Разгромив группировку шнайдемюльского «котла», наша часть, получив подкрепление, успешно продвигаясь на запад, вступает в бой за город Периц, важный опорный пункт обороны немцев. Весна, распутица. На окраинах города сосредоточились танки, пехота, артиллерия. Мы занимаем позиции.
Ветреная ночь. Изредка накрапывает дождь. Сквозь рваные клочья облаков то показывается, то снова исчезает кривой серп луны.
Мы лежим насквозь мокрые. Жиденький кустарник сада, у которого расположилось наше подразделение, плохо укрывает от пронизывающего ветра. Но как только по буграм начинает медленно скользить длинный беленый луч прожектора или в небе вспыхивает осветительная ракета, мы теснее прижимаемся к холодным, мокрым стенкам окопа.
Передний край обороны противника совсем недалеко. Хорошо видны узорчатые сетки проволочной спирали и матовой неровный скат бруствера длинной траншеи с чернеющими бойницами. Время от времени пулеметчики и автоматчики противника выбрасывают светящиеся пунктирные линии трассирующих пуль.
В эту ночь во взвод прибыл молодой паренек Белаш Юрий.
Откровенно сказать, он нам был не по сердцу. Маленький, тщедушный, с робким, чуть слышным голосом, Юрий на наш взгляд был совсем не подходящим в такое ответственное время, требующее от солдата силы, ловкости, выносливости и боевой смекалки.
— Нашли послать кого, — зло сказал мне помкомвзвода Синяев, узнав, что Белаш назначен к нам во взвод.
Белаш лежит в окопе справа. Дождавшись, когда луна скрылась за облака, я осторожно подползаю к нему. Несколько минут лежим, тесно прижавшись друг к другу, и я ясно ощущаю, как его бьет дрожь.
— Замерз?
Юрий утвердительно мотает головой. Но в этот момент луна предательски вылезает из-за облака. Передо мной бледное лицо.
Из-под козырька шлема растерянно смотрят серые глаза. По всему видно, что Юрий боится, изо всех сил старается скрыть это, излишне внимательно наблюдая в сторону врага.
— В такую погоду фашисты не вылезут из укрытий, — успокаиваю я и ухожу к следующему бойцу.
Где-то в стороне слышен негромкий голос помкомвзвода. По отдельным отрывкам догадываюсь, что он рассказывает одну из своих боевых историй...
— Нашел время свои басни рассказывать, — подумал я.
Правее нашей позиции завязалась перестрелка. Видимо, гитлеровцы затеяли что-то. Над полем ярко вспыхнули гирлянды осветительных ракет. Стало светло, как днем. Большинство солдат поднялись и внимательно стали прощупывать взглядом местность.
— На Юрия теперь такой страх напал, как бы он не сбежал с испугу, — иронически сказал Синяев.
Я промолчал. Через некоторое время перестрелка утихла.
Юрия я застал на дне окопа. Он сидел согнувшись и уронив голову на грудь, будто спал. Автомат лежал на бруствере.
— Юрий, ты жив? — спросил я.
Он поднял голову. Взглянув на его лицо, я понял: оставшись один, он плакал.
— Что, брат, страшно?
— Очень.
— Да, умирать никому не хочется, но трусить нельзя. Трусость — гибелью может стать для товарищей. Держи себя в руках.
Юрий послушно вытер рукавицей глаза. Через полчаса он доложил мне, что у водонапорной башни и железнодорожной будки появились какие-то точки.
— Фашисты! — молнией пронеслось в моей голове.
Всем приказываю внимательнее наблюдать.
Теперь мы все вместе ждем, что будет дальше. Гитлеровцы ползли прямо на нас.
— Теперь держись, герой! — насмешливо кинул Юрию кто-то из бойцов. — Тут тебе не у мамы за печкой.
— Отставить разговорчики, — возмутился я, но дробь автоматов заглушила слова.
Первую атаку отбили и готовились к отражению второй. Вдруг в небо взлетела зеленая ракета — нам приказ наступать. Выскакивая из окопа, мы короткими перебежками стали продвигаться к окраине города. Немцы отступили.
Вот первые дома. Мне осталось сделать всего пять-шесть прыжков до намеченного укрытия. В это время сзади раздался крик. Обернувшись, я увидел лежащего помкомвзвода Синяева, к которому приближались вражеские солдаты.
Первой моей мыслью было броситься на выручку товарища. Но... разрыв гранаты и что-то горячее обожгло мне правую ногу.
— Пропали, — мелькнуло в мозгу.
Как во сне, до моего сознания доносились хлесткие разрывы гранат, гулкие очереди автомата. Потом на несколько минут все стихло.
Очнулся я за стеной разрушенного здания. Около меня возился Белаш, перевязывая рану.
— Можете идти? — спросил он, затягивая бинт. Я отрицательно покачал головой. — Тогда лежите. Поднесу помкомвзвода, потом вернусь за вами.
Вспоминаю тот тяжелый путь. Юрий тащил то помкомвзвода, то возвращался за мной. Ему было очень трудно. Но, напрягая все свои силенки, он молча делал свое дело. Откуда только бралась сила у этого маленького паренька!
Небо горело заревом от залпов гвардейских минометов, слышались оглушительные залпы артиллерии и рев танков. От сильной потери крови я снова потерял сознание. Очнулся уже в подвальном помещении. Рядом лежал помкомвзвода Синяев.
Юрий стоял без рубашки. Ротный санинструктор перевязывал ему руку. На лице у Юрия не было и следа от ночного страха. Оно было спокойно, даже чуть-чуть торжественно.
Я глянул на Юрия. Он понял мой взгляд и, покраснев, отвернулся.
Не знаю, как рождается мужество. Но мне кажется, что в эту ночь я видел его рождение.
Ф. КАМЕНСКИЙ (1959)
