Ребенком я нежно любила палаточный лагерь на Алтае (конные походы, горы и прочая атмосферность). Родители мои любили его чуть меньше: восторженные рассказы о змеях на камнях, глохнущем уазике, лошадях, высаживающих из седла, голоде из-за несъедобной пищи и отсутствии врача при лагере их несколько напрягали. Но … все это компенсировала свобода, добрые вожатые, отличные экскурсии и сам дух лагеря, я была искренне счастлива там.
И вот мне 11, братику 8, его отпускают со мной. И начинает его терроризировать один засранец. Упитанный яжребенок лет 10, приехавший в лагерь в сопровождении мамаши. Они и жили в отдельной палатке, кажется. Это был единственный прецедент взрослого в лагере, не относящегося к персоналу.
Булли был крупнее, старше и толще, поэтому щемил братика несколько дней, все больше входя во вкус. Когда в очередной раз он заломил ему руку за спину, я вмешалась. Я была ребенок миролюбивый и не драчливый, поэтому просто оторвала его от брата, встряхнула его за плечи, нависла сверху и попросила больше так не делать. Булли не стеснялся настолько, что сцена произошла в центре лагеря, на глазах поваров столовой и ребят.
Десять минут спустя я перебирала вещи в спортивной сумке в палатке, и это меня спасло. С дикими воплями про «как ты посмела тронуть пальцем имярека» на меня неслась тетка-мать.
Я упала на спину под навесом палатки и отмахивалась ногами. Так мы были почти равны по силам: тетка планировала вцепляться в меня руками, а торчащие из палатки летающие ноги в кроссовках ее очевидно смущали.
Сколько-то это длилось, я мало что запомнила на адреналине. Кажется, она порвала мне легкие штаны, схватив за ногу. Кажется, несколько раз я удачно попала ногой ей в корпус.
Следующая сцена - добрая вожатая Анечка увела меня в большую палатку к приятелям-мальчишкам, я пью чай, жую конфету и реву (вокруг свои, а значит, можно). Анечка обнимает меня и осторожно выспрашивает, что произошло. Я начинаю говорить и вскакиваю на полуслове: надо найти брата, вдруг что… Аня говорит мне подождать и уходит.
Я была на хорошем счету в лагере, почти что любимчик администрации, и только поэтому история закончилась паритетом: «не подходи больше к ней, и она к тебе не подойдет».
Тетенька смотрела на меня с ненавистью весь остаток смены. Я делала уверенное выражение лица и держалась поближе к вожатым: да, я боялась быть избитой.
Узнали ли об этом по возвращению домой родители? Да. Сделали ли что-то? Нет. И это было самое неприятное в этой истории, понимать, что твои взрослые за тебя не вступятся.
