Автор Дарья Десса
Глава 4
– Доктор, доктор, проснись, пора, – хриплый голос санинструктора вырвал капитана медицинской службы Жигунова из короткого, тревожного сна. Открыв глаза, слипшиеся от усталости, и потерев их тыльной стороной ладони, чтобы окончательно избавиться от остатков дрёмы, врач осмотрелся.
Всё тот же сырой подвал с тяжёлым затхлым воздухом, пропитанным запахом медикаментов и земли, освещаемый тусклым светом единственной лампочки, прикрученной проволокой к старому автомобильному аккумулятору, едва ли дававшей достаточно света, чтобы различить лица. Те же измученные раненые, неподвижно лежащие на носилках и прямо на бетонном полу, и судя по тому, что ничьё осунувшееся лицо не накрыто простыней, – всё ещё живы, что уже было маленькой победой.
Рядом, на сбитом из досок подобии лежанки, свернувшись в маленький клубочек и поджав колени к груди, тихонько посапывала Ниночка, её детское личико казалось особенно беззащитным в этой мрачной обстановке.
Жигунов еле заметно кивнул головой санинструктору, мужчине лет тридцати с обветренным лицом, который его разбудил, и жестом показал на покосившуюся дверь в дальнем углу: пошли наружу, там поговорим, чтобы не тревожить спящих. Младший коллега, чьё имя Денис так и не узнал, безмолвно кивнул в ответ и первым двинулся к ржавой металлической лестнице, ведущей наверх, каждый скрип которой болезненно отдавался в тишине подвала. Жигунов последовал за ним, стараясь ступать как можно тише.
Когда они выбрались на свежий, прохладный утренний воздух, военврач остановился и стал глубоко дышать, медленно наполняя лёгкие почти чистым, с примесью гари воздухом. Потом устало посмотрел на часы на запястье. Стрелки показывали половину шестого утра – самое предрассветное время.
– Что случилось? Зачем в такую рань поднял? – тихо спросил он санинструктора.
– Хорошую новость принёс, товарищ капитан, – с облегчённой улыбкой ответил тот. – Противник, похоже, отошёл. По крайней мере, наши передовые части докладывают, что Перворецкое сейчас вне прямой огневой опасности. Ну, в общем и целом, – добавил он, немного сбавляя оптимизм. – Короче говоря, с минуты на минуту сюда должна подойти санитарная машина для вывоза раненых. В штабе батальона уже в курсе, что вы здесь и поможете организовать эвакуацию наших ребят и гражданских прямиком в полевой госпиталь.
– Конечно, помогу, о чём вопрос, – устало ответил Жигунов, машинально потирая переносицу.
– Док, а вы девочку с собой заберёте или тут оставите? Я так понял, она местная, – нерешительно заметил коллега, покосившись на вход в подвал.
Жигунов на мгновение задумался, опустив взгляд. Вроде бы по логике вещей следовало оставить Ниночку здесь, ведь она и впрямь тут родилась и выросла, а ещё было бы правильно найти и предать земле истерзанное тело её матери, которая по-прежнему лежит под обломками их разрушенного дома. Но сделать это в сложившихся обстоятельствах означало бы остаться самому, а кто тогда будет сопровождать трёхсотых? В пути, по разбитым дорогам, от постоянной тряски у них могут снова открыться кровотечения, да и если вдруг снова появится вражеский беспилотник, может срочно понадобиться квалифицированная медицинская помощь. «Нет, я не могу их бросить на произвол судьбы», – с внезапной твёрдостью подумал Жигунов и вслух произнёс:
– Ниночка поедет со мной. Ей всё равно тут оставаться негде, – их дом разрушен до основания.
– Как скажете, товарищ капитан, – послышалось в ответ.
Грузовик, старый бортовой Камаз, запылившийся и потрёпанный, приехал через десять минут. Раненых осторожно, стараясь не причинять им лишней боли, вынесли из мрачного подвала и бережно уложили внутрь кузова. К ним добавились ещё несколько человек из числа местных жителей, кого бойцы сумели отыскать поблизости, в уцелевших подвалах и погребах, и кто, сломленный горем и лишениями, согласился поехать на лечение в тыл. Были и такие, кто напрочь отказался покидать родные места, цепляясь за остатки своих разрушенных жилищ, лишь попросив выдать им перевязочный материал, немного антисептика и «какие-нибудь таблетки».
Поскольку времени до возможного возобновления обстрела было критически мало, военврач наспех осмотрел упрямцев, которых оказалось восемь человек, быстро выдал им необходимые медикаменты, почти полностью опустошив свою и без того скудную укладку, и двинулся было к грузовику, держа за маленькую ладошку Ниночку, которую всё-таки пришлось разбудить, но вдруг остановился. Он присел рядом с девочкой на корточки, так, чтобы его глаза оказались на одном уровне с её, и тихо спросил, внимательно глядя ей в лицо:
– Скажи, Ниночка, а у тебя в Перворецком совсем никого не осталось, к кому бы ты могла пойти? Ну, может быть, бабушка, дедушка, тётя или ещё кто-то из родственников?
– Нет, никого, – едва слышно ответил ребёнок, шмыгнув носом. – Бабушка умерла до войны, потом и дедушка Кузя вскоре. Ещё у мамы был старший брат, дядя Коля, но его бомбой убило ещё год назад…
Жигунов вздохнул.
– А семья у него была?
– Так бомба в их дом попала, когда он внутри был. Он, тётя Клава и Никита, их сын, мой брат двоюродный. Вот все там и… – Ниночка опустила глазки.
– Ты поедешь со мной? – сменил военврач тему.
Ниночка подняла голову и спросила с надеждой:
– А можно?
– Только если ты хочешь.
– Хочу. А что я там буду делать? Лечить людей, как ты, дядя Денис?
Жигунов от такого обращения опешил. Даже пришлось горло прочистить, – снова защипало глаза от эмоций. «Старею, что ли? – подумал он. – Становлюсь слишком сентиментальным. Это профессиональное выгорание, видать. В отпуск пора».
– Ну… наверное, а там посмотрим. Главное – вывезти тебя отсюда в безопасное место. Хорошо?
Ниночка кивнула. Военврач поднялся, подхватил девочку на руки, подошёл к кабине грузовика и помог ей забраться внутрь. Увидев ребёнка, водитель нахмурился было:
– Гражданские в кузов…
– Она со мной, – жёстко ответил Жигунов, и боец, видя решимость в глазах офицера, только кивнул.
Ниночка забралась на кресло и стала с интересом осматриваться. Денис тем временем проверил, что все готовы двинуться в путь, и тоже залез в грузовик.
– Ну, с Богом! – сказал водитель, включая первую передачу.
Ехать по просёлочной дороге, считавшейся более-менее безопасной, пришлось очень быстро, чтобы не стать лёгкой мишенью для «комиков». Но то ли операторы вражеских дронов были сегодня заинтересованы другими целями, то ли прошляпили санитарный грузовик, но ему удалось беспрепятственно добраться до госпиталя, под защиту средств ПВО, где почти никакие дроны были не страшны.
Когда военврач Жигунов первым выпрыгнул из кабины видавшего виды Камаза, навстречу уже торопливо неслись медицинские бригады в белоснежных халатах и синих одноразовых перчатках. Пассажиров, среди которых были измученные военные в окровавленной форме и перепуганные гражданские с бледными лицами, стали спешно переносить внутрь приёмного покоя, попутно, на ходу, сортируя по тяжести и характеру полученных ранений.
Денис внимательно проследил за началом этого процесса, убедившись, что все действуют слаженно и быстро, и лишь после вернулся к распахнутой двери кабины, чтобы помочь Ниночке выбраться наружу. Прежде, ещё внутри, он тихо попросил её оставаться на сиденье, чтобы не мешать суетливой выгрузке, – «взрослые сейчас будут очень спешить, могут случайно задеть тебя или толкнуть».
Девочка послушно и терпеливо ждала, сжимая в руках старенькую тряпичную куклу, которую Жигунов нашёл в подвале, и внимательно наблюдала за происходящим снаружи через боковое зеркало, её большие глаза следили за каждым движением санитаров и врачей.
Едва ножки ребёнка коснулась земли, за спиной военврача раздался неприятный голос: – Потрудитесь объясниться! – это был замполит Давыдкин, чьё гладко выбритое лицо выражало крайнее неудовольствие. Узнав о прибытии транспорта с ранеными, он посчитал своим служебным долгом лично проконтролировать процесс. Однако, когда его взгляд скользнул по военврачу Жигунову и заметил рядом с ним маленькую девочку, его показной интерес мгновенно сменился нескрываемой неприязнью: Евгений Викторович усмотрел в этом явное и грубое нарушение строгого внутреннего распорядка военного госпиталя.
– Здравия желаю. Объясниться в чём именно, товарищ старший лейтенант? – искренне удивился Жигунов, поворачиваясь к замполиту. Он чувствовал такую изматывающую усталость после напряжённого и рискованного пути, что все его мысли сейчас были сосредоточены лишь на одном: как можно скорее плотно поесть горячей пищи, принять долгожданный душ, устроить Ниночку в заботливые руки опытных медсестёр, а затем просто завалиться спать и забыться глубоким сном.
– В том, ради какой служебной надобности вы самовольно доставили в расположение военного госпиталя гражданское лицо несовершеннолетнего возраста. Насколько я могу визуально оценить, данная гражданка не имеет видимых ранений и не проявляет признаков заболевания. Вы что, исполняете чью-то личную просьбу, используя служебный транспорт и своё положение в качестве организатора частных гражданских перевозок? – с плохо скрываемым раздражением поинтересовался Давыдкин, его тон был холоден и официален.
Жигунов молча выслушал весь этот абсурдный поток слов, стараясь сохранить остатки самообладания. Затем, бросив мимолётный взгляд на Ниночку, которая переминалась с ноги на ногу, он тихо сказал ей:
– Подожди меня здесь минутку, я сейчас договорю и вернусь, – и, приблизившись к Давыдкину на близкое расстояние, прошипел сквозь зубы, стараясь говорить достаточно тихо, чтобы ребёнок не услышал ни единого слова: – Послушайте меня внимательно, товарищ замполит. Мать этой девочки скончалась буквально сутки назад у меня на руках, раздавленная обломками бетонной плиты после прямого попадания вражеского снаряда. Их дом полностью уничтожен до основания. У неё не осталось ни одного живого родственника. Что, по-вашему, я должен был сделать в этой ситуации, старлей? Просто бросить её там одну, на руинах?
– Вам следовало незамедлительно обратиться в соответствующие органы местного самоуправления для урегулирования данного вопроса в рамках действующего законодательства, – невозмутимо и без малейшего проявления сочувствия заявил Давыдкин.
Денис с огромным трудом подавил рвущийся наружу гнев.
– Какие, к едрене Фене, органы местного самоуправления? Вы вообще в своём уме, старлей? – начал закипать доктор, чувствуя, как к горлу подступает ком ярости. – Вы хоть представляете себе, что там сейчас происходит? Всё село лежит в руинах, на улицах лежат непогребённые трупы, госпиталь переполнен тяжелоранеными, которым срочно нужна помощь! Вы вообще соображаете, о чём говорите?
– Я бы настоятельно попросил вас, товарищ капитан, соблюдать субординацию и обращаться к старшему по должности в строгом соответствии с требованиями действующего Устава Вооружённых Сил…
– Да пошёл ты… – окончательно потеряв терпение и понимая, что Давыдкин абсолютно не способен понять ни трагичности ситуации, ни его мотивов, резко оборвал бессмысленную бюрократическую тираду старшего лейтенанта Жигунов и, развернувшись, быстрым шагом вернулся к Ниночке, которая с тревогой наблюдала за их напряжённым разговором.
– Пойдём, я познакомлю тебя с нашими чудесными медсёстрами. Они очень добрые, помогут превратить маленького чумазого котёнка в красивую девочку, – улыбнулся военврач. Его спутница ответила тем же, и Денис отвёл её в сестринскую, где дежурила опытная Антонина Коновалова. Отведя её в сторону, военврач коротко объяснил ситуацию, в которой оказался девочка, и попросил за ней присмотреть, пока сам приводит себя в порядок.
Медсестра сразу согласилась и подошла к Ниночке знакомиться. Не успел Денис выйти, как в сестринскую заглянула Леночка Зимняя. Увидев ребёнка, подняла брови и спросила военврача удивлённо-насмешливо:
– Товарищ капитан, что я вижу? Вы теперь занимаетесь эвакуацией ребятишек из зоны боевых действий?
Жигунов, который ещё два дня назад не позволил бы себе в отношении ни одной женщины резкости, на сей раз не сдержался:
– У неё дом разрушен, девочка сирота. Вывез из Перворецкого.
– Ой… Денис… прости, я не знала. Помощь нужна?
– Спроси у Антонины, – ответил военврач и вышел.
Спустя несколько минут он уже был в кабинете начальника госпиталя, который, увидев Жигунова живым и невредимым, бросился к нему, сначала крепко пожав руку, а потом и обняв. Отстранился, принюхался:
– Ну и воняешь ты, капитан, – усмехнулся. – Бомжевал, что ли, в Перворецком?
– Всякое бывало, – сказал Жигунов. – Олег Иванович, наша бригада как? Вернулась?
Подполковник посуровел лицом.
– К сожалению, один фельдшер только выжил. Тот, который ехал с Пахомовым. МТЛБ подбили на выезде с места, «буханку» обстреляли по дороге. Лёня вёл его с простреленными рукой и ногой, три пули получил. Довёз и сразу скончался.
В кабинете повисла тяжёлая пауза. Оба офицера молчали, склонив головы.
– Ладно, Денис. Докладывай, что у тебя было.
Устный рапорт военврача занял всего несколько минут, а закончил Жигунов сообщением о шестилетней девочке-сироте, которую привёз с собой. Услышав это, Романцов почесал в затылке.
– Ты же знаешь, капитан, что не положено нам здесь детей выхаживать. Тем более она жива и здорова, слава Богу, – он даже постучал по столу. – Завтра в райцентр машина пойдёт, отправь её туда. Пусть там разбираются, что да как.
– Товарищ подполковник, девочка только что лишилась единственного родного человека, видела смерть и прочие ужасы. Разрешите ей остаться здесь хотя бы на неделю.
– Думаешь, у нас она не насмотрится всякого? Тут же госпиталь, а не санаторий, – заметил Романцов.
– Пусть она хотя бы просто отдохнёт душой и телом. К тому же… ну как я буду выглядеть в её глазах? Привёз, чтобы потом отправить подальше, как посылку? Мы с ней столько пережили вместе…
Олег Иванович помолчал, потом махнул рукой.
– Ладно, Денис. Пусть живёт в палатке майора Прокопчука. Всё равно она пока пустует. Тем более рядом с вашей.
– Кстати, а где он сам? – нахмурился Жигунов.
– Так увёз его тот следователь, Боровиков. Пришёл прямо в палату, надел наручники, затем погрузили Евграфа Ренатовича в БТР и увезли, – ответил начальник госпиталя.
– Куда? – Денис удивился, услышав подобное. Он никак не думал, что с Прокопчуком могут поступить подобным образом. Казалось, что майор способен выкрутиться из любой ситуации, как угорь, ну или он непотопляемый, как некая субстанция в проруби.
– Следователь сказал, что в следственный изолятор, там и больничка своя имеется. На тот случай, если у Прокопчука пятая точка разболеется, – ответил Романцов и похихикал в кулак. Всё-таки нехорошо это – насмехаться над старшим офицером в присутствии подчинённого, званием поменьше. Но сдержаться не смог.
– Спасибо, товарищ полковник! – радостно «ошибся» военврач и поспешил отыскать Ниночку, чтобы сообщить ей приятную новость.
Пока военврача не было, медсёстры искупали Ниночку и накормили, даже нашли для неё чистую одежду из числа той, которая хранилась на складе вещей. Через госпиталь каждую неделю проходили не только раненые, но и беженцы, и порой что-то теряли, забывали. Санитарки складывали в блиндаже на тот случай, если кто-то захочет вернуться. Пока таких случаев не было, и потому для Ниночки отыскались несколько предметов одежды. Правда, рассчитанных на мальчика, но куда деваться.
Когда Жигунов увидел незнакомого мальчишку, сидящего в сестринской и играющего со стетоскопом, он удивлённо спросил Антонину:
– А Ниночка где?
Девочка, поняв, что дядя доктор её не узнал, звонко рассмеялась. Капитан даже вздрогнул от неожиданности. Прежде ему не доводилось слышать смех этого ребёнка, который максимум что мог, казалось, – это робко улыбнуться. Жигунов тут же признал в «мальчишке» свою маленькую спутницу и тоже посмеялся её преображению. Потом протянул руку и сказал:
– Ну что, готова заселиться в новое жилище?
Девочка очень обрадовалась тому, что ей не придётся, как она уже стала бояться, снова куда-то ехать, а главное – расставаться с дядей доктором или, как она всё чаще его стала называть, дядей Денисом.
Задетый гневным выпадом капитана Жигунова, замполит, ощущая, как к щекам приливает кровь от возмущения, спешно направился к палатке начальника госпиталя. Он решительно вошёл внутрь, даже не постучав.
Романцов сидел за столом, заваленным бумагами, рассеянно массируя виски. На его лице читалась усталость и раздражение, накопившиеся за последние напряжённые дни. Он поднял взгляд на вошедшего замполита и вздохнул.
– Что-то случилось? Выглядите взволнованным.
– Товарищ подполковник, считаю своим долгом доложить о вопиющем нарушении субординации, – чеканно произнёс Давыдкин, стараясь сохранить официальный тон, несмотря на клокотавшее внутри негодование.
Романцов устало откинулся на спинку складного стула.
– Что на этот раз?
– Капитан Жигунов самовольно привёз на территорию полевого госпиталя гражданское лицо несовершеннолетнего возраста.
Олег Иванович нахмурился, пытаясь понять, к чему клонит замполит.
– Так, и что?
– На мои законные требования объяснить свои действия капитан Жигунов позволил себе грубость и непозволительные высказывания в адрес старшего по должности, – Давыдкин выдержал паузу, давая начальнику возможность осознать всю серьёзность ситуации.
– И что же именно он сказал? – с плохо скрываемым раздражением спросил Романцов.
– Он… он позволил себе использовать нецензурное выражение, товарищ подполковник, – с брезгливостью произнёс Давыдкин, стараясь придать своему голосу оттенок оскорблённой добродетели. – И это в присутствии гражданского лица!
Романцов вздохнул, понимая, что сейчас ему придётся выслушать длинную и нудную тираду о моральном облике военнослужащего и недопустимости сквернословия.
– Евгений Викторович, я уверен, что капитан Жигунов действовал исходя из каких-то своих соображений. Учитывая обстановку в Перворецком…
– Никакие обстоятельства не дают права военнослужащему нарушать устав и оскорблять старших по должности! – перебил Давыдкин. – Это подрывает авторитет командования и воинскую дисциплину в боевой обстановке!
– Хорошо, хорошо, Евгений Викторович, я понимаю ваше возмущение. Но капитан Жигунов находился в зоне активных боевых действий. Его эмоциональное состояние могло быть нестабильным.
– Это не оправдывает нарушения устава, товарищ подполковник! – настаивал Давыдкин. – Мы полевой госпиталь, развёрнутый для оказания помощи раненым военнослужащим, а не пункт временного размещения для гражданских лиц. Если каждый начнёт привозить сюда кого захочет…
– Хорошо, товарищ старший лейтенант. Поговорю с Жигуновым. Вы можете быть свободны.
Давыдкин, почувствовав, что его доклад не произвёл на подполковника ожидаемого эффекта, разочарованно поджал губы.
– Разрешите идти, товарищ подполковник.
– Идите. И постарайтесь не принимать всё так близко к сердцу. Сейчас у нас и без того хватает проблем с ранеными.
Давыдкин вышел из палатки, чувствуя неудовлетворение. Он ожидал более строгой реакции от Романцова. «Вечно он пытается сгладить острые углы», – подумал замполит, направляясь к своей палатке. Он был уверен, что Жигунов должен понести хотя бы символическое наказание за свою дерзость.
Романцов же, оставшись один, снова потёр виски. Он понимал Давыдкина, устав есть устав, особенно в военное время. Но он также понимал и Жигунова, оказавшегося в экстремальной ситуации, где человеческие чувства могли взять верх над формальностями. Ему предстояло найти компромисс, чтобы и дисциплину поддержать, и с человеческой точки зрения поступить правильно. Ситуация с девочкой требовала немедленного решения, и Олег Иванович начал обдумывать возможные варианты.