Давайте поговорим о тенденциях в политической и социально-экономической жизни Запада в ретроспективе последних 30-40 лет. Вернее о том, как и почему происходит сближение идеологических позиций, казалось бы, противоположных политических сил и чем это может быть чревато. В качестве иллюстрационного материала мы возьмём тамошних эсдеков.
В своё время я написал довольно душный цикл из четырёх частей по истории европейской социал-демократии, где изложил их развитие во всех подробностях, предисловиях и со всеми ссылочками. Цикл мы оставим настоящим эстетам, а здесь сфокусируемся на актуальных проблемах социально-экономического и политического развития западных стран в контексте упадка социал-демократических партий.
Куда катится экономика и государство всеобщего благосостояния?
Начиная с 1980-х годов в экономике развитых стран наметились неблагоприятные тенденции, которые сохраняются до сих пор. Государственные деятели заговорили о вреде профсоюзов и о том, что они предают национальные интересы. Монетаристский экономический мейнстрим призывал ограничить государственное вмешательство в экономику, а государство всеобщего благосостояния обвиняли в росте иждивенческих настроений. Крах социалистического блока еще более усилил подобную идеологию. В 90-е годы такая риторика и политика станет общемировой практикой. Некоторые левые называют сию эпоху эпохой «неолиберализма».
В эти годы обозначился кризис социальной политики. Этот кризис не означает «загнивание социальной сферы по всем фронтам». Но социальный прогресс в эту эпоху если и происходит, то очень медленно и неуверенно, тогда как негативные тенденции нарастают подобно снежному кому. Радикальное отличие от «золотых десятилетий» послевоенного капитализма, которые запомнились как эпоха самого низкого неравенства, высокого экономического роста, зарплат и уровня жизни.
Рабочее время
В большинстве развитых стран мира количество рабочих часов в неделю стабилизировалось на восьмичасовой пятидневке (а где-то даже растет), при этом мужчины работают чуть дольше женщин. Часто последний рабочий день недели сокращенный. Рабочее время если и уменьшается, то за счёт расширения неполной занятости. Она особенно распространена среди женщин, так как им надо ухаживать за детьми и работать по дому. Некоторые компании практикуют работу по урезанной рабочей неделе (до 30 часов) с сохранением зарплат уже на протяжении многих лет (с.72-78) в рамках эксперимента. Годовая выработка, в отличие от недельной, сокращается благодаря удлинению оплачиваемых отпусков. Конкретные цифры могут отличаться (с.3-4), но в среднем в развитых странах мира оплачиваемый отпуск вкупе с праздничными днями составляет 30-40 дней.
У неполной занятости, кроме удобного гибкого графика, есть и негативные черты. На таких работников не распространяются многие социальные гарантии (c.12-13, с.226-228), заработные платы у них сильно меньше, а карьерные перспективы хуже (с.37, c.22-23). Это не проблема до тех пор, пока подобные подработки являются подработками, а не основным местом работы за неимением лучшего (с.62). Распространение такого типа занятости в развитых странах мира назвали «прекаризацией», а таких работников — прекариатом. Многие исследователи подчеркивают ухудшение положения таких трудящихся. Например, из-за низких зарплат они вынуждены брать дополнительные часы и работать даже дольше (до 73 часов в неделю), чем обычные пролетарии (с.4-5, с.218). Распространение вынужденной неполной занятости (особенно в кризисы и среди молодежи) и, как следствие, прекаризации труда, омрачают стройную картину сокращения рабочего времени.
Профсоюзы
Профсоюзное движение в развитых странах значительно ослабло. Членство в профсоюзах сократилось как в абсолютном (с.7), так и в относительном выражении. Вместе с тем упала забастовочная активность (с.10) и распространение коллективных переговоров. Из-за усилившегося давления со стороны капитала и крупных поражений ранней неолиберальной эпохи профсоюзы растеряли авторитет среди трудящихся. Молодые рабочие перестали вступать в профсоюзы из-за их негативного образа и прекаризации (c.28). Среди временных работников создать профсоюз труднее как из-за нестабильности коллектива, так и вследствие жесткого противодействия нанимателей.
Хотя профсоюзы всё ещё способны на забастовки, и даже успешные, а заработные платы и условия труда у их членов зачастую лучше, профессиональное движение переживает глубокий упадок. Сегодняшние профсоюзы - лишь тень былого величия. В свои лучшие годы они меняли правительства и вынашивали планы коллективизации предприятий, а сейчас с трудом отбивают наступление на сокращающиеся социальные льготы.
Государственные программы социально-экономического развития
В неолиберальную эпоху экономические кризисы усилились из-за либерализации торговли, финансового сектора и сокращения роли государства в экономике. Серьёзно на это обратили внимание только в результате кризиса 2008 года, когда многие государства мира вернулись к позабытым кейнсианским рецептам экономического регулирования. Впрочем, после преодоления кризиса расширение роли государства быстро вызвало шквал критики и от него быстро отказались. По этой причине эффективность антикризисной политики оставляет желать лучшего (хотя государство всё больше расширяет расходы в период упадка), тогда как экономические кризисы наносят всё более масштабный ущерб во всех регионах мира.
Государство ослабило своё присутствие в социальной сфере, но формально социальные расходы только растут. Это связано с тем, что они показывают лишь прямые выплаты. Расходы на общественное здравоохранение, постройку государственного жилья, образование уже учитываются отдельно. Например, если урезать жилищное строительство, но предоставить взамен ваучеры, социальные расходы вырастут, но не факт, что жильё от этого станет доступнее. В развитых странах возник дефицит больничных коек на душу населения из-за сокращения трат на строительство и реконструкцию больниц, что создает нагрузку на службу здравоохранения и снижает его качество, особенно во время эпидемий. Наконец, растущие расходы на социальное обеспечение не означают рост его качества. Хрестоматийный пример - это медицина в США, демонстрирующая наихудшую эффективность среди развитых стран при огромных затратах. В тех же Штатах образовательные ваучеры взамен финансирования школ скорее негативно сказались на доступности школьного образования.
Смещение социальной политики государства в сторону «монетизации льгот» негативно сказалось на её эффективности, поскольку государство более не гарантировало своим гражданам прежние социальные стандарты, но лишь помогало в их реализации ограниченными финансовыми выплатами. Этим оно частично переложило бремя социальных расходов на плечи граждан, что ухудшило положение «нижнего среднего класса» и более бедных слоев населения. Доступность социального обеспечения, основы государства всеобщего благосостояния, оказалась подорвана.
Налогообложение, неравенство, экономический рост
В неолиберальный период государство вынужденно ослабило давление на капитал, что выразилось в снижении предельных ставок налогообложения на доходы физических лиц и прибыль корпораций (с.11-12). Это (как и вышеописанные факторы) не замедлило сказаться на росте социального расслоения в развитых странах мира. Что не менее важно, экономисты (Стиглиц, Пикетти) также подчеркивают положительную связь социально-экономического равенства и экономического роста (c.28). Растущее неравенство не только мешает эффективному использованию человеческого капитала, но и способствует росту социальных издержек вроде преступности и тому подобное. Замедление экономического роста в развитых странах мира, с одной стороны, частично является причиной растущего неравенства, а с другой, лишь усиливает его.
Куда подевались эсдеки?
Долгое время социал-демократы были ведущей левой силой на Западе, продвигавшей социал-реформистскую повестку. На этом поприще они немалого достигли. В эпоху своего расцвета, в 50-70-е, они доминировали в политическом дискурсе, вынуждая праветь леворадикалов и леветь своих правых оппонентов. Затем что-то пошло не так, и они стали стремительно терять собственную популярность, при этом солидаризируясь со своими противниками в призывах к «реформам» рынка труда и государства всеобщего благосостояния и «переосмыслению» роли государства в экономике.
Почему вдруг левый фланг «разоружился» в одностороннем порядке и до сих пор не может оклематься? Ответить на этот вопрос нам поможет немецкий политолог Фрэнк Бандау. В своей свежей работе (на русском) он собрал и систематизировал основные гипотезы, которые проверены эмпирическим путём. Он разбил их на 4 категории, каждая из которых конкретизируется специфическими вариациями. Каждое из них мы поясним чуть ниже.
Подробно рассмотрев эмпирические свидетельства, он выкатил следующие результаты:
Бандау весьма мудро замечает, что подобный разброс в подтверждении гипотез свидетельствует не только о разном понятийном аппарате исследователей, но и о том, что между этими гипотезами существует комплексная взаимосвязь. Так, например, глобализация не сказалась на упадке эсдеков напрямую, но привела к упадку профсоюзов и сокращению рабочего класса, которые уже повлияли на упадок напрямую. Исходя из этого, мы можем выстроить следующую последовательность событий:
Экономические факторы
В 20 веке развитие научно-технического прогресса и его распространение по миру резко ускорилось. Латинская Америка (с.22), Индия, Республика Корея, Тайвань, Япония и примкнувший к ним Китай к 80-90-м годам достигли значительных успехов в области индустриального развития. Их доля в мировом экспорте (в.т.ч. промышленных товаров) неуклонно росла, что потеснило западных производителей. В 70-е годы возник термин «новые индустриальные страны». Технологический прогресс способствовал не только индустриализации неразвитых стран, но и удешевлению грузоперевозок, транспортировки людей и средств связи. Развитие оптоволоконных сетей и Интернета позволило управлять собственным капиталом, находясь в любой точке мира и получая своевременную информацию о состоянии дел. Это дало развитию международной торговли мощный толчок. На мировую экономическую арену вышли новые страны, которые конкурировали с развитыми государствами и подрывали их рынок труда (с.46-47).
В то же время расширение мировой торговли объективно подталкивало сложившуюся систему к краху. Бреттон-Вудская валютная система была основана на золотодолларовом стандарте: американский доллар, привязанный к золоту, стал основой международных расчетов. Участники Бреттон-Вудского соглашения старались поддерживать равновесие экспорта и импорта, дабы сохранить резервы долларов или золота. Самих американцев не сильно заботили эти показатели, ведь они могли заткнуть долговые обязательства, расплачиваясь свеженапечатанными долларами. По мере роста американского долга (в том числе из-за Вьетнамской войны) доллар становился все менее обеспечен золотом. Это подорвало доверие к нему со стороны стран, накопивших огромные запасы американской валюты. В один прекрасный день 1971-го года американцы приостановили обмен долларов на золото, чем вызвали переполох в других странах. К середине 70-х на смену пришла новая, Ямайская валютная система, которая отменила привязку валюты к золоту и разрешила плавающий курс валют. Мировая торговля стала более свободной и менее управляемой (с.125-128). Выросла и мобильность капитала (с.122-125). Из-за этого участились и усилились всевозможные экономические кризисы (с.42-44).
Кроме того, в 70-е годы резко выросли цены на нефть из-за эмбарго со стороны стран ОПЕК, исламской революции в Иране и начала ирано-иракской войны. Экономика стран-импортеров нефти оказалась в кризисе, спровоцировав инфляцию и рост безработицы. Послевоенный экономический бум закончился (с.429-431). Кейнсианская политика предполагала рост государственных расходов в случае кризисов для стимуляции совокупного спроса. Получившие государственный заказ/субсидию предприятия снова начнут нанимать рабочих и производить товары и услуги. В нынешних условиях такая политика приводила не к росту занятости и объёма выпуска, а к увеличению цен за неимением возможности нарастить производство. Социал-демократия лишилась экономического обоснования своей политики. В условиях экономического кризиса оказалось невозможно поддерживать полную занятость и рост зарплат, не хватало средств на социальные ассигнования. Кейнсианство сменил монетаризм, предполагавший сокращение роли государства в экономике и социальной сфере.
Ограничения экономического суверенитета стран в рамках Евросоюза (например, через введение максимально допустимого дефицита бюджета и госдолга), дополнительно ослабляют регулирование экономики государством. Больше всего это затрагивают периферийные страны ЕС (с.12). Это хорошо видно на примере Испании, где финансовую помощь для борьбы с кризисом предоставили под условия сокращения бюджетного дефицита за счет социальных программ, что привело к падению правительства социал-демократов. Упадок партии ПАСОК в Греции связан с теми же причинами, несмотря на то, что экономисты критиковали подобный подход к борьбе с кризисом.
Эти тенденции ослабили эффективность государственного регулирования (с.7-8). Промышленный капитал направился на поиск сверхприбылей в развивающиеся страны, забирая с собой рабочие места. Росло влияние идей «экономики предложения». Они предполагали, что снижение государственного регулирования экономики будет стимулировать капиталистов развивать производство на родине. Это привело к гонке на понижение: все страны соперничали за внимание ТНК, наперебой предлагая наиболее выгодные условия для ведения бизнеса.
Социологические факторы
С возникновением «постиндустриального общества» на Западе стал сокращаться фабрично-заводской пролетариат. Возросла фрагментация рабочего класса на белых и синих воротничков, все больше людей лишалось постоянных мест и пополняло ряды прекариата, что сократило традиционную электоральную базу социал-демократов, так как разные категории трудящихся выдвигали взаимоисключающие требования. Если высококвалифицированные работники тяготеют к леволиберальной повестке, то традиционный рабочий класс отдает голоса правым популистам, которые выступают за сохранение государства всеобщего благосостояния (с.4-5). В условиях сокращения традиционного электората эсдеки решаются сделать ставку на первых.
Идеологические факторы
Социал-демократы перестраивают свою идеологию и экономическую программу. Британские лейбористы были одними из первых, кто обозначил свой «сдвиг вправо» на официальном, идеологическом уровне. К концу 90-х годов новая идеологическая линия, получившая сомнительное название «Третий путь» (иногда «Новый центр», по аналогии с «Новыми демократами» в США), оформилась окончательно (c.5-6), что закреплено в совместной декларации немецких и британских социал-демократов. Новые ориентиры, заявленные в декларации, заключались в следующем:
- Произошел пересмотр социальной и экономической политики. Эсдеки заявили, что «слабости рыночной экономики были преувеличены, а её сила преуменьшена» (с) и что социальная справедливость стала неверно ассоциироваться с ростом государственного влияния, госрасходов, налогообложения и подавлением предпринимательской деятельности.
- Эсдеки выступили за сокращение неэффективного государственного аппарата в целях решения наиважнейших социальных задач, вроде бедности и преступности.
- Социал-демократы выступили за налогообложение «грязных производств» и выразили озабоченность экологическими вопросами, что соответствовало тогдашней эко-повестке.
- В экономической политике соцдемы стали приверженцами практик «экономики предложения», то есть сокращения налогообложения на бизнес, поддержки малого и среднего бизнеса. Теперь эсдеки выступали за сбалансированный бюджет, признавая полезность умеренного дефицита казны лишь в случае экономического кризиса.
Своего апогея социал-демократия «третьего пути» достигла в 2012 году с созданием «Прогрессивного альянса», куда вступили многие крупнейшие социал-демократические партии, вышедшие из Социнтерна. Официальной причиной назвали то, что в Социнтерне состояли авторитарные политические силы вроде сандинистов, с которыми эсдекам было не по пути. В отличие от Стокгольмской декларации Социнтерна 1989 года, в программных документах «Альянса» социальным вопросам уделили гораздо меньше внимания по сравнению с общедемократической повесткой. Это в очередной раз обозначило идейную эволюцию партий от социал-демократии к социал-либерализму. И хотя не все социал-демократические партии поддержали социал-демократию «третьего пути» на идеологическом уровне, фактически все они шли в одном и том же направлении (с.16, с.7).
Институциональные факторы
Сближение с правым политическим спектром негативно сказалось на их популярности в долгосрочной перспективе (с.12-14). Нарушились их традиционные связи с профсоюзами (которые, к тому же, пришли в упадок) (с.8-9) и углубился внутрипартийный раскол (с.96). Это серьезно сказалось на электоральной поддержке социал-демократов. Главной силой эсдеков была их идеологическая идентичность и способность мобилизовать рабочий класс на выборы под идеями социальной справедливости (с.8). Отныне эта сила была утрачена. Процесс их электорального упадка назвали «Пасокификацией» по названию греческой социал-демократической партии, которая растеряла свои ведущие позиции менее чем за шесть лет и исчезла из политической жизни.
Голоса эсдеков перетекли не только к правым популистам, но и к левоцентристским партиям (в основном, к «зеленым») и коммунистам. Всё это говорит о том, что социал-реформизм не стал менее востребован в развитых странах мира (с.506-512). Скорее, быстро потеряла авторитет «неолиберальная» социал-демократия, чем доказала свою неэффективность. Следовательно, возвращение некоторых эсдеков в политику на рубеже веков скорее является заслугой их оппонентов, которые успели наворотить дел (особенно в Великобритании) и, потеряв популярность, проиграли соцдемам на выборах (с.30-33).
Итоги: современная социал-демократия и будущее государства всеобщего благосостояния
Изложенные выше тенденции заставляют задуматься о многом. Например, сближение правых и левых партий друг с другом выхолащивают либеральную демократию на Западе, заставляя людей обратить свой взор на популистов и/или радикалов всех мастей. Всевозможные Трампы и Орбаны лишь верхушка айсберга, и со временем таких политиков будет становится всё больше. Впрочем, не стоит чрезмерно злорадствовать над западными партнерами, ведь на просторах СНГ ситуация ничуть не лучше, а скорее куда хуже.
Левым (в широком смысле слова) впору задуматься над тем, что именно следует предпринять, чтобы переломить ситуацию в свою пользу и снова встать во главе политической жизни. А ведь это ох как не просто в текущих условиях, когда корпорации могут в два счета сбежать в налоговые гавани, на дворе вялотекущая рецессия, а тут ещё и военный конфликт в Европе.
С другой стороны, негативные тенденции в развитии государства всеобщего благосостояния снова усилили популярность социальной повестки, особенно после кризиса 2008 года. С тех пор риторика эсдеков заметно полевела (с.16-19, с.10-15). Всё громче звучат призывы вернуться к забытым социал-демократическим ориентирам. Лейбористскую партию Великобритании возглавляет левое крыло, сперва во главе с Милибэндом, а затем и с Корбином, а в предвыборном манифесте 2017 года появились пункты о национализации, отмене платного высшего образования, увеличении прогрессивной шкалы налогов на доходы богатых и прибыль корпораций. В 2019 году к этому добавится амбициозная программа строительства жилья. В президентских праймериз Французской Соцпартии 2017 года победу одержал представитель левого крыла Бенуа Амон. Похожие процессы происходят и в СДПГ (с.18). Показателен и взлет популярности известного американского «левака» Берни Сандерса, а также полевевшая риторика Прогрессивного альянса в связи с кризисом 2020 года. Отсюда же растут ноги у эволюции взглядов известного экономиста-реформиста Тома Пикетти и роста популярности «левацких» экономических теорий вроде ММТ.
Таким образом, за кризисом 2008 года последовали ещё и ещё и ещё, что вкупе с хиреющим государством всеобщего благосостояния вновь выдвинуло социальные вопросы на мировую повестку дня. Полевение социал-демократических (и социал-либеральных) партий связано с очередной кризисной эпохой, к которому подошел капитализм в своей неолиберальной версии (с.17-19). Пока что это не привело к значимым электоральным успехам (с.5-7). Причина в том, что эсдеки не могут предложить привлекательную, а главное, осуществимую программу социально-экономических реформ, чтобы обратить вспять негативные тенденции. Следовательно, судить об итогах социал-демократического «полевения» пока что очень рано. На рубеже 2010-2020-х к власти пришли австралийские и новозеландские лейбористы, а также немецкие, датские и финские эсдеки. Но, учитывая непростую экономическую ситуацию, едва ли можно ожидать от них построение социал-демократического рая.
Потрясения начала 20-го века позволили обрести невиданное за всю историю левого движения влияние как социал-реформистам, так и коммунистам. Быть может, потрясения начала века 21-го вызовут к жизни новый виток социалистических идей.
Если вы обеспокоены современными экономическими тенденциями и вам понравился материал, вы можете отправить деньги на счет автора (сбер 2202 2005 4871 3468). Деньги пойдут на финансирование предвыборных кампаний эсдеков.
Автор: Федор Яковлев.