Эта пятница на конечной стадии восьмидесятых годов прошлого века не шибко-то выделялась из прочих предыдущих и последующих. Денежное довольствие в нашем военном НИИ опять где-то заблудилось. В борьбе с пьянством пали последние абстиненты. Внутриполитическая и международная обстановка не оставляли никаких надежд, кроме ничем не подкрепленной веры в светлое будущее и заступничество за нас перед Господом тысяч православных мучеников и праведников.
После 18.00 я сменил военную форму на спортивный костюм и собирался покинуть охраняемую территорию, выводя из-за загородки свой видавший виды велосипед. В это время меня догнал майор из нашего отдела, старый мой приятель Виктор Трончин.
— Ты что вечерком делаешь? —спросил он и оглянулся, выразительно поправив узел галстука, очевидно опасаясь увидеть поблизости кого- ни будь из бдительных политборцов с алкоголизмом.
— Да вроде ничего особого, - самопроизвольно потянулся и я к галстуку, но, не обнаружив оного на себе, потеребил ворот футболки. - А что, есть идеи?
— Угу. Приходи ко мне домой через часок. Надо пианино переставлять из спальни в гостиную. Жена подработку нашла в каком-то учебном кооперативе. Завтра к ней ученика с ранья пришлют на музыкальные занятия, а техника еще не выдвинута на позиции.
— А она сама-то дома? - задал я естественный вопрос.
— Нет. Поехала с дочкой на фазенду. Рассаду повезла в землю закапывать. Завтра обещалась быть, с утра... Никто не помешает.
— А... — начал я было, но Витя подмигнул мне последовательно каждым глазом и двумя сразу.
— Есть, — сказал он шепотом, — нашел позавчера в гараже под мотороллером бутылку доперестроечной андроповки. Во жили, а? Могли позволить флакону в угол закатиться без всяких кошмарных последствий. Помнишь, мы субботник как-то у меня завершали? Годков несколько назад. Видать, тогда это и случилось.
— Тихо! - грозно прошептал я и оглянулся по сторонам, — буду в срок, жди.
Второпях заскочив домой, я вскоре уже был у Виктора. На кухонном столе в его малометражной хрущовке с почти позабытым величием возвышалась бутылка с зеленоватой наклейкой. Рядом, на двух блюдцах, была сложена закуска, состоящая из незаменимых псевдо сарделек и наотмашь нарубленного ржаного хлеба. Я добавил к этому натюрморту большой соленый огурец, доставленный из дома, и предложил сначала передвинуть инструмент, а потом уже и выпить с удовольствием и чувством выполненного долга. Виктор же, давно изнывавший от предвкушения праздника, настаивал на его немедленном начале. Я дал себя уговорить, и мы с немалым удовольствием хлопнули по рюмашке. Нас можно было понять, учитывая, что все последние годы, промелькнувшие от оголтелой борьбы с алкоголем до полного безденежья, заставили нас привыкнуть ко всяким спиртовым суррогатам гнусного вида, запаха и вкуса.
— Хорошо! Хватит пока, — сказал я, подавив в себе естественное стремление к продолжению начатого, — показывай свою музыку. Будем двигать.
Легко было сказать. Двигать было существенно тяжелее. Тем более, что инструмент представлял собой не какую-то кабинетную игрушку, а полномасштабное пианино крупных размеров и вычурных форм первой половины двадцатого века, с бронзовыми подсвечниками.
Мы изрядно выдохлись, подтаскивая агрегат к дверному проему между спальней и проходной комнатой, называемой почему-то гостиной. Дальнейший процесс застопорился из-за того, что линейные размеры пианино никак не вписывались в доступные сектора фарватера. Окончательно запыхавшись, мы выпили по второй и задумались.
— Слушай, а как же его туда затаскивали? — спросил я Виктора, расслаблено закусывая выпивку куском сарделины с привкусом столярного клея.
— Кто ж его знает? Квартира-то тёщина. Покойницу не спросишь. Когда я сюда прибыл с Дальнего Востока, все уже давным-давно так и стояло. Мы пропустили еще по стопарику, и на меня нашло озарение.
Виктор, понял! Надо фоно на попа ставить и на коврике втаскивать. Иначе ничего не получится.
Ура! - обрадовался Витя радикальному решению.
Дело, однако, пошло не так, как хотелось. Попытка водрузить инструмент на бок ни к чему путному не привела, кроме ушибов ног и хруста в пояснице. Мы опять выпили, но и это не помогло.
Вдвоем нам не справиться, — произнес Витя задумчиво. — Я всегда знал, что на троих всё получается гораздо лучше. Ступай, зови Руслана. Он в доме напротив живет, в пятнадцатой квартире.
А...- начал было я, показывая на жалкие остатки водки в бутылке, где уровень жидкости находился никак не выше трех сантиметров от донышка.
Сейчас что-нибудь сообразим, — перебил меня хозяин дома, ковыряясь в выдвижном ящике стола. — Вот! Нашёл!
В руках у Виктора появился голубой талончик с надписью «САХАР», который он бережно разгладил на колене.
Давай, дуй за Русланом, а я в соседний подъезд. Там тётя Рита самогонку изготавливает. Продаёт недорого, но только с талонами на сахар. Иначе к ней и не подходи. Разбежались! - скомандовал Виктор и начал натягивать башмаки.
Дабы не раздражать Руслана видом прежней роскоши, мы быстро допили остатки водки и, спрятав пустую бутылку, разошлись установленными маршрутами.
Руслан, летчик-майор из дружественного отдела, оказался дома и охотно согласился принять участие в наших музыкальных занятиях. Когда мы вместе с ним зашли к Виктору, на кухонном столе уже находилась поллитровка с мутноватым содержимым, окруженная блюдечками с привычной закуской.
Нормально, — сказал Руслан и вытащил из кармана на стол баночку консервов — кильки в томате из неприкосновенных запасов. — Классный закусон. Братская могила. Наливай!
Самогонка оказалась не слишком чистой, но ядрёной и крепкой. Выпили по одному стопарику, закусили и, дыша друг на друга сивухой, ловко перекантовали пианино в гостиную. При этом было ушиблено две головы и отдавлена одна нога. Нога была моя, а остальное принадлежало моим соратникам. Инструмент установили на самом видном месте, а Руслан даже исполнил отдельные фрагменты какого-то вальса, продемонстрировав широту своих познаний и уровень невостребованных навыков.
Теперь можно и отдохнуть, — сказал Виктор, поглаживая сосуд. — Жаль только, что напиток хреново очищен. Однако есть мысль.
Он поднялся с табуретки и вытащил из шкафчика коробку, на которой крупными буквами было написано «Родник». Это оказался угольный фильтр для воды в виде здоровенной белой пластиковой колбы и системы шлангов и краников.
Видите, — радостно произнес Витя, — написано, что очищает от девяноста пяти процентов примесей. Вчера жене ученики подарили. Испытаем?
Мы с Русланом пожали плечами, а Витя подвесил фильтр над столом, подставил под него кастрюльку и залил самогон в систему.
Минут пять мы внимательно смотрели на сливной патрубок, но из него не появилось ни капли. Потом Витя перевернул фильтр над кастрюлькой несколько раз и потряс его. При этих манипуляциях небольшое количество мутноватой жидкости вылилось в емкость.
— Всё ясно, — сказал я, — видать, наша самогонка почти вся из примесей состояла. Вот нам фильтр и отдал только чистый продукт в объеме столовой ложки.
— Нет, — заявил Руслан, — это сухой-сухой уголь целиком поглотил нашу чачу. Теперь он весь пропитался алкоголем и не хочет его отдавать. Попробуй-ка потискать баллон. Может, чего и выдавится. Выдавить из фильтра ничего не удалось. Баллон хрустел, но с жидкостью расставаться не желал. Дружно было решено долить в него воды, которая, замещая собой самогонку в «Роднике», должна была неизбежно вытолкнуть алкоголь наружу. После добавления в фильтр трёх полных стаканов водопроводной воды мы получили на выходе полстакана прозрачной жидкости с легким ароматом и неназойливым привкусом сивухи. Никаких градусов и следов чего-то спиртного не наблюдалось. Пить это вовсе не хотелось.
Вам хорошо, — произнес Руслан. — Вы, небось, уже прилично вмазали до моего прихода. А мне-то всего стопка досталась и тяжкий труд грузчика. Я вам, изобретатели хреновы, пока не нальёте, — не товарищ. Несомненная правота заявления Руслана заставила Виктора сделать несколько кругов по квартире. В результате этого брожения была изыскана доза спирта, ранее предназначенного для компрессов, объемом в двести миллилитров.
Этот спирт технический, — сказал задумчиво Витя, — надо бы его почистить....
Не-е-т! - дружно заорали мы с Русланом, но хозяин нас уверил, что больше не будет пользоваться «Родником», а знает совсем другой способ повышения качества спирта.
Витя долго тряс флакон, а потом неожиданно открыл пробку, поднеся к горлышку горящую спичку. Раздался громкий хлопок. П-у-у-х!
Вот, — сказал Виктор, — легкие эфирные фракции сгорели и спирт теперь намного лучше.
Мы с Русланом промолчали и не стали вдаваться в обсуждение физико-химических воззрений хозяина, благо на этот раз жидкость в ходе эксперимента уцелела. Виктор же, достав из холодильника початую бутылку дефицитного тогда напитка «Пепси», дополнил её спиртом и еще пару минут тряс над столом, как шейкер. Мы с ужасом следили за этими манипуляциями в напряженной готовности подхватить флакон в случае его падения.
Будем пить СПЕПСИРТ, — сказал хозяин радостно. — Это я сам такое название придумал: «с Пепси спирт», сокращенно - СПЕПСИРТ. Красиво звучит, правда?
Звучало это, на мой взгляд, неважно, но напиток был вполне приемлем. Особенно в сравнении с очищенной версией самогонки. Потом Руслан сходил домой за сахарным талоном, и мы еще раз продегустировали изделие тёти Риты в его неизменном виде. Потом попробовали еще чего-то и чего-то еще...
Пробуждение произошло от низких, а изредка и очень высоких звуков, детонирующих многотонные тротиловые заряды в моей голове, которые, казалось, разрывали и раскидывали по сторонам остатки черепа и его внутреннего содержания. Тело же лежало на кушетке в незнакомой клетушке без признаков окон, именуемой повсеместно тёщиной комнатой. Рядом на полу, завернутый в артиллерийскую шинель, вяло постанывал во сне Руслан. Я с трудом повернулся и заглянул через приоткрытую дверь в соседнее помещение. Это была гостиная в квартире Виктора. Противные звуки издавало знакомое до боли в спине и ноге фортепьяно, по клавишам которого со всей дури дубасило будущее нашей музыкальной культуры лет шести от роду. Рядом с инструментом в педагогической позе страдала Витькина жена Зоя. Я прикрыл поплотнее дверь и обреченно рухнул на кушетку, накрыв голову каким-то пледом.
— Вчера была пятница-тяпница, — вспомнилось мне подзабытое с доперестроечной эпохи, - сегодня суббота. Это выходной. Музыка... Праздник... Ой, как же болит эта проклятая голова! Все правильно. Нам хорошо... Мы отдыхаем...
Предыдущая часть:
Продолжение:
Другие рассказы автора на канале:
