяйствования, при которой деньги в экономике значимой роли не играют. Вот они лежат в сундуках, и согревают душу владельцу. На них можно построить большой дом, купить мощного рыцарского коня и позолоченные доспехи, или пожертвовать церкви. Или отдать на крестовый поход. Вообще без разницы, куда их девать, у них нет функции стимулирования экономики. Главное средство производства - это земля и те, кто на ней трудятся. С этим в старой доброй Англии было все в порядке, королевский рэкет не отразился на производстве. Возможно, стало только лучше - буйные отправились на Восток, а смышленые - остались на хозяйстве.
Провернуть то же самое в континентальных владениях у Ричарда не вышло по причине отсутствия технической возможности. Напомню, что в Англии держатели ленов - вассалы короля. Кое-кто расстался с ленами, поскольку Ричард так решил, использовав как повод уличение в верности/неверности старому королю. Хороший метод: увеличить активы за счет уменьшения числа их держателей. На территории Франции Ричард был вассалом короля Франции, имел возможность контролировать собственных вассалов, но совершенно не контролировал следующий уровень. Любой недовольный вассал был вправе обратиться к верховному сюзерену - королю Филиппу - за восстановлением справедливости, и не факт, что тот бы встал на сторону Ричарда. Любая попытка разворошить и так постоянно раздраженный улей гарантировано бы окончилась мятежами и тяжбами, поэтому континентальная часть войска комплектовалась по старинке - иначе в поход хрен вообще когда уйдешь.
В общем, и Филипп II-й был связан теми же ограничениями, однако к сборам 25-летний король подошел гораздо более обстоятельнее 33-летнего английского коллеги. Если Ричарда заботило прежде всего состояние войска - вооружение, транспорт, кормёжка - то Филипп также обратил внимание на то, что сегодня мы называем социальными гарантиями, как бы смешно это не звучало в отношении феодалов. Каждому, принявшему крест до 15-го августа 1189 г., гарантировалась трехлетняя отсрочка по выплате всех долгов и уплате процентов. Цены по сделкам, заключенным до 15-го августа, оставались фиксированными, препятствуя недобросовестности остающихся на Большой земле контрагентов.
15-го марта 1190 г. в возрасте 20 лет умерла любимая супруга Филиппа II - королева Изабелла. В Париже оставался трехлетний наследник Луи под присмотром шампанцев, и запасная казна королевства, укрытая надежно в Тампле под присмотром тамплиеров. Ключи от сундуков были вручены наиболее авторитетным парижским буржуа. 24-го июня 1190 г. Филипп явился в аббатство Сен-Дени за своей королевской орифламмой. Забрав заодно большую королевскую печать, Филипп выдвинулся в Везеле на встречу с Ричардом, где еще раз были подтверждены принципы разделения добычи - напополам, после чего короли отправились по заранее намеченным маршрутам. Филиппа ждала Генуя, особенно - ее торговцы, которым в обмен на флот были обещаны фактории в Палестине, а Ричарда - Марсель. Вторая часть английского флота направилась в обход Пиренеев, не особенно торопясь и не чураясь истинно рыцарских подвигов.
И пока войска двух главных королей Запада веселыми ватагами идут в точку рандеву - на Сицилию, а Саладин развлекает себя европейским благородством - ВИА 13-е Созвездие исполнит для вас гимн веселых паломников. В следующей серии штурманём стены Акры и расскажем неверным, что такое Deus Vult!
Автор: Павел Реутских
