Один из крупных биржевых дельцов, начальник обороны Зимнего от революционных солдат – талантливый инженер строительства Беломорканала. Как это могло соединиться в одном человеке? А ведь был такой полковник от инженеров Александр Ананьев.
В документальной книге о строительстве Беломорканала имени Сталина ему посвящена целая глава. Ну понятно, в 1937 году весь тираж нашли и уничтожили. Горького-то, который эту книгу издал, не стало. Ну это если верить либералам.
Дело в том, что в начале тридцатых инженер-вредитель крайне подробно рассказал писателям о своём жизненном пути. Никакой социализм он поначалу строить не собирался:
«Не будем торопиться, – говорил он, – видите вы, как эти бараки похожи на плохой железнодорожный вагон? Вот и будем ехать в этих вагонах через срок».
Книга ехидно замечает, что в прошлой жизни инженер привык к совсем другим вагонам. С зеркальными окнами и кремовыми занавесками. К дорогим салон-вагонам и томным дамам великого света.
Царский полковник от инженеров, дворянин, жена и вовсе княжна. На груди орден Святого Станислава. Как это не вяжется с бараками строителей Беломорканала.
Первый капитал совсем ещё молодой инженер Ананьев нажил на строительстве Троицкого моста в Питере. Мост строился по французскому проекту, металлический, не ровня старому деревянному. Строился на банковский займ.
С расчётами инженеры промахнулись, не хватило одного пролёта, мост повис в воздухе. Пришлось нагонять мужиков и грузить к мосту примитивную земляную дамбу. А как изящно всё начиналось.
Но даже на этом инженерном промахе инженер Ананьев неплохо нажился. А дальше деньги к деньгам, дело пошло. Вот как ехидно пишет книга:
«Дальше его история идет скороговоркой. Он вырос, как гриб. В 1913 году Александр Георгиевич Ананьев организовал Акционерное общество по орошению Ширабадской долины и получил от названного общества полмиллиона наличными деньгами и на три миллиона рублей учредительских акций».
Ананьев отправляется на афганскую границу, в крепость Термез. Русские промышленники и военные там натуральные колонизаторы. Закона почти нет, казённые деньги без счёта, делаются и прогуливаются баснословные состояния.
Ананьев не просто крупный строитель каналов и капиталист. Он желанный гость во дворце бухарского эмира.
И речь не дружбе, делятся большие государственные деньги. Тут есть доли военного министра Сухомлинова и князя Андронникова. Будут ли построены оросительные каналы – какая разница, речь-то не о стройке, о барышах.
В доле строительного общества и командующий войсками Туркестанского округа генерал Самсонов и министры бухарского Эмира.
Да и сам Эмир, если не врут, на этой сделке слегка нажился на полста тысяч царских рубликов. Иначе зачем он подписал Ананьеву концессию на без малого сотню лет. Да она до 2009 года была выписана!
Дальше ещё любопытнее:
«Комиссионеры за сто тысяч рублен комиссии обламывают дело с персидским торгово-промышленным банком, и концессия передана банку, а комиссионные располагаются по рукам тайных, действительных статских советников, по рукам деловитых адвокатов, правителей дел, секретарей, адъютантов, балерин, своден, генеральских содержанок».
Акционерное общество на Ширабадской концессии получает высочайшее соизволение императора. Ананьев становится богатым человеком.
Стройка задалась не сильно. Сам Ананьев вспоминал, что население строительству на отобранных у местных крестьян землях не обрадовалось.
Восстания дехкан одно за другим жестоко подавляются русскими войсками и армией эмира. Но кому интересно орошение долины, казённые денежки уже освоены.
Здесь дела закончены, инженер Ананьев едет покорять Персию. Миссию спонсируют влиятельные финансисты, нужно подвинуть бизнес англичан в тех местах.
Ну да, опять нефть. У принца Акбер-Мирзы богатые нефтью участки. Сам их разрабатывать он не может, вопрос в том, кому достанется подешёвке персидская нефть.
Ананьев предстаёт даже не столько крупным денежным дельцом. Он почти государственный человек, на расходы миссии каждый день из персидского отделения Госбанка аккуратно начисляют по сто рублей.
Ананьев едет с шиком на обитых атласом каретах. С ним личная охрана из трёх десятков персидских казаков.
Наверное, о приключениях Ананьева можно было сложить приключенческий роман. Игры с английскими концессионерами, встречи с принцем, поездка к бахтарам. Увы, с персидской нефтью не особо выгорело.
Зато Ананьеву удаётся за бесценок скупить немало земли на берегу Каспия у племени иомудов. А заодно пролезть в правление «Акционерного общества по изготовлению радиостанций и магнето». Какое отношение имеет земельный инженер к радио?
В Мировую Ананьев успел повоевать. Ну как повоевать, занимался всё тем же – строительством над согнанными под штыками крестьянами.
Но вот фронтовые тяготы инженеру наскучили и он возвращается в столицу:
«Две жены, две семьи, две квартиры, путаная личная жизнь – время течет невесело и не так уж незаметно, как было в те годы, когда начинал свою деятельность молодой инженер Ананьев».
После Февральской биржевой делец Ананьев вдруг воспылал любовью к армии. Он уже полковник и внезапно оказывается комендантом Таврического дворца. Под его же рукой целая школа прапорщиков.
И всё-то в рассказу Ананьева выходит легко и весело. Все дела свои он обстряпывает в ресторанах и с весёлыми дамами. Большие деньги делятся под искрящееся шампанское:
«Решили развлечься, поехали в Москву, где в то время собиралось государственное совещание, собранное Керенским. Выступал генерал Корнилов, с которым я познакомился еще в Туркестане во время совместной рекогносцировки амударьинских границ Афганистана.
Кутнули у Яра и в Стрельне. Из Москвы, с большими неудобствами, в переполненном пролетариатом вагоне, вернулись домой».
И вот 24 октября, день накануне Революции. Полковник Ананьев во главе отряда из четырёхсот солдат прибывает защищать Зимний от красных.
И все свои люди. Временно Правительство всё те же друзья по фальшивым акционерным обществам и кутежам в дорогих ресторанах. Ананьев сам говорит об этом:
«Представляюсь правительству. Коновалов – старый знакомый по ширабадским делам, Терещенко – сахарозаводчик, военный министр. Малиновский, социалист Ефремов и еще человек восемь сидели в креслах углового круглого зала второго этажа. Двое неизвестных мне нервно ходили по комнате. Керенский чуть свет уехал по направлению к Гатчине за верными правительству войсками».
Впрочем, оборона Зимнего вышла своеобразной. Сражаться за ту власть не хотел никто. Ананьев с горечью пишет, что офицеры все разбежались, верными остались только юнкера.
А вот почти анекдотическая история от инженерного полковника:
«Привели какого-то мертвецки пьяного штабс-капитана. Уложили его в одной из комнат. Через несколько времени прибыла делегация женщин-ударниц женского батальона с претензией ко мне по поводу ареста их начальника штаба. Показали им штабс-капитана. Оказался именно тот, кого они искали. Унесли его к себе».
Разумеется Ананьев тоже стоять до последнего за Временное Правительство не собирался. Его юнкера в итоге сдались революционным матросам без боя.
Впрочем, арест Ананьева не продлился долго. Уже следующей ночью он кутит в ресторане «Медведь». Полковничьи погоны отправились в дальний ящик комода. Теперь перед нами революционный инженер. Да он лет через десять в партию заявление напишет!
Впрочем в разрухе Гражданской инженер Ананьев не бедствует. Старые связи и старые деньги работают:
«Получил из банка под залог акций двести тысяч, - продолжает он и не обходит молчанием взятку в тридцать тысяч рублей, которую пришлось сунуть председателю правления банка. Очевидно, это были все те же учредительские ширабадские акции, которые еще котировались на черной бирже питерских спекулянтов».
Ананьев оказывается на серьёзных должностях в государственных трестах. Нигде не задерживается надолго: Хлеболес, Главвода, какие-то продовольственные конторы.
Но это всё мелко и скучно. Ананьев сговаривается с норвежским консулом. На горизонте маячит сделка века – сменять поезд рулонов газетной бумаги на сахар небратской ныне гетманьщины.
И вот балы и карнавалы в Киеве. Двор гетмана Скоропадского, салоны Петлюровской директории. Тогда же Петлюра выписывает ему паспорт несуществующей республики. Потом бегство в Одессу.
После освобождения города от белых Ананьев почему-то не бежит с дружками в Румынию. Нет, он чудесным образом снова советский гражданин! Теперь – видный чиновник Гублескома! Дальше работа на курортах Наркомздрава, потом в Сахаротресте в Харькове.
И вот инженера тянет на прошлые места, в Азию. Снова ширабадская изыскательская партия, теперь уже советская. Старые знакомые в Термезе. А вот Ананьев главный инженер Узбекистанского водного хозяйства:«Я замалчиваю нецелесообразные ассигнования, ведущие к замораживанию капиталов, созданных трудящимися, – откровенно говорит он, – я покрываю бесхозяйственность сотрудников, умалчиваю о Зимнем дворце и прочих мелких авантюрах».
Ждать старых хозяев инженер-махинатор подустал. И принялся возвращение капитала приближать как мог. Дальше история банальная. Подпольная организация, вредительство на каналах, подрыв устоев советской власти. Арест.
На удивление в бараке-вагоне Беломорстроя инженером Ананьев оказался крайне толковым. Не сразу, сначала не верил, что это всё всерьёз. Он сам об этом вспоминал.
Слишком много биржевой делец видел при царской власти проектов «каналов в никуда». Построенных на шеях и спинах согнанных крестьян без всякой цели. Когда казённые денежки расходились по правильным банковским счетам. Когда капиталисты обрастали акциями. А очередной недостроенный канал бросался за ненадобностью. Отправлялись надувать пузырь очередного фальшивого треста.
Но вот когда пришло понимание, что тут всерьёз... Когда увидел, что большевики, и вправду, намерены пустить пароходы по диким карельским землям... Когда всерьёз развернули планы удивительной «лестницы» для пароходов, поднимающей на семьдесят метров... В голове защитника дворца Керенского что-то щелкнуло.
Стоило взяться как следует и дело пошло. И решения чисто инженерные стали появляться замечательные. И людей смог организовать на работы. И природа стала покоряться рабочему напору. Сам Ананьев с гордостью говорил:
«Очевидно, мое руководство имело ценность, так как я получил в ноябре льготу два года, затем в марте месяце 1933 года десятилетний срок моего заключения был сокращен наполовину, и затем по окончании стройки к 1 мая я был досрочно освобожден и награжден значком Строитель Беломорстроя».
Что характерно, после освобождения Ананьев не ринулся в новые авантюры. Все возможности были, но инженер поехал уже вольнонаёмным строить новый могучий канал Москва-Волга. И что-то мне подсказывает, что в Дмитров на стройку приехал не бывший биржевой делец, не друг эмира и не сахарный делец гетьмана.
Приехал туда советский инженер Александр Ананьев. Не наживаться, строить своей стране уникальный канал в два раза больше Панамского. Впервые в жизни сделать что-то не для себя, для народа:
«Много лет тому назад я носил на своей груди академический значок, увенчанный царским гербом. Сейчас видите у меня на груди красный значок ударника строительства Беломорстроя. Я должен вас, товарищи, заверить, что никакие звезды, никакие знаки отличия капиталистического буржуазного мира никто из нас, инженеров, не променяет на этот значок».
