В сентябре только и успели проучиться пару недель. Пришло указание сверху бросить всех школьников на копку картофеля. Не было это удивительным. С четвертого класса в колхоз на картошку гоняли. А как же, нельзя допустить, чтоб урожай под дождями осенними сгнил.
Лешка обрадовался. Будет дома, так и на своем усаде картошку выкопает. Школьников то, в отличие от колхозников, пораньше с поля отпускали. Парень работы не боялся. Он все успеет, и в колхозе, и дома.
Прибежит бывало Алешка с поля, поест быстренько, что бабка на стол поставит и скорее в огород, за лопату. Бабушка ему на помощь выйдет. А какая уж помощница, только мешается. После нее хоть по новой перекапывай, половину картошки в земле оставит.
- Бабушка, ты лучше дома что-нибудь поделай, корове пойло припаси. Курицам дай. А тут уж я сам управлюсь.
Выпроводит Лешка бабушку с огорода, глядишь работа у него спорее пошла. А то все время смотреть приходится, как бы бабку нечаянно лопатой не задеть. А потом после нее еще разок пройтись, В земле то картошки полно наоставляла. Глаза совсем стали плохо видеть.
Очень уж горевала она, как сына не стало. Говорила, что Бог перепутал, надо было ее забрать, а он не того к себе позвал. Ведь сыночку то ее жить бы да жить. Здоровый был мужик, высокий, как дубок зеленый в дубраве. А тот вон как получилось. Не могла мать смириться с такой потерей. Все глаза выплакала. От ее горючих слез и стали глазоньки плохо видеть.
Жалко Алешке бабушку, да ведь ничего не поделаешь. Жизнь так устроена, нет туда очереди. Каждому свой век намерен
Алешка поднял голову в небо. Клин журавлей пролетал над деревней. Тоскливое курлыканье птиц так и выворачивало душу.
Мать пришла с колхозного поля, прошла сразу в огород, чтоб время не терять. Пока светло, вдвоем то они побольше сделают.
- Мама, гляди, журавли на юг полетели. Вон как им не хочется улетать. Курлычут, словно плачут, прощаясь с родными местами.
- Ну ничего, не увидишь как пройдет зима, и снова вернутся они домой. Вот ведь, там теплые края, жить бы да жить, а они каждый год домой летят. Дома то лучше.
Они замолчали, принялись за работу, Только слышно было, как звонко падают картофелины в пустое ведро, или мать разогнет уставшую за день спину, потянет ее, чтоб распрямилась, тихонечко охнет и дальше за лопату. Картошка - годовое дело, поспевать надо ее во время прибрать, сухую в подпол спустить, чтоб всю зиму пролежала и не гнила.
Солнце коснулось верхушек берез в роще, окрашивая их золотом, а потом и вовсе скрылось за дальним лесом.
- Ну хватит, сынок, пора заканчивать. Картошку то уж и не видно в земле.
Пока копали, прогнали деревенское стадо. Бабушка встретила корову, загнала во двор, напоила, бросила сена в ясли. Но еще травы было много в лугах, за день коровы наедались досыта. Поэтому Зорька нехотя сунула морду в ясли и принялась там копаться, выискивая что-нибудь повкуснее.
- Я вот ей сейчас покопаюсь. - Нарочито сердито прикрикнула бабка, и принялась мыть любимице вымя. И вот уже первые струйки молока весело пляшут в дойнице, взбиваясь в легкую пенку.
Мать подошла к рукомойнику, висевшему на столбике прямо во дворе. Еще покойный муж его вкопал. Летом уж больно хорошо, покопалась в земле и тут же руки вымыла.
- Вера, корову то подоили али нет?
Во двор вошла соседка. Она брала молоко у них. Вот и сейчас стояла с крынкой .
- Мама доит. Посиди немного, отдохни. Тоже, чай, картошку копали.
- Вот только с огорода. Сразу и пошла. Есть сейчас будем. Картовник сегодня ставила в печку. С молочком то больно ладно.
Вера всегда удивлялась на соседей. Мужик в доме, старший парень с Лешкой вместе учится, другой немного помладше. И девчонка, та совсем еще маленькая, в школу не ходит. И ходит молоко покупать. А чего крыночку то принесет. Всем по стакану и нет его. Как то спросила, чего они сами то корову не держат. Соседка только рассмеялась.
- Уходу за ней больно много. Сено косить. Опять же налог платить. Мы уж лучше купим. У вас молоко то сладкое. Так бы и пил да пил его.
Вера ничего тогда не сказала. Когда без мужика осталась, и то не рассталась со своей Зорькой. Конечно, тяжело корову держать, что уж говорить. Да зато молочко то свое, не заглядывай в крынку, осталось или нет.
Пока мать разговаривала с соседкой, Лешка забежал домой, надел чистые штаны и рубаху, пригладил встрепанный вихор рукой, накинул пиджак.
- Мам, я погуляю немного, - крикнул матери, когда уж у калитки стоял. Знал, что мать начнет ругаться, что опять не поел.
Что там кричала мать вслед, парень уже не слышал. Он торопился к роще в надежде, что Маринка прибежит тоже туда.
Как послали их на картошку, Лешка с Маринкой почти не виделись. Парню приходилось до вечера работать , а Маринке отец работу нашел в конторе. Что то там надо было срочно переписать. Все понимали, что это только отговорка, чтоб не гонять девку на тяжелую работу. Вот и придумал отец заделье. Все это понимали, но ни один колхозник не возмутился вслух. Так, перешептывались изредка. Конечно, своя рубашка ближе к телу. Как не пожалеть свое дитятко. А попробуй ка скажи. Греха необеримо будет.
Лешка сидел в своем укрытии. Здесь, под сенью ветвей и редких оставшихся листьев было уже почти совсем темно. Еще немного и темнота, словно чернила, разольется над рощей, над деревней. Ночи сейчас безлунные. Темень кругом.
- Зря я пришел. Конечно уже не придет, побоится по темноте.
Приближающиеся шаги заставили его вздрогнуть.
- Маринка, как ты не забоялась. Как тебя отпустили то?
- Я сказала, что в клуб пошла. Там сегодня кинопередвижка приехала, кино какое то будет. Вон, мама даже денег дала.
Маринка засмеялась и забрякала монетками в кармане. Этот смех сводил Лешку с ума.
- Иди сюда, садись.
Лешка обнял усевшуюся рядом с ним девушку. Ему до боли хотелось поцеловать Маринку, но страх сдерживал порыв. Маринка не такая. Она обидится. Чего доброго еще и разругается с ним и встречаться больше не захочет.
Поэтому он только покрепче обнял девушку. А Маринке тоже хотелось, чтоб Лешка хотя бы осторожненько коснулся ее губ. Подружки уже давно хвастались, что целуются с парнями, но Марина не могла такое позволить. “Умри, но не дай поцелуя без любви” было записано у нее в тетради красивыми буквами и обведено красным карандашом. В эту тетрадочку девушка записывала различные понравившиеся ей мысли. И немногое из них были удостоены красного карандаша.
- Я сегодня с отцом поругалась. Сказала, что мне стыдно в правлении бумажки переписывать, когда все мои подружки, да и не только подружки, вон, совсем маленькие, ходят на картошку.
- А он чего?
- Он ничего. Сказал, что мала я рассуждать. Как отец сказал, так и будет. А людей нечего слушать. А мне ведь стыдно.
- Но ведь и ты работаешь. Раз надо что то переписывать. Так что не переживай.
Лешка не стал травить нежную душу своей девушки тем, что говорят колхозники, и девчонки, конечно же осуждают ее. Он поднялся, протянул Маринке руку.
- Вставай давай. Темень то какая. И в роще этой только мы вдвоем, как ненормальные.
- Конечно, сегодня же кино привезли. Кто пойдет сюда, если кино. Не в частом бывании. Да и в темень такую.
Они начали потихоньку, осторожно, пробираться меж берез. Постепенно глаза привыкли к кромешной темноте, хотя бы очертания стволов можно было различить.
Деревней идти было легче. Все тут хожено-перехожено, каждую ямку на тропинке знаешь.
- Лешка, а давай у клуба посидим на скамейке. Дождемся пока кино закончится. А то мама подумает, рано пришла я, не поверит еще.
Парню не нравилось, что им приходится скрывать свои отношения. Так и будут все время прятаться. А потом, что будет потом. Председатель ни за что не отдаст свою дочь за него. Ему же надо жениха богатого да из начальства. Ох, не по себе он дерево рубит. А поделать ничего не может. Поселилась эта пигалица в его сердце навсегда, не вытащишь ее оттуда, не заноза в пальце, которую можно вытащить.
Лешка стоял на краю колхозного поля. Все, выкопали, закончили, успели до непогоды. По такому случаю мужики разожгли костер, напекли картошки. Ох, увидел бы председатель, дал бы им нагоняй за разбазаривание колхозного добра. Но не обеднеет же колхоз из-за пары ведер картошки. Зато как вкусно и весело выкатывать испеченные картофелины из горячей золы палочками, перекидывать с руки на руку, чтоб не обжечься, а потом разломить, посыпать густо солью крахмалистую мякоть. Кажется и нет ничего вкуснее.
На другой день в деревенской школе все ребята начали учебу. Алешка не знал, что ему дальше делать. В городе уже учатся или нет еще. Деревенских то немного после семилетки шли дальше учиться. Оставались в деревне, сперва дома по хозяйству помогали, а потом и в колхоз.
С утра собрался, решил в город сходить, узнать. Вышел пораньше. Только за деревню вышел, Василий Кузьмич на своем Гнедом его догоняет.
- Эй, парень, садись подвезу. Чего с утра в город то намылился., - пригласил он Лешку в свой тарантас.
- Я вот пошел узнать, в городе то в школе учатся уже или нет. - пояснил Лешка.
- Вон оно что. А моя то барыня не поехала со мной. Заедь, говорит, в школу, узнай. Знаешь, чай, Маринку то мою.
Лешка кивнул головой. Разговаривать про Маринку с Василием Кузьмичом ему совсем не хотелось. Но тот завелся. Про свою любимицу он мог говорить бесконечно. Вот и сейчас он вдруг поглядел на Лешку и сказал:
- Ты там приглядывай за ней, чтоб парни не увивались возле девки. Если что, так мне скажи. Я быстро отважу.
- Так какие парни. Она только в восьмом классе учится.
Василий Кузьмич хотел было рассказать , как он представляет будущее своей дочки, да вовремя опомнился. С какой это стати он будет перед этим сопливым мальчишкой планы свои раскрывать.
К радости Лешки они уже вкатились в город, Василию Кузьмичу надо было ехать направо, к начальству, а Лешкин путь был налево, в школу. Председатель остановил коня, парень быстренько спрыгнул, поблагодарил и, не оглядываясь, зашагал по улице к школе. В голове у него кружились мысли, с чего это председатель завел с ним разговор про Маринку. Да мало того, поручил приглядывать за ней.
