Автор Дарья Десса
Глава 3
Добраться до сельсовета в почти полной темноте, когда небо лишь изредка подсвечивалось всполохами далёких взрывов, да ещё как назло небо затянуло тучами, и начал накрапывать дождь, оказалось очень непростой задачей. Военврач Жигунов и Ниночка дошли до первого перекрёстка, указанного девочкой, а дальше она растерянно замерла, не узнавая местность вокруг – настолько сильными оказались разрушения. Целая обе улицы, расходящиеся в стороны, лежали в руинах, которые частично горели, а другие просто тлели, когда огню больше нечего осталось пожинать.
– Подумай, пожалуйста, вспомни, куда нам дальше, – тихо попросил врач девочку, когда они остановились, на всякий случай присев около сиреневого куста. Денис понимал, что эта просьба обречена, скорее всего, на провал: тут не только табличек с названиями улиц и номерами домов не осталось, но и самих зданий. Как ориентироваться?
Ниночка печально вздохнула, закрыла глазки, подумала немного и, посмотрев на военврача, решительно показала рукой:
– Туда, налево.
– Уверена? – спросил на всякий случай Жигунов.
– Да, – ответил ребёнок.
Денис снова взял её за руку и повёл за собой. Шли они медленно, поскольку доктор старался лишь изредка светить фонариком под ноги, чтобы не наступить на мину, неразорвавшийся снаряд или просто не споткнуться обо что-нибудь. Последняя бомбардировка Перворецкого была особенно жестокой. Противник словно ополчился за что-то на несчастный населённый пункт и пожелал буквально стереть его с лица земли, и когда Денис и Ниночка шли по улице, у обоих возникло ощущение, что посёлка больше нет, его уничтожили.
Жигунов тревожно прислушивался, всматривался, но пока ничто не говорило о том, что в село вошёл враг. Впрочем, голоса наших бойцов тоже не звучали. Так продолжалось ещё минут двадцать, – двигаться приходилось очень осторожно, – пока неожиданно в лица доктора и девочки не ударил мощный луч и строгий голос не прозвучал в тишине:
– Стой! Кто такие?!
Военврач остановился, щурясь от яркого света, и завёл Ниночку себе за спину на всякий случай, хотя и понимал, что он в виде защиты слишком ненадёжен, и если светящий им в глаза начнёт стрелять, выжить шансов у ребёнка никаких. Голос говорившего показался очень опасным. Не тем даже, что наверняка ниже источника яркого света в доктора и ребёнка был направлен автомат. Денис услышал вместо «кто» «хто» и стал лихорадочно вспоминать, как бы сказанная незнакомцем фраза прозвучала на языке соседней страны. Кажется, получилось бы «Стий! Хто таки?». Но ведь было-то немного по-другому, скорее по-нашему, но с мягким южнорусским говором.
Жигунов решительно произнёс:
– Свои. Боец, опусти оружие. Я капитан медицинской службы Жигунов. Со мной местная жительница, спас из развалин.
Тут же луч опустился, щёлкнул предохранитель на автомате, и стоящий напротив сказал извиняющимся голосом:
– Простите, товарищ капитан, сами понимаете…
Жигунов сделал шаг навстречу, ведя Ниночку за собой.
– Понимаю что? – спросил он. – Боец, назовите себя.
Тот назвал свой позывной, Моторист, потом часть, в которой служит. Оказалось, что это отдельная гвардейская мотострелковая бригада. Они два часа назад вошли в Перворецкое и выбили отсюда отряд противника, занявший западную окраину Перворецкого. Потом поинтересовался, как здесь оказался сам капитан, и Жигунов рассказал о колонне из госпиталя, которую привёл сюда, чтобы вывезти раненых.
– Простите, товарищ капитан, – сказал Моторист. – Но мы, когда вошли, видели, как эта колонна уходит из села. Добралась или нет, не знаю.
– Кто у вас командир подразделения?
– Сатурн, ротный, – ответил боец.
– Отведите меня к нему. Он далеко вообще? – спросил Жигунов.
– Нет, рядом тут. Пойдёмте, я вас провожу.
Вскоре военврач с девочкой снова оказались в подвале другого разрушенного частного дома. Здесь, под защитой железобетонных плит, находился командный пункт роты, совмещённый с полевым лазаретом – у стены лежали несколько раненых бойцов, и одинокий санинструктор в меру своих скромных возможностей оказывал им первую помощь. Когда Жигунов с Ниночкой вошли, все посмотрели на них с интересом.
Капитан представился ротному.
– Слышал о вас, – сказал Сатурн. – У вас же «мотолыга» и «буханка» были, да?
– Так точно, – с надеждой ответил Денис. – Что-нибудь о них слышали?
– Видели, как мимо проезжали, – повторил ротный слова подчинённого. – Вы, товарищ капитан, наверное, хотите поскорее в госпиталь вернуться?
– Желательно бы, – ответил Жигунов.
– Простите, но до утра вряд ли получится. Мы до сих пор не знаем точно, какими силами противник вошёл в Перворецкое. Большую часть его выбили, но наверняка какие-нибудь ховаются по подвалам, ждут своего часа. Сначала придётся зачистку организовать, а потом уж…
– Предлагаете мне сидеть и ждать до морковкина заговенья? – спросил военврач.
Сатурн пожал плечами. Судя по выражению лица, такой образный аналог выражения «второе пришествие» был ему незнаком.
– Короче, ротный. Сейчас я помогаю вашему санинструктору. Утром вы организуете нашу с девочкой эвакуацию отсюда. Как это сделаете, понятия не имею. Постарайтесь. В селе наверняка остались гражданские, среди них имеются пострадавшие. Ваших бойцов, – он кивнул в сторону стены, около которой они лежали, – тоже надо вывозить. Уговор?
– Так точно.
– Вот и хорошо, – Жигунов отвёл Ниночку в сторону, сел на корточки и сказал, глядя ей в глаза. – Я сейчас пойду лечить раненых. Ты, пожалуйста, посиди вон в том уголке, хорошо? На вот, поешь, – он протянул Ниночке сухпаёк, оставленный МЧС-ником перед тем, как тот срочно уехал перед началом вражеской атаки.
– Дядя доктор, вы же вернётесь? – с надеждой спросила девочка.
– Конечно, я буду совсем рядом, ты сможешь меня видеть, – постарался улыбнуться военврач, а потом пошёл к санинструктору.
– Я доктор, хирург из госпиталя, – представился коротко. – Что здесь?
Коллега начал рассказывать о ранениях каждого солдата. Всего трёхсотых оказалось семеро. Состояние пятерых опасений не возникало, двое – тяжёлые. У одного проникающее ранение в область грудной клетки около сердца. У второго – осколочное в голову, нитевидный пульс и низкое давление. Сразу определив, что к седьмому нужно пойти в первую очередь, военврач Жигунов быстро надел перчатки и стал осматривать воина. Быстрого осмотра оказалось достаточно, чтобы понять: солдат не жилец. В условиях сельского подвала ему помочь нечем. Здесь нет ни нейрохирурга, ни МРТ, ни эндоскопического оборудования, чтобы осторожно, стараясь не повредить структуры мозга, вытащить пробивший череп и глубоко засевший в голове рваный кусок металла.
Когда военврач понял, что дело идёт к концу, раненый неожиданно открыл глаза. Первые пару секунд его взгляд блуждал по низкому потолку, потом задержался на лице санинструктора. Возник момент узнавания, и боец сказал слабым затихающим голосом:
– Лёха, передай Леруне Бойко, что я… всегда любил только её одну, – и после этого он сразу скончался.
Санинструктор тяжело вздохнул, провёл пальцами по глазам бойца, чтобы закрыть и навсегда.
– Какое странное имя – Леруня, – тихо сказал Жигунов.
– Вообще-то её Валерия зовут. Он ласково называл её Леруня. Сам придумал и очень этим гордился. Мы с ним из одного города, из Астрахани, – тихо сказал младший коллега. – Он жениться на ней хотел, думал, как вернётся, квартиру купить. Она с мамой живёт в однокомнатной, дедушка, Владимир Бойко недавно умер в 99 лет, был ветераном Великой Отечественной. На Малой Земле сражаться, выжил чудом, – его тяжело ранило в 19 лет, совсем немного успел повоевать. Вернулся домой инвалидом… не знаю, зачем я всё это вам рассказываю, – признался медик.
– Чтобы на душе стало легче, – пояснил Жигунов, и они приступили к осмотру следующего раненого. Здесь также было сложно, требовалась срочная операция, и Денис понял, что готов её провести, тем более даже есть ассистент рядом. Но увы, нет остального – необходимых медикаментов. Оставалось одно – дать бойцу ещё одну дозу обезболивающего, чтобы тот не умер от шока, и возложить остальное на судьбу.
За этим последовали другие осмотры, перевязки, уколы, пришлось накладывать швы. Когда остался крайний боец, санинструктор улыбнулся.
– Ну, здесь дело несложное. Пуля герою в пятку попала.
Военврач веселье не поддержал. Он по опыту знал, что некоторые раны при поверхностном осмотре выглядят просто, а на деле оказываются намного сложнее и опаснее. Потому подошёл к раненому и попросил показать повреждённое место.
– Да ерунда, док, – хмыкнул молодой, ему было лет 25 всего, бравый воин. – До свадьбы заживёт! Вот, сами посмотрите, – и он подтянул штанину.
Перед глазами военврача Жигунова открылась безрадостная картина. Пуля разорвала на правой ноге ахиллесово сухожилие. Она пронизала его, вызвав обильные разрушения мягких тканей, и лежащий перед доктором солдат просто не сознавал глубины всей драмы, которая могла ожидать его впереди. Вплоть до ампутации стопы, поскольку рана уже выглядела инфицированной. Доктор приказал санинструктору сделать раненому укол антибиотика, потом сказал бойцу, глядя прямо в глаза:
– У тебя разорван ахилл, пулей пробит.
– Чего это?
– Знаешь, ахиллово сухожилие – это такая хитрость природы, без которой мы бы как без рук, точнее, как без ног! Представляешь, эта крепкая «верёвка» в задней части голени – самое сильное сухожилие в нашем теле. Она соединяет икроножную мышцу с пяткой, и без неё ты даже шагу нормально не сделаешь. Это как невидимая пружина в твоей ноге – благодаря ей ты можешь бегать, прыгать, танцевать, да что там говорить, даже просто ходить! А когда встаёшь на цыпочки, чтобы достать что-то с высокой полки или сделать растяжку, это всё она, наш трудолюбивый ахилл.
– И что с ним не так? – нахмурился боец.
– Разорвано пулей. Ткани инфицированы грязью.
Лицо раненого потемнело.
– Можно это вылечить?
– Займёт много времени, но да, можно. Если только поскорее тебя доставят в госпиталь, – ответил военврач. – Так что ногой не двигай. Не травмируй её никак, даже не пытайся опираться. Мы вкололи тебе антибиотик, будем надеяться, что заражение не станет прогрессировать.
Раненый помолчал, прикусив нижнюю губу, потом посмотрел на врача и спросил:
– Если не отвезут в госпиталь, то что тогда?
– Ампутация, – честно признался Жигунов.
Боец нахмурился ещё сильнее, потом спросил с надеждой:
– Но ведь вы же постараетесь вывезти меня отсюда, да?
– Сделаем всё возможное, – ответил Денис, повернул голову в сторону Ниночки и к ужасу своему обнаружил, что девочка не просто смотрит в его сторону, а ещё и внимательно слушает, поскольку расстояние до неё не превышало четырёх метров, – таким маленьким оказался этот подвал.
Военврач поспешил к ребёнку, чтобы удостовериться, что она не пребывает в глубоком психологическом шоке от всего услышанного.
– У тебя всё хорошо? – спросил Денис, оказавшись рядом с Ниночкой.
– Да, – ответила она спокойно.
– Уверена?
– Да.
– Ты… слышала, о чём я говорил с дядей санинструктором и ранеными?
– Слышала.
– И не напугалась?
– Было немного непонятно, когда вы говорили вон тому дяденьке о каком-то Ахилле, но… нет, – сказала девочка.
Жигунову это показалось странным и одновременно удивительным. Шестилетний ребёнок женского пола сидит в подвале, где очень неприятно пахнет, видит всякие вещи, которые для обычного гражданского человека легко укладываются в понятие «кошмар», но не плачет, не пугается, а смотрит и даже пытается понять. Как так-то?! Денис даже подумал, что Ниночка, вероятно, страдает аутизмом. При этом заболевании нарушается социализация, и ребёнок не испытывает многих эмоций, поскольку погружён в собственный мир.
– Скажи, почему ты не пугаешься? – исподволь спросил военврач. – Ты видела нечто подобное раньше, да?
– Ну да, видела.
Глаза у Жигунова расширились. Кто посмел показывать ребёнку подобные ужасы войны?!
– Где?! – спросил он.
– Мой дедушка Кузя, мамин папа, был ветеринаром. Работал в клинике, она раньше работала в Перворецком, до войны ещё. Я ходила к нему и смотрела, как он зверюшек лечит. Мне даже нравилось. Он ведь им очень помогал, – ответила Ниночка.
– Поэтому ты даже вида крови не боишься? – удивился военврач.
– Нет, а чего её бояться? Дедушка говорил – обыкновенная биологическая жидкость. Главное не дать ей вытечь больше, чем может выдержать этот, как его… организм. Ну, свинки или лошадки. Или даже козочки. Если вовремя помочь, всё будет хорошо, – и Ниночка, несмотря на обстановку, вдруг робко улыбнулась.
Военврач оказался её ответом настолько поражён, что некоторое время молчал, не зная, что сказать. Но на душе стало спокойнее: по крайней мере понятно, отчего девочка не паникует и не пугается, у неё крепкая нервная система.
После того, как помощь раненым была оказана, и обстановка вокруг нормализовалась, доктор Жигунов отвёл Ниночку наружу, чтобы она сходила по надобности, потом полил воды из бутылки, дав возможность помыть ручки и умыться, а после отвёл обратно в подвал, где нашёл чью-то куртку и постелил, чтобы девочка могла лечь. Подушкой для неё стал рюкзак Дениса.
Когда Ниночка улеглась, и Жигунов расположился рядом, он вскоре ощутил, как в его ладонь легла маленькая детская ладошка, и тихий голос прошептал:
– Дядя доктор, вы меня не бросите?
Снова ощутив, как в горле растёт нервный ком, с трудом справившись с ним, военврач ответил: – Ни за что! Я довезу тебя до госпиталя. Всё будет хорошо.
Следующий вопрос окончательно выбил его из равновесия:
– А потом? У меня же никого не осталось. Вы в детский дом отправите, да?
Обезоруженный такой искренностью, военврач молчал почти минуту, не зная, что ответить. Потом произнёс:
– Ты знаешь, рано нам с тобой об этом думать. Давай сначала выберемся из Перворецкого, а там видно будет.
После этого возникла надежда, что маленькая, измученная долгим тяжёлым днём, наконец-то заснёт, но не тут-то было. Ниночка, помолчав, попросила:
– Дядя доктор, мне мама перед сном всегда пела колыбельную. Спойте, а?
Жигунов окончательно растерялся. Не было у него никакого опыта отцовства. Есть сын, Богдан, но жил он всегда где-то далеко, в его воспитании Денис не участвовал. Семейная жизнь в последующем обходилась без детей. По-хорошему, следовало бы Ниночке признаться, что он не знает ни одной колыбельной, кроме первых слов «Спи, моя крошка, усни, в доме погасли огни…» из телепередачи «Спокойной ночи, малыши». Но это неточно. Однако в душе у доктора возникло противоречивое чувство.
«Да что же я, в самом деле, не смогу, что ли?» – задал себе Денис провокационный вопрос и ответил:
– Хорошо. Только это не совсем колыбельная… Постарайся заснуть.
– Угу.
И Жигунов, поражаясь сам себе, тихонечко запел то, что слышал в фильме «Про Красную шапочку»:
– Ни дождика, ни снега,
Ни пасмурного неба,
В полночный безоблачный час.
Распахивает небо
Сверкающие недра
Для зорких и радостных глаз…
(Музыка: Алексея Рыбникова. Слова: Юлия Кима. Исполняют: Евгений Евстигнеев и Рина Зелёная, – прим. автора)
Пока доктор пел песенку, он и сам погружался в неведомый прекрасный мир, где нет войны, и дети на огромном пространстве Советского Союза каждое утро идут кто в детский садик, а кто в школу, мечтая стать космонавтами, как Юрий Гагарин или Валентина Терешкова, или учительницей начальных классов, как обожаемая Лариса Борисовна Кривасова, или… додумать врач не успел и уснул, ощущая тепло маленькой ладошки.