Не успел Мансур вернуться, как его буквально атаковала Дава-хатун, хорошо понимавшая какую ошибку совершил ее сын и какая кара может ожидать его за это. Она подбежала к коню, на котором сидел молодой хан, вцепилась руками в стремя.
-Что с Асланом? - завопила Дава так, что конь шарахнулся в сторону, увлекая пожилую женщину за собой.
-Твой сын трус, Дава-хатун! Он сбежал, едва прослышав, что я приближаюсь!
Дава-хатун с трудом сдержала торжествующую улыбку. Она сочла, что Аслан поступил единственно разумно в такой ситуации.
-Оклеветали его! Аслан только тебе и мог доверить ханство отца! Сам говорил о том!
-Да только отдавать не хотел! Не утруждай себя, Дава-хатун, не вступайся за сына! Хочешь жить здесь - живи, твое право! Но об Аслане слышать от тебя не желаю!
"Как на Азамата похож!" - поразилась про себя Дава, словно увидела Мансура впервые. Повзрослел сын ненавистной Надии, стал главным над ее сыновьями! Первым порывом было уехать поскорее, найти Аслана, вразумить материнским словом. Да разве станет он слушать! Придется ей думать за двоих, раз обделили Небеса разумом ее сына!
-Спасибо, что не гонишь, хан Мансур! Если сын мой и действительно совершил предательство, то не место мне при нем!
-Ну Улугбек то тебя тоже принять может! - не удержался Мансур. Ему совершенно не хотелось видеть изо дня в день эту женщину, но прогнать ее не позволяла совесть.
На Улугбека Дава-хатун не ставила. Старший из сыновей Азамат -хана, после того, как выбрали ханом Мансура, оставил всякие притязания на власть. Казалось он даже испытывал облегчение, что не нужно больше воевать и интриговать, не нужно врать самому себе и брату, что нужен ему чин старшего хана. Улугбек осел западнее, ближе к землям Великого хана, давно забывшего про северных своих соплеменников и не обращающего внимания на их дела, и заботы. Улугбеку достаточно было и той власти над немногочисленным становищем, которым обладал. Рук рабочих ему хватало, чтобы позволить себе пролеживать часами на топчане в юрте, сытно кушать и пить арак без счета.
-До Улугбека далеко, не доеду я...Стара уже...
-Ну так и живи себе спокойно! - сказал Мансур примирительно. Ему не терпелось закончить этот разговор и дать отдых себе и своим людям.
Дава, успокоенная, вернулась в свою юрту. Теперь ей надо было быть очень осторожной и обдумывать каждый свой шаг, просчитывать каждое действие. "Рано или поздно, но я добьюсь своего Мансур! Сделаю так, что сам отдашь ханство в руки моего сына!"
-Езжай разведай, что там происходит! - велел Аслан одному из немногочисленных нукеров, которые оставались при нем во время бегства. Нукер взглянул недовольно, в глазах его Аслану почудилось плохо скрываемое презрение. - Ну, чего ждешь? - Аслан повысил голос.
Нукер отвернулся и помчался прочь. Остальные тоже были хмурыми, осуждали хана. В становище у каждого остались близкие люди и, выходило, что они бросили их на произвол судьбы, последовав за Асланом. Когда поняли, что не на встречу хану Мансуру направляются, а совсем в другую сторону, на Аслана посыпались вопросы - куда и зачем они едут? Вместо ответов, Аслан кричал что- то не внятное, брызгал слюной, кого-то огрел плеткой. Сначала по одному, а потом и по двое, по трое, стали отделяться от Аслана нукеры, отставать. Остались только самые верные, считавшие себя не столько слугами, сколько друзьями, но и они поражались поведению Аслана.
-Давай вернемся, хан Аслан! - проговорил один из нукеров, - Если хан Мансур еще там, восстановим честь свою в неравном бою! А если его нет уже, то поможем своим людям!
Никто из них не сомневался, что Мансур отыграется на простых людях, не найдя брата в становище.
-Не уйди я и сам бы погиб, и людям бы не помог! - огрызался Аслан, но слова его больше походили на оправдание.
Кони продолжали пастись куцей рощице, где они остановились. Сами же беглецы не спешивались, напряженно всматривались в даль. Кто-то умудрялся даже подремать в седле.
Много прошло времени, а тот, кого отправили в разведку, так и не возвращался. Запасов пищи не было, двух непрожаренных, полусырых зайцев, которых умудрились подстрелить, было крайне мало, чтобы насытить десяток взрослых мужчин. С тяжелым сердцем, Аслан принял решение - возвращаться.
Картина, открывшаяся ему, была неожиданной. Половина юрт была разобрана, скот угнан, стояли нагруженные добром телеги, явно готовые к отъезду. Увидев хана, люди отворачивались, словно его и не было.
-Ты куда это собрался, Авар? -обратился Аслан к худосочному мужчине, грузившему в телегу тюки с нехитрым добром.
-Поеду к хану Мансуру, он звал!
-Ты забыл, кто хан тебе? - взревел Аслан.
-Хан мне тот, кто дает крышу над головой и хлеб, кто защищает меня от любого врага! - невозмутимо ответил Авар, продолжая укладывать пожитки.
Аслан поднял хлыст и отжег им по спине Авара. Тот не вскрикнул, только выронил от неожиданности тюк, и упал не колени. Зато заголосила жена Авара. На ее крик сбежались, еще остававшиеся в становище, люди. В руках их были дубины и топоры, у кого-то просто раздвоенные на конце палки.
-Это вы на своего хана захотели руки поднять! - Аслан был так удивлен, будто его конь заговорил вдруг человеческим голосом.
-Настоящий хан не бросает своих людей! - проговорил кто-то из толпы, - Нам такой хан не нужен!
Аслан повернулся к нукерам, стоящим у него за спиной и с губ его уже готов был сорваться страшный приказ. Побить, потоптать, растерзать дерзнувших на неповиновение! Но то, что он прочел в глазах бесстрашных воинов, заставило его замолчать. Верные некогда люди смотрели на него с презрением. Аслан смачно сплюнул на землю, слез коня и побрел к своей юрте. Вскоре становище остался лишь юрты его жен и наложниц. Люди забрали с собой даже одинокую старуху, что вечно бродила от юрте к юрте, прося работу за огрызок сухой лепешки...
Плохо радоваться чужому несчастью, но Мансур не мог себя сдержать. Люди Аслана шли к нему бесконечным потоком, ставили юрты по краям и становище вдруг выросло почти в два раза. Конечно и забот прибавилось, но хлопоты были для него приятными. Хан каждому подбирал дело по силам - терпеть нахлебников он не намеревался. Крутилась, как пчелка и Оджин, благо Каймишь шла на поправку и уже помогала Алиме с детьми.
Мирослава, в редкие минуты одиночества, ловила себя на мысли, что все реже вспоминает родной дом. Степь становилась для нее такой же родной, как далекие рязанские леса. Тосковала по маме, по Лучезару, но вернуться назад уже не хотела. Здесь она обрела любовь, здесь родился ее сын. И люди, по началу такие непонятные, чужие, постепенно становились своими. Их беды и горести находили отклик в ее сердце, делились они с ней и радостями. Каждую свободную минуту она забегала к Каймишь, где теперь целыми днями слышался то детский смех, то плач. Алима обязательно подавала ей теплого молока, а Каймишь расспрашивала о делах становища, порой давая весьма ценные советы.
В суете никто не вспоминал о Даве-хатун, а она с горечью наблюдала, как люди ее сына перебираются под крыло Мансура. Она знала не всех их - ни к чему было заводить знакомства с харачу. Но теперь сожалела об этом. Порой она покидала свою юрту и прохаживалась среди пришлых, стараясь не попасться на глаза ненавистной Оджин. Во время этих прогулок Дава и заприметила молоденькую, прехорошенькую монголку, державшуюся в стороне от остальных. С неохотой плелась она позади группы женщин, идущих на реку, стирать. Каждая несла тяжелую корзину с бельем.
-Эй, постой ка! - приказала Дава девушке. Та остановилась послушно, с видимым облегчением бросила на землю корзину.-Хочешь пойти ко мне в услужение? У меня не нужно тебе будет так надрываться!
Девушка расплылась в улыбке, но тут же спохватилась и посмотрела в спину удалявшимся женщинам.
-Боишься мать не разрешит тебе? Не волнуйся, я все улажу!
И правда, через несколько дней Сайна, как звали девушку, явилась в юрту Давы-хатун, готовая служить госпоже. Но у Давы были на ее счет совсем другие планы и она не ошиблась с выбором. Девушка думала совсем недолго.
Однажды вечером, Мансур был в своей юрте. Сегодня Оджин обещала прийти к нему, как только Алдар заснет. Хан с удовольствием растянулся на тахте, давая отдых спине и думал о том, что предстоит сделать завтра. Он услышал как кто-то вошел. "Вот и Оджин!" Мансур опасался, что Аслан подошлет к нему убийц, но знал, что караульные у дверей не пустят к нему чужого. Он повернул голову, ожидая увидеть любимую, но в дверях стояла незнакомая девушка, укутанная в красивый халат. Она скромно улыбалась, поклонилась ему.
-Ты кто? - спросил Мансур.
-Ваша наложница, хан! Сама пришла, чтобы стать частью Вашего гарема!
-Я не держу гарем, наложница мне не нужна!
-Сильный хан должен показать, всю свою мощь! - Сайна говорила и вела себя так, как учила ее Дава-хатун. Она дернула пояс халата и он упал на пол. На девушке остались только прозрачные рубаха и шаровары, не скрывающие ее прелести. Она шагнула к застывшему от удивления Мансуру и обвила его шею руками.
Именно в этот момент в юрту вошла Оджин. Увиденное настолько поразило ее, что она словно приросла к месту.
Мансур оттолкнул Сайну.
-Оджин! Я не знаю кто это!
-Тогда пусть девушка нам сама расскажет, как она здесь оказалась! - смогла произнести Мирослава. Ее затрясло от гнева.
-Я новая наложница хана Мансура! - выпалила девица, краснея. К такому повороту Дава-хатун ее не подготовила и потому она говорила все слова, какие запомнила, не понимая, что произносит их не к месту.
-И откуда ты тут взялась? - спросил теперь хан.
-Я подарок для хана от Давы-хатун!
-Ах вот оно в чем дело! - Мирослава испытала невероятное облегчение, - Дава хатун очень щедра!
Мансур поднял халат, скинутый Сайной, сунул ей его в руки.
-Передай Даве-хатун, что я не принял тебя! А еще скажи ей, что никаких подарков от нее я не приму!
На глазах у девушки выступили слезы. Она понимала, что после провала вряд ли Дава-хатун оставит ее при себе, а возвращаться к тяжелой работе ей не хотелось. Мирослава, видя ее состояние, произнесла:
-Позволь, хан Мансур, мне решить судьбу девушки?
Мансур согласно кивнул. Мирослава позвала своих служанок и велела пристроить девушку на эту ночь.
-Что ты задумала, Оджин? - спросил Мансур, когда они наконец остались одни.
-Не хочу, чтобы у меня были враги! Я устрою девушку и тем самым насолю Даве-хатун!
-Даву-хатун надо выставить отсюда! Она лезет в нашу жизнь!
-Не беспокойся, предоставь это мне!
