Возращаемся снова к приказу по 70 Армии от 18 июля 1944 года. Вот его вторая страница. Все пятеро награждённых являлись бойцами 8 отдельного штрафного батальона. Четверо из них были награждены орденами Славы 3-й степени, а один - медалью "За Отвагу". То есть, этими наградами мог наградить "обычных" бойцов своей властью командир дивизии, а медалью даже командир полка.
Это свидетельствует, на мой взгляд, о том, что за бойцами-переменниками штрафных батальонов сохранялась "тень" их предыдущего офицерского статуса...
Вот наградной лист на одного из бойцов-переменников штрафного батальона, награждённых орденом Славы 3-й степени, Тите Чхаидзе. В Красной Армии он служил с 1939 года, участвовал в Велткой Отечественной войне с первого её дня. Был ранен в 1941 и 1943 годах.
В преамбуле наградного листа указаны и его предыдущие награды: орден Красной Звезды и медаль "За Отвагу".
Он снял более 2100 немецких мин и при отходе разведгруппы "смело вступил в бой с групплй немцев, пытавшихся обойти нашу разведку и под ... огнём вынес с поля боя нашего разведчика".
В открытых источниках есть только информация о том, что Тоте (Тите) Чхпидзе был награждён медалью 24 августа 1943 года, а своим первым орденом - 1 мая 1944 года. И имел он тогда звание "лейтенант".
А 6 апреля 1985 года Тите Джамулетович Чхаидзе был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени.
Начало истории про Степку и его боевых товарищей, начавших воевавать в 192-м мотострелковом батальоне, который входил в состав 192-й танковой бригады (с конца октября 1943 года - 39-й гвардейской танковой бригады), можно прочитать здесь, а её продолжение здесь и здесь, а также в предыдущей публикации.
Теперь публикации "про Степку" выходят дважды в неделю, по понедельникам и пятницам.
Стрелковый взвод, отправленный к плато, успел проделать только часть пути. Командир взвода, молодой младший лейтенант быстро стал подчиняться командам Захара Матвеевича. Во многом благодаря такому "единоначалию" уже через полчаса Степка и покалеченные при вынужденной посадке офицеры и выжившие члены экипажа были погружены в ожидавшую у дороги "полуторку" и доставлены в дивизионный санбат. Курдо оказался "грузиться" и продолжил до санбата путь верхом.
Получив обратно свою лошадь Джанан доехала с колонной долько до окраин Казвина, потом коротко о чем-то переговорила с Курдо и повернула обратно, ведя в поводу лошадь Делила. Степке, наблюдавшему за девушкой из кузова грузовика, достался мимолётный взгляд и взмах девичьей руки. Заметила ли Джанан Степкино ответный прощальный жест, лейтенант "исэ" не был уверен.
Ещё через час уже в помещении санбата после укола новокаина оставшиеся две дробины были фельдшером извлечены из Степкиного бока, а у Курдо, отказавшегося от обезболивающего укола, наложены швы на его глубокие порезы. Положили молодых людей в одну палату, в которой оставалось ещё шесть свободных коек.
На следующее утро в палату под присмотром строгой медсестры пришла целая делегация, возглавляемая Филиппом Кондратьевичем. Членами делегации являлись: Захар Матвеевич, Бэлла Михайловна, Делил и Джанан. Как выяснилось чуть позже, "объединенная" делегация приобрела свой законченный состав только на "подступах" к палате, в которой находились Степка и Курдо. Первыми выразили желание посетить "ранбольных" Делил и Джанан, но им было оезко и беповоротно отказано словами и жестами медсестры и врача. Пара курдов просто села на землю и стала ждать. Затем на "виллисе" с шофёром подъехал Захар Матвеевич. С его прибытием чаша весов, на которых было написано "пускать- не пускать", перевесила в пользу посетителей. Пока посетители занимались тем, что надевали и застёгивали халаты под неусыпным взором уже очень сердитой медсестры, на таком же "виллисе" подъехали Филипп Кондратьевич с Бэллой Михайловной. Это вызвало очередную заминку в программе посещения "ранбольных". Но Филипп Кондтратьевич быстро решил этот вопрос с командиром санбата, показав свою "бумагу" с подписью Микояна и печатью Наркомвнешторга. Пока улаживались фомальности Захар Матвеевич "попутно" успел рассказать вновь прибывшим свою версию вчерашних событий и роль в них Степки.
После завершения обеих процедур знакомства (сначала с Делилом и Джанан на улице, а затем с Курдо в палате) выяснилось следующее. Курдо немного говорил на азербайджнском языке. Бэлла Михайловна выступила в роли переводчика. Раненый во вчерашнем "фехтовании" на кинжалах с басмачом оказался одним из младших вождей племени Джаф, а Делил и Джанан были его братом и сестрой. Вчера они оказались у плато, на которое совершил вынужденную посадку самолёт, случайно, направляясь "совсем в другое место по своим делам".
Джанан принесла с собой коробочку с мазью отвратительного зелено-коричневого цвета, но при этом приятно пахнущую. За разговорами она стала разматывать повязки брата, чем вызвала неудовольствие опять зашедшей в палату строгой медсестры. Но её "авторитета", чтобы прекратить эту "антисанитарную процедуру" не хватило и она отправилась за врачом. Появившейся через несколько минут розовощёкий капитан медицинской службы застал уже разматывание бинтов на втором порезе курда. Первая рана уже была обработана мазью и снова забинтована. Посмотрев вблизи на переданную коробочку, понюхав её содержимое врач вынес свой вердикт:
- Пусть она домажет своего курда, а лейтенанта мазать этой дрянью я не разрешаю. Я за его здоровье отвечаю!..
Джанан незаметно сунула коробочку с остатками мази своему старшему брату и на этом они с Делилом "откланялись". Девушка при прощании опять внимательно посмотрела на Степку, долго не отводя взгляда. Филипп Кондратьевич тоже заторопился вернуться к делам, так как "работы непочатый край", сообщил, что "базу" для их команды решено было организовать в Казвине (в Тегеране слишком много лишних "союзных глаз") и, пожелав Степке скорейшего выздоровления, увёл Бэллу Михайловну с собой. Последним посещение "ранбольных" завершил Захар Матвеевич, уходя сообщив Степке, что в конце месяца он напишет очередной рапорт с просьбой отправить его на фронт.
Через два дня выяснилось, что порезы у Курдо вследствии применения мази почти совсем затянулись. А вот у Степки три из четырех входных отверстий от дроби воспалились и стали гноиться. Лейтенанта "исэ" стало знобить. На третью ночь он сам попросил у Курдо коробочку с мазью и в полумраке произвёл необходимые "медицинские манипуляции" у себя на ноге и боку. Конечно, восстановить в первозданном виде повязки он не смог, за что на следующее утро получил нагоняй от розовощёкого капитана медицинской службы. Но через день краснота вокруг входных отверстий прошла и из них прекратил сочиться гной и сукровица.
А к концу недели пребывания в санбате Степка стал просился "на волю". К тому времени он остался в палате один. За день до этого за Курдо прискакал Делил с его лошадью в поводу. Степка почему-то надеялся, что за братом приедет Джанан. К удивлению лейтенанта "исэ" это незначательная на первый взгляд неоправдавшаяся надежда сильно испортила ему настроение до конца дня.
Остающийся долечиваться обменялся со своим новым боевым товарищем крепким рукопожатием и получил от него записку с каким-то адресом. Из поясняющих жестов Курдо лейтенант "исэ" понял, что это адрес в Казвине, по которому живёт человек, который знает, как можно будет найти Курдо при необходимости.
На восьмое утро Степка получил обратно свою аккуратно зашитую в десяти местах шинель, а также новую гимнастёрку и шаровары. Каким-то образом (наверное от розовощёкого капитана) о его выписке узнал Захар Матвеевич, прикативший в санбат на "виллисе" и доставивший Степку к новому месту его службы "с ветерком".
По случаю вернувшего "в строй героя" был объявлен получасовой перерыв с чаепитием. Захар Матвеевич от чая отказался, переговорил накоротке с Филиппом Кондратьевичем и отбыл "к себе в расположение". На итоговом ежедневном совещании Степка получил свои первые задания "на завтра".
Жить он стал вместе с Егором Сергеевичем, Яковом Соломоновичем и Михаилом Федоровичем в маленьком домике рядом с "офисом". Так место работы "окрестил" Филипп Кондратьевич. "Офис" состоял из трёх отдельных комнат, одна из которых была рабочим кабинетом Филиппом Кондратьевича, другая - его домашним кабинетом и спальней, а третья - "людской". Бэлла Михайловна жила тоже неподалёку в пристройуе, примыкающей к большрй казарме, нде разместился личный состав и командование трофейной роты. Степка почувствовал, что отношение сослуживцев к нему изменилось. Из отечески-снисходительного оно стало больше уважительно-удивлённым.
Утром Степка получил свое средство передвижения, трофейный "цундапп" с коляской, на котором он научился гонять еще в прошлом декабре. Первые поездки лейтенанта интендантской службы были скорее ознакомительными, имеющими важной побочной целью "запоминать дорогу и всё мотать на ус". Он два раза смотался с документами на склад, на котором теперь хранились немецкое трофейное оружие и боеприпасы, доставленные "из Союза", и на железнодооржную станцию, на которой загружался первый эшелон с ткацкими и металлообрабатывающими станками, а также тюками, набитыми высушенными листьями табака. На складе шла активная загрузка "студебеккеров" ящиками с патронами к немецким винтовкам и пулемётам.
Вечером на очередном "итоговом" совещании Филипп Кондратьевич объявил, что "санкция" на контакт с курдами по "каналу Курдо" сегодня шифровкой получена. Степка с утра должен был посетить адрес, указанный в переданной ему в санбате записке и вызвать его "на встречу".
Нужный дом он нашёл довольно быстро. Бородатый хозяин встретил молодого гостя радушно, напоил его вкусным чаем из малюсенького кувшинчика. Угощением также служила очень сладкая халва, орехи в помадке и другие местные сладости. Но более важным и приятным сюрпризом оказалось то, что "дядя Дильдар" с сильным акцентом, но говорил по-русски. Правда, его русский язык изобиловал "старорежимными" выражениями, но это не мешало общению. Ещё во время чаепития хозяин позвал шустрого мальчугана и коротко проинструктировал его. Степка из этой инструкции понял одно слово "Курдо", повторённое несколько раз. По первоначальным оценкам гостя дом, в котором ему довелост попить ароматного чая, был зажиточным. По крайней мере, в той комнате, где он чаёвничал с хозяином, ковры не висели разве что только на потолке.
Хозяин, провожая Степку, уверенно сказал, что встреча с Курдо состоится здесь "после завтра в час после полудня". Лейтенант решил уточнить, по какой причие дядя Дильдар так точно опрелеляет время будущей встречи. Вопрос этот явно обидел хозяина, но он всё-таки пояснил гостю, что если "Курдо будет опаздывать", то Степка узнает об этом заблаговременно. Назначенная заранее встреча действительно состоялась всего лишь с четвертьчасовым опозданием и то только потому, что у шофёра Филиппа Кондратьевича не вовремя забарахлил "виллис". Степка ехал на переднем сидении и показывал дорогу шоферу. На заднем сидении в темном платке, повязанном на местный манер, ойкала на ухабах Бэлла Сергеевна. Филипп Кондратьевич более стойко и молчаливо переносил езду по местным дорогам.
Стол теперь был накрыт в другой комнате дома дяди Дильдара. Курдо вместе с Делилом уже пили чай. Церемония знакомства и вступительная часть завершились пожеланием Филиппа Кондратьевича, чтобы обмен мнениями между членами персидско-курдской "делегации" во время переговоров происходил на азербайджанском языке. Это пожелание было "с пониманием принято" и стороны перешли к обсуждению "текущей повестки дня".
Степка сидел скромно с краю, пил вкусный чай, слушал разговоры и "мотал на ус". Филипп Кондратьевич начал с самого простого вопроса, с возможности поставок табака в обмен на то, что "есть у нас сейчас на складе". Перечень из семи позиций "обменного фонда" был передан Курдо. Степка сам печатал этот список сегодня утром и знал, что помимо немецких "маузеров" (винтовок и карабинов), патронов к ним там были только немецкие "колотушки", пулемёты MG-08 и 50-мм миномёты с небольшим запасом мин.
Список был с благодарностью принят, последовали вопросы относительно предлагаемых "соотношений для взаиморасчётов, привязанных к одному килограмму табака". Тут в роли ответов на эти вопросы Курдо был передан второй список, составленный Яковом Соломоновичем. Последовали опять уточняющие вопросы относительно степени высушенности листьев и так далее. На этом "конкретная часть" первой встречи подошла к концу и стороны перешли к обсуждению, а точнее к "зондированию" возможных перспектив "расширения взаимовыгодного сотрудничества".
Наконец Степка услышал своё имя в контексте того, что связь надо будет держать через "нашего молодого сотрудника". На этом официальная часть встречи была завершена. Филипп Кондратьевич с Бэллой Михайловной поблагодарили за гостеприимство и заторопились "на другую встречу". Степка оставался "на ужин", что было предусмотрено заранее (правильнее было сказать, инициировано Филиппом Кондратьевичем) при утреннем обсуждении сценария первой встречи.
Степке очень понравилось блюдо под названием "фасенджан" (мясные шарики в соусе из гранатов и орехов), а также тушёные баклажаны с зеленью. В качестве напитка ему приглянулся шербет, а от тана после первого стакана он вежливо стал отказываться. На десерт была подана вкусная выпечка, залитая мёдом, и засахаренный миндаль. Несколько раз за ужином Степка порывался приступить к выполнению своего "особого" задания, но дядя Дильдар его вежливо останавливал, ссылаясь на то, что "о делах за ужином говорить не принято". Наконец, опять принесли чай и хозяин наконец спросил Степку:
- Вот теперь, Степан-ага, расскажи нам, что тебе поручил передать Филипп-хан неофициально?
Такой прямой вопрос застал Степку врасплох, но он сумел "не моргнуть глаом" (так ему, по крайней мере, показалось) и заявить следующее:
- Список, который вам сегодня передали, может быть существенно расщирен тяжёлым пехотным вооружением, включая современные пулемёты, миномёты крупных калибров и противотанковые ружья с боеприпасами при двух условиях...
Помощник торгового атташе сделал паузу, подождал, пока Курдо прослушает перевод, допил чай из своего "кувшинчика" и выпалил:
- Первое условие состоит в том, что в обменный фонд будет включено прохождение обучение отобранных кандидатов для обслуживания этого вооружения, а также наводчиков, которые впоследствии могут дорасти до инструкторов или командиров соответсвующих огневых подразделений. Суть второго условия, являющеегося скорее предложением связана с тем, что с курдской стороны в обменный фонд желательно включить продукции, полученной от медного месторождения, находящегося сейчас под контролем курдской общины.
Относительно важности выполнения второго "условия-предложения" Степка сегодня утром прослушал краткую "вводную лекцию" Филиппа Кондрптьевича. Суть этой лекции свелась к тому, что поставки американцев по ленд-лизу составляют на начало этого года примерно три четверти от "нашего объёма производства" меди. Поэтому нахождение альтернативных возможностей пополнения запасов этого металла является очень важной задачей. Завершил Филипп Кондратьевич свою "микро-лекцию" следующей фразой, сопровождаемой загадачной улыбкой:
- Из золота, например, гильзы к патронам и снарядам не сделаешь. Так что не всё золото, что блестит как медь...
Услышав оба условия, Курдо сперва попытался возражать против первого из них, ссылаясь на то, что в племени есть много грамотных молодых людей, которые вполне смогут освоить такое вооружение самостоятельно, например, пользуясь только инструкциями и наставлениями, качественно переведёнными на курдский язык. Его аргументы сводились к тому, что это же "не пушки, не танки и не самолёты".
Степке в течение часа пришлось с помощью лингвистических способностей Дильдара-хаджи (хозяин дома предпочитал, чтобы его называли именно так и объяснил Степке смысл этой приставки) доказывать Курдо, что речь идёт не только об обучении навыкам стрельбы из этих видов вооружений, но и основам тактики, что является наиболее важным и ценным. Лейтенант "исэ" в качестве аргументов привёл несколько случаев из своего боевого опыта. Курдо ещё посопротивлялся, упирая на то, что "они сами" лучше всех знают, как вести боевые действия в горах и окружающей местности, но в ответ получил ещё один контраргумент:
- Партизанские боевые действия принципиально отличаются от того, как воюют регулярные воинские части и подразделения.
Дильдар-хаджи встал на Степкину сторону, что-то долго объяснял Курдо и в результате склонил чашу весов к нужному результату. По второму условию Курдо не стал задавать никаких вопросов. Дильдар-хаджи перевёл его ответ так:
- Это очень сложный вопрос. Я не имею полномочий сегодня его обсуждать и должен посоветоваться сначала со старейшинами и вождями других племён.
На этом "неофициальная часть" первой встречи тоже была завершена. Степке было сообщено при расставании, что ответы на предложения Фиоипп-хана и его вопросы будут ждать "здесь через день в это же время". Степка вышел на тёмную улицу Казвина и через полчаса, плутанув всего в одном месте, добрался до "офиса". В одном месте лейтенанту "исэ" показалось, что за ним кто-то идёт (или следит), но проверять эту гипотезу он не стал, торопясь застать руководителя группы на рабочем месте. К тому же его как раз окликнул патруль, вознамерившись проверить документы у одинокого офицера.
В "офисе" Филипп Кндратьевич, попивая чай из "нормального" стакана, выстушал доклад, задал несколько уточняющих вопросов, похвалил помощника торгового атташе "с удачным почином" и отправил его "отдыхать до завтра".
Не следующий день Степке надлежала поехать в Тегеран и встретить на аэродроме прилетающего переводчика "с нашей стороны". До столицы было больше ста пятидесяти километров. Филипп Кондратьевич выделил для этой поездки Степке свой "виллис" с шофёром. Шофёром у руководителя группы был молчаливый сержант средних лет с жёлтой нашивкой за тяжелое ранение и знаком "отличный шофёр" на гимнастёрке.
Прилет самолёта задержался почти на два часа. Наконец Степка пожал руку высокому и чернявому старшему лейтенанту с вещмешкм за спиной, заметившему сразу после обмена приветствиями:
- Над аэродромом кружили больше часа, пилоты возмущались, что разрешение посадку так долго не давали...
Звали вновь прибывшего переводчика Горан Джафаров, был он старше Степки лет на семь-восемь. Осенью сорок первого он вместе с 402-й (азербайджанской) дивизией он уже входил в Иран, а весной следующего года дивизию вывели обратно, перебросили сначала в Гудермес, а затем на оборону Грозного. Воевал старший лейтенант до этого политруком роты, получив тяжелое ранение и орден Красной Звезды в боях под Моздоком. После полугода "мотания по госпиталям" он вернулся в дивизию, которая к тому времени находилась уже резерве Закавказского фронта, фактически став учебной национальной азербайджанской частью. Кроме ордена на груди его гимнастёрки ещё бронзовела медаль "За оборону Кавказа". Старший лейтенант, крутил головой по сторонам, делтлся впечатлениями "как было и как стало вокруг", успев по дороге рассказать, что до войны около года успел поработать учителем в школе и что мать у него курдка, а отец азербайджанец. Поэтому в семье у них говорили на обоих языках.
На полпути стало уже смеркаться. Степка никак не мог привыкнуть, что здесь "на юге" ночть сменяет день так быстро. Машин и повозок на дороге стало заметно меньше. До Казвина оставалось чуть более тридцати километров, когда у "виллиса" неожиданно спустило левое переднее колесо. Машину повело в сторону и тут же с громким хлопком лопнуло и правое переднее колесо. Сержант судорожно выкручивал руль, но "виллис" в итоге всё-таки сполз в придорожную канаву и перевернулся на бок.
Степка успел выскочить ещё из неостановившейся машины, на ходу расстёгивая кобуру. Бухнувшись в придорожную грязь лейтенант "исэ" увидел, что на ветровом стекле "виллиса" справа от водителя появились два характерных пулевых отверстия с "лучиками" расходящихся трещин вокруг них. Звуков выстрелов слышно не было. Вместо этого из опрокинувшейся машины раздался громкий стон старшего лейтенанта:
- Нога!.. Помогите!..
С Новым годом - всех уважаемых читателей!
Вечная Слава и Память бойцам и командирам Красной и Советской армии, участникам Великой отечественной войны!
Берегите себя в это трудное время!
Подпишитесь на канал , тогда вы не пропустите ни одной публикации!
Пожалуйста, оставьте комментарии к этой и другим публикациям моего канала. По мотивам сделанных комментариев я готовлю несколько новых публикаций.
