Вертолётная рапсодия (роман)
Начало: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/tuman-gurman-656b2193af90fa2926a5191e
Проснулся от доброго материнского голоса:
- Вставай, лётчик, - сказал милый, единственный голос.
- Ага, встаю, - подтвердил свое намерение сонным голосом Сема. Приходя в себя, невольно подумал: «Теперь надо собрать свою волю, чтоб быстро вылезти из-под одеяла, спрыгнуть на холодный пол, и в остывшей за ночь комнате найти одежду и натянуть ее на себя. Тогда спасен. Кирпичная печь за ночь отдала все свое тепло, и в квартире было едва тепло. Конечно же, ещё хотелось поспать под толстым одеялом, утопая в перине. Но сегодня реалии жизни говорили другое: «Встать, Сема, ты обязан! И отпахнув от себя сон, Сёмка откинул одеяло, опустил ноги на холодный пол и, ежась от холода, стал надевать на себя теплые вещи. На цыпочках, чтобы не разбудить домашних, пробрел на кухню, налил чаю. Предстоящие события надвигающегося дня волновали душу. Азарт, возбуждение от предстоящих полётов, наконец, взяли верх, и Сёмка оттолкнул о себя недопитую кружку чая, надел летные демисезонные ползунки, сверху меховые унты, шубу и тщательно прикрыв за собой дверь, вышел на улицу.
Зимнее утро на Крайнем Севере - это морозное небо, усыпанное яркими крупными звездами. Туманная полоса млечного пути напоминала небесный луч прожектора. Вспомнились почему-то слова из выступления в Кременчуге флаг-штурмана Ульяновского ШВЛП Нагорнова Сергея Ивановича: «Научитесь, хотя бы поверхностно, работать с сектантом, и вы узнаете звезды. А, зная их, вы сможете с ними общаться. Звезды покажут вам путь.
Да... - жалел Сёмка, не удалась ему эта наука. Может, ещё доберусь. Сухие, яркие искры снежных сугробов от сияния звезд, искрили своими холодными мерцающими огоньками. Ватага собак, штук пятнадцать, семеня лапами, целеустремленно следовала куда-то за черту поселка. Тускло горящие на столбах лампочки наводили какую-то тень печали на замерзшие и заметенные снегом улицы и дома поселка. Под ногами верховая накатанная лошадьми дорога. По ней Сёмка и шагал в сторону автобусной остановки. Градусов тридцать есть, - определил про себя он. Радиационная дымка у земли, образованная за счет выхолаживания земной поверхности, ещё раз подтверждала, что мороз крепчает. Довольный своей теплой одеждой, невольно вспомнил поговорку преподавателя по политэкономии с интересной фамилией - Йоффе. Он всегда почему-то был простужен, беспрестанно шмыгал своим большим и сопливым носом. Просморкавшись хорошо в платок, при этом глянув куда-то далеко, за окошко аудитории, проговаривал вслух английскую поговорку: «Нет плохой погоды, есть плохая одежда!»
Вдалеке завиднелся свет горящей на столбе лампочки. Это и была конечная остановка рейсового служебного автобуса. В морозной дымке у столба не спеша, прохаживались кругами ожидающие автобус люди. Вспомнив, что время ещё семь часов, Сёмка определил: аэропортовские служебники! В других предприятиях поселка так рано на работу не встают. Опасаясь, что опоздает на автобус, невольно добавил шаг. В стороне аэропорта яростно ревели двигатели самолётов АН-2. Это авиатехники уже прогревали их, готовя к выполнению полётов. Мороз придает особое состояние человеку. Он не дает стоять на месте, зверь во время мороза бежит вперед в поисках пищи, калорий, чтобы согреть организм. На человека он тоже оказывает воздействие. Во-первых, он становится собран, мобилизуются все внутренние ресурсы. Понятие жилище, тепло, хлеб насущный, становятся первыми. Мороз заставляет человека действовать.
Крадучись, мягко ступая аэрофлотовскими унтами по снежной тропинке, подошел к остановке. Его с любопытством окидывали взглядом служебники, невесть откуда появившегося лётчика. Отчего ему становилось даже неловко. Наконец белый автобус, с синей полосой на борту, надрывно гудя и погромыхивая какой-то неисправностью в ходовой части, подрулил к автобусной остановке. Остановка была конечной, и народ обступил примерзшие не открывающиеся на морозе двери, которые открылись лишь после того, как кто-то из мужиков с силой поколотил по ним, своим увесистым кулаком. Сёмка посторонился, ничего не скажешь - новичок, субординацию надо соблюдать. Подождал, когда все заберутся в салон, после чего зашел и сам. Последнее сидение было свободно. Полюбоваться утренними красками родного поселка из салона автобуса не было возможности, так как окна автобуса обмерзли толстым слоем снега со льдом. А салон его, скорее всего, представлял алюминиевый корпус, с ледяными окнами. Пока водитель отстаивал положенное время, пассажиры тут же вступили в свои житейские дебаты. Особых философий они не разводили, а суть разговора больше сводилась к житейским темам.
- Картошка в подполе гниет, - жаловалась женщина - диспетчер отдела перевозок. - Каждую неделю по ведру-полтора на улицу вываливаю.
- А меня вот в санаторий гонят, под Тюмень: Я зимой что там не видел? Сквозняков что ли? Не... не поеду, даже денег дадут - не поеду.
Водитель, прогазовав двигатель, щелкнул каким то тумблером, и мерзлая дверь, скрипя и скрежеща, закрылась, и, щелкнув коробкой передач, автобус стронулся с места. С каждой новой остановкой салон автобуса наполнялся служебными пассажирами, и вскоре оказался набит битком. В его как оказалось вместительном, хотя и мерзлом салоне ехали все сословия авиационной иерархии. В промасленных, до черного блеска шубах и ватных штанах ехали коренастые с мясистыми лицами авиатехники. Женщины в разноцветных пальто несомненно украшали мужское сообщество, одетое в аэрофлотовскую униформу. Интересно все так: зима, север, мороз, светлого времени - часа два, не больше. Остальное сумерки, да ночь. По логике народ должен быть уныл и суров, ан нет, разбившись по интересам, он общался, шутил, смеялся. Лишь флегматики, да холерики, сжавшись в свои овчинные шубы, дремали и думали известные только им думы. Надрывно работающий движок автобуса зачихал, автобус в такт ему задергался, и как бы бессильно вздрогнув, заглох. Атлетического телосложения водитель Славка, эмоционально пропев первую букву не литературного выражения, выхватил из-за водительской спинки кривой стартер, со злостью проговорив куда-то вдаль:
- Е…, не могут выдать кусок сукна, движок укутать, - и исчез на улице. Сидящие в автобусе пассажиры, как по команде, глянули на свои ручные часы. У всех начиналась смена. А смена - это начало полётов. Фактически на борту автобуса находились представители всех служб авиапредприятия, без которых полёты не начнешь. Это авиационный метеоролог Клавдия, сидела в симпатичном синем пальто, отороченном вверху собольим воротником и в такой же собольей шапке, ость которой отливала блеском от горящих в автобусе лампочек. Хмурая диспетчер отдела перевозок, смотрящая своим сердитым взглядом в обмерзшее окно автобуса, делала вид, что она там что то видит. В ладно сидящем на ней синем суконном служебном пальто с белыми лычками на погонах. Лишь только красивая шапка из белого песца, говорила о ее женском изыске. Впереди автобуса на улице что-то забрякало, судя по подрагиванию колесницы, можно было понять, что водитель остервенело крутил двигатель кривым стартером. Пассажиры примолкли, душой поддерживая усилия водителя, устремив взгляды туда, откуда раздавалось лязганье железа по железу.
- Да помогите ключом! - хриплым голосом прорычал водитель в открытую дверь.
Авиатехник в засаленной до блеска шубе перелез через перегородку в кабину водителя, сел на его сидение и с готовностью рявкнул:
- Давай!
Автобус опять задрожал, от проворачивания коленвала двигателя, который неожиданно подал голос, чихнул и послушно завелся. Авиатехник таким же путем покинул кабину водителя, тот же, высоко вздымая от перенапряжения грудь, сел на свое рабочее место, ещё что-то отправляя в адрес завгара, включил коробку передач и стронулся с места. ещё немного, и сделав победный круг по привокзальной площади, остановился. Привычным взглядом, поглядывая на знакомые силуэты служебных корпусов, изучающим взглядом, шагая в эскадрилью, провожал встречных работников авиапредприятия. Все казалось, что смотрят на него с каким-то укором. Дальше все было как в каком-то кинофильме. Задание в руках, прохождение медсанчасти. Медик, заострив свой взгляд на Яшке, после прослушивания пульса подозрительно посмотрела на него, и, протянув стакан, сказала:
- Дыхните в него!
Яшка дыхнул. Дыхнув оттуда, она поставила отметку в задании на полёт.
- Ну, в штурманскую, - сказал Яшка
- Ага, - сказал Сёмка и, подтолкнув плечом друг друга, они побежали туда, готовиться к полётам и дожидаться своего командира на тренировку. Проверять их должен был командир лётного отряда. Увидев его в коридоре, парни остановились, а Яшка по-училищному доложил:
- Товарищ командир, к полётам готовы!
Довольный таким докладом, командир лётного отряда улыбнулся и сказал:
- Ну что, готовьтесь, будьте в штурманской, делайте предполётные расчеты с проверкой у дежурного штурмана.
Командир лётного отряда, а лётный отряд был громаден, лишь вертолётов МИ-8 по реестру было сорок семь штук, да эскадрилья АН-2, двенадцать самолётов, без малого тысяча человек одних только лётчиков. Лётный пришел в этот авиаотряд одним из первых, в первом эшелоне лётчиков-ДОСААФовцев, и первая его летная машина была не роскошная мощная машина МИ-8, а поршневой МИ-1, на котором он и побывал во всех северных переделках. Пришли МИ-8, за короткий промежуток времени лётный освоил и этот тип вертолётов, не побрезговав снять с фуражки командирские дубы, и полётать вторым пилотом МИ-8 пару годиков. Да и в переделках ему побывать приходилось не раз. ещё на МИ-1, работая на оленеводов, возвращался на базу, после взлета произошел отказ двигателя. Помогли в этой ситуации опыт, выдержка, мастерство. Все что мог сделать - сделал. Все равно удар об землю при посадке на лес. Но пассажиры целы, ни царапинки, себе ж получил удар в спину, отнялись тут же ноги. Падение вертолёта заметил оленевод, на оленьих нартах перевезли всех в стадо. Ночь он отлежался на шкурах в чуме. Утром сквозь боль едва смог встать на ноги. Пришлось терпеть, обращение к врачам означало списание на землю - это для него было равносильно смерти. Скрыл, скрыл он свою болячку от медиков. Другого пути у него в жизни не было. Летать для него, - это не работа, а состояние души, в котором чувствовал он себя комфортно. И терпеть ради этого он готов был хоть что. Хитрил, ездил по санаториям, лечился у дорогих массажистов, терпел, но летал. И винтокрылые машины, следуя его воле, взметали в небо клубы снега, образовывая снежные вихри, послушно отрывались от земли и исполняли, как усмиренные ездоком арабские скакуны, его волю.
В маленькой штурманской и возле нее царила предполётная атмосфера. Экипажи воздушных судов производили предполётную подготовку. В шубах, демисезонках, склонив головы над заданиями на полёт и картами, листали полученные прогнозы погоды по маршруту полёта, и на запасных аэродромах. Экипажи делали расчеты предстоящих полётов. Кто-то стоял на пассажирских рейсах АН-2. Второй пилот считал, сколько надо взять на борт топлива, чтоб побольше была предельно допустимая загрузка. Обычно это делает второй пилот, после чего предоставляет расчеты дежурному штурману, который и проверяет правильность их расчетов. Без его подписи ни один борт взлететь не имеет права. А вот экипаж вертолёта МИ-8. Готовится к перегону вертолёта в ремонт в г Ленинград, на завод. Полёт, безусловно, интересный, но ответственный. Ведь есть возможность с высоты птичьего полёта посмотреть на полстраны. Увидеть реки, города, села…. Романтика, да и только. Работы много, надо правильно проложить маршрут на карте, ночевки, дозаправки, частоты, запасные и много чего еще, понятное только лётчикам. Ответственность на экипаже в таких полётах большая. Нагрузка велика, как на втором пилоте, который ведет ориентировку по карте, так и на командире воздушного судна. Как-то осенью экипаж выполнял такой же полёт по перегону вертолёта в ремонт. Погода была на пределе, видимости почти никакой, лишь только под вертолётом проблески земли, и то не всегда. Вот тут на экипаж и ложится нагрузка. Ведение ориентировки, контроль по приборам, работы с диспетчером, лишь комплекс активных действий - залог точного выполнения полёта по установленной трассе. Командир вертолёта опытный лётчик, вот на его опыт-то и понадеялся горе-второй пилот. Он безучастно сидел в своем кресле, по лежащей на колене карте примерно вел пальцем, в такт скорости вертолёта, говоря казенным авиационным языком: фактически отстранился от выполнения полёта. Погода по маршруту ухудшилась ещё больше. Возвращаться на аэродром вылета не хотелось, и командир продолжал выполнять полёт по заданному маршруту.
- Покажи место наше? - обернулся он ко второму пилоту. Вертолёт продолжал лететь в облаках.
- Вот! Тут же остановил палец на карте второй. Поморщившись, командир посмотрел на точку, которую показал второй пилот, судя по которой вертолёт должен подлетать к реке Вятка в районе города Котельнич. Но интуиция говорила ему другое, командир опросил у диспетчера пеленг, через пять минут ещё раз, посчитал, забрал у второго карту, и практически восстановил ориентировку. Неожиданно, вертолёт вынырнул из облаков, и перед ним открылось бескрайнее пшеничное поле, ветер как речные волны гнал, перебирая, пшеничные колосья. От открывшейся картины, второй подпрыгнул на месте… важно посмотрел вперед и, вытянув вперед палец, воскликнул:
- Море!
Командир, побагровев в лице, свернул в трубку его полётную карту, и щелкнул ей с оттяжкой пару раз по носу, приговаривая при этом:
- Я тебе дам море! Я тебе покажу… море!!! Действительно, на стыке Нижегородской и Кировской областей моря нет. Откуда его взял второй пилот, спутав пшеничное поле с морем, остается на его совести. Вот и такое бывает в авиации, «аники» войны есть, оказывается, везде. Удается им приживаться возле профессионалов, и жить, пользуясь их умением, припеваючи.
Вот и сейчас, сдвинув брови, экипаж осуществлял точную прокладку маршрута полёта, из аэропорта вылета до аэродрома назначения - Ленинграда.
Другой командир шушукался с главным егерем, они готовились в боевой настоящий вылет, к оленеводческим стадам, по отстрелу волков, которые наносили ощутимый урон оленьему поголовью. Такие работы по отстрелу относились к аварийно-спасательным работам. Полёт этот, несомненно, интересный, но сложный, посильный далеко не каждому командиру. К таким работам допускались только виртуозы лётного дела.
Мордастый командир с казачьими усами по прозвищу Щепа, стоял в наряде совхозу имени девятнадцатого партсъезда. Задание у него было тоже не из простых. На внешней подвеске требовалось перевезти трактор «Беларусь» в п. Казым-Мыс, а это сто километров пути. С тяжелым крупногабаритным грузом нужно попотеть, иметь немало выдержки, чтобы доставить его в целости. Что и говорить, спектр работ широк, сегодня говорят, что север освоили нефтяники, да геологи. Но уверю вас в том, что эта точка зрения неправильна. Мало того, уводит потомков от реальной действительности. Первый Тюменский север покорили Ермаковские казаки, по велению царя Российского, которые впоследствии и взяли его вместе с купцами под свой контроль. Согласитесь - это уже далеко не геологи. Купцы, обживая его, прорубив в нехоженой доселе тайге просеки, сделали тракты и стали строить настоящие города. В наше же время промышленного освоения севера первопроходцами стали не кто-то, а лётчики. На их плечах завозились в непролазную тайгу геологи, нефтяники. От электрода до солярки привозили в своих фюзеляжах им лётчики, обеспечивая таким образом их работу. Помощи им больше ждать было неоткуда. Строилась нитка газопровода, буровая, и если уж где-то случалась беда, то первым на помощь прилетал лётчик. Это, к сожалению, сегодня быстро забылось, и заслугу лётчиков поделили меду собой люди по большому счету, не имеющие к северу никакого отношения. Забыли, потому, что сегодня появились дороги, цивилизация. А тогда… жизнь без лётчиков не мыслил никто.
Поозиравшись по сторонам, парни сели на два освободившихся стула и достав из портфелей полученные в бюро аэронавигационной информации полётные карты, бланки штурманских бортжурналов, принялись за расчеты. Давление аэродрома и фактическую погоду взяли у дежурного штурмана, которого за круглое лицо и большую голову в авиаотряде прозвали - Шайба. Шайба никогда не был лётчиком, хотя закончил Кировоградское летное училище, по специальности штурман. Летать не стал, говорил, что медкомиссию не прошел, списали по слуху. Вот и штурманит теперь на земле. Высидев минут пятнадцать, он глянул на пацанов и сказал:
- Ну-ка, идите-ка сюда, покажите, что там рассчитали! А то что-то притихли и сидите.
В принципе особых проблем у пацанов с расчетом и не было, штурманские расчеты они щелкали как орехи, включая полный расчет элементов полёта захода на посадку по большому прямоугольному маршруту. Взяв у пацанов бортжурналы, штурман кивнул им на два стоящих рядом деревянных стула и открыл Сёмкин лист:
- Так… - шевелил он своими мясистыми губами, пробежав глазами произведенные расчеты, - во сколько говоришь сегодня восход солнца?
- Девять пятьдесят три, - выпалил тут же Яшка.
- А сумерки… во сколько? - поднял он свои глаза на Сёмку. - А здесь вот так, - поправил он в его расчетах один элемент, на четвертом развороте, при полёте по кругу. А в принципе молодцы, посчитали грамотно. Вот скажи, Вышпортом - точка границы зоны аэродрома - это деревня или изба?
Яшка, опередив Сёмку, ответил:
- Озеро!
Сёмка же, не сдаваясь, дополнил:
- Раньше деревня была хантейская!
- Ладно…, - согласился штурман, вот вы стоите на тренировку - район Аэродрома,
- Так так, закивали головами пацаны.
Шайба же, войдя в азарт, не сдаваясь, стал проверять парней дальше:
- Вот вы летите по кругу или в зоне аэродрома – кстати, круг какой сегодня у нас?
- Левый! - Едва ли не хором ответили парни.
- А эшелон перехода какой насчитали?
- Девятьсот метров! - даже не дав ему договорить, выпалили Яшка и Сёмка.
- Хорошо, - чмокая губами похвалил их штурман. И ехидно прищурив глаз, спросил:
- А Казым на какой реке находится?
- На Казыме, - твердо ответил Сёмка.
- Вот и не так! - победно объявил Шайба. – Посмотрите-ка повнимательней, - кивнул он головой Яшке.
Яшка тут же открыл карту и бегло пробежал по ней глазами, а затем, чуть сникнув в голосе, проговорил:
- Амня!
- Вот так, точнее будет, - поддакнул дежурный штурман.
- Взлётный вес какой у вас получился?
- Десять тонн пятьсот килограмм, - уверенно ответил Сёмка.
- Ну так ещё пойдет, - пробурчал штурман, бегая глазами по сделанным Сёмкой расчетам. И склонив голову, подписал бортжурнал. И протянув его парням, похвалил:
- Молодцы! Понятие и тям в голове у вас есть.
- Ну, как они? - спросил вошедший замкомандира лётного отряда у штурмана.
- Молодцы, только вот не знают, на какой реке Казым находится. Командир взял у Сёмки штурманские расчеты, сосредоточившись, посмотрел их, пытливо глянул на штурмана, как бы переспрашивая: все ли верно? И убедившись, что все расчеты сделаны, кивнул:
- Ну что, в АДП пошли! И экипаж пошагал в АДП, за получением от диспетчера разрешения на вылет. Таковы авиационные правила - в полном составе экипажа идет подготовка к вылету.
Хмурый диспетчер побегал глазами по строчкам задания на полёт, командир же заполнил строчку журнала и в графе: «решение на вылет принимаю», расписался. Стоя рядом, Сёмка невольно постреливал по сторонам глазами, другие экипажи стояли в стороне в ожидании своей очереди для принятия решения на полёт. Лётчики стояли одетые в свою тяжелую зимнюю одежду, их спокойные уверенные глаза были уже где-то там, впереди, в маршруте предстоящего полёта. Недаром в авиации говорят: командир должен лететь впереди самолёта. Подписав у диспетчера задание на полёт, командир обернулся и сказал:
- Ну что, поехали!
И экипаж вертолёта пошагал на вылет. Что говорить, эмоции сияли и переливались в душе, как цвета радуги. Чувства волнения и ответственности, менялись на расплывающуюся на лице улыбку, сдерживать которую было уже не так просто. Командир же, широко шагая уверенным шагом по перрону, вносил в настроение умиротворенность в души молодых лётчиков. Справа, слева на стоянках вертолёты, вздымая в небо снежные клубы снега, готовились к взлету. И вот, играя на хвостовой балке проблесковым огнем, оглушая округу ревом турбин, вертолёт МИ-8, как НЛО, плавно приподнялся над шапкой снежного вихря и чуть склонив обозначенный красным и зеленым огнем нос, начал разгон вперед. 2201 бело-синего цвета, красавец-вертолёт, на котором и придется сегодня летать, покорно склонив лопасть над стоянкой, ждал своего мига, воли человеческой, чтобы взлететь в небо. Вокруг него шла своя, наземная подготовка, проще говоря, авиатехники готовили его выпустить в небо. Толстенные рукава печи подогрева, как щупальца, были заведены как в отсеки двигателей, так и в грузовой салон вертолёта. Неожиданно из салона понеслась ругань, переходящая на нелитературный слог. Из двери вертолёта кубарем вывалился на стоянку промасленный авиатехник, вслед за ним, интеллигентно одетый авиационный инженер, который в ярости ещё на лету добавил своим унтом ему пенделя под зад. Сбежав с вертолёта следом за ним на стоянку, подбежал к нему, схватил бедного руками за горло и прорычал ему налитыми злостью глазами в лицо:
- Я тебе в мотористы переведу! Из мазута у меня не вылезешь.
- В чем дело? - спросил спокойным голосом его Влад.
- Да как что!? - повернулся к нему и раздосадованным голосом сказал инженер: - лишали его уже премиальных! Поработает свинья с тавотницей в салоне и кинет ее на сиденье пассажирское, естественно мазутом сиденье обмажет! Сколько пассажиров одеждой из-за него к сидению прилипло! - опять в негодовании выкрикнул он в сторону горе-авиатехника. Судя по свежему налёту, на месте, прозванном в народе зад, без труда был виден яркий круг свежей авиационной смазки циатим. В это утро очередной жертвой авиатехника стал не безмолвный, ничего не ведающий пассажир, а сменный инженер, его прямой начальник. Но эмоции эмоциями, а вертолёт выпускать в небо надо. И опять повернувшись к нему, инженер прорычал, кивнув головой в салон:
- Ну что там? Форму сделал?
- Почти! - насупившись ответил тот.
- Ну а что стоишь, что вылет задерживаешь, - прошипел в его адрес как гадюка инженер, поблескивая на восходящем солнце мазутом на мягком месте. Заискивающе кивая головой, авиатехник ринулся в салон вертолёта, на ходу протирая ладошки своих рук об замасленные брюки авиационной робы. Улыбнувшись вслед провинившемуся авиатехнику, Влад поправил на голове командирскую каракулевую шапку, высоко задрав голову, пошел с осмотром вокруг вертолёта. Особо обращая внимание на законцовки лопастей, силовые узлы и агрегаты, хвостовой винт и его редуктор. Бортмеханик между тем, произвел свой осмотр, после чего внес запись в бортовой журнал: Предполётный осмотр выполнен, замечаний нет. Авиатехник соответственно сделал свою запись о готовности вертолёта к выполнению полёта.
- Ну что, - уже обойдя с осмотром вертолёт, спросил Влад.
Бортмеханик тут же выпрямился по стойке смирно и громко доложил:
- Товарищ командир! Вертолёт осмотрен, к полёту готов! Остаток топлива тысяча четыреста литров.
- Хорошо, - кивнул головой Влад, - запускаемся, - и чуть сутулясь, поднялся в салон. Поднялись за ним и Сёмка с Яшкой.
- Ну а вы, лётчики, готовы летать? - приветливо пошутил лётный.
- Конечно! - чуть ли не хором ответили парни.
- Тогда садись, кто самый смелый?
Яшка глянул на Сёмку, как бы спрашивая: можно я? - и осторожно шагнул в кабину вертолёта к правому креслу второго пилота.
- Разве будущие командиры летают справа?, - сказал лётный. – Ну-ка садись слева! Как-то застенчиво улыбаясь, Яшка сел в левое командирское кресло.
- Вот так будет правильней, - подбодрил его Влад и сел в правое кресло. Авиатехник уже откатил от вертолёта печь подогрева, подключил штепсельный разъем аэродромного питания к вертолёту. Закончив предполётную подготовку, в кабину вошел бортмеханик и занял свое рабочее место.
- Ну вот и все, - выдохнул командир и командирским голосом дал команду:
- Приступить к подготовке для запуска двигателей!
Ну а дальше, в принципе, все пошло как в училище. Проверка готовности к запуску двигателей, по листу контрольного осмотра. И вот, запуск. Казалось вмерзшие в корпус вертолёта заиндевелые лопасти несущего винта сдвинулись с места и начали свой стремительный разбег. Бортмеханик включает секундомер для контроля времени цикла работы пусковой панели, контролирует наличие давления масла в двигателе, прослушивает, как и все члены экипажа, работу двигателей, после отключения автоматики. Поочередно в летающей машине включает агрегат за агрегатом. Вот включил бортовую печь, вертолёт стал наполняться теплом. В кабине винтокрылой машины началась сосредоточенная работа экипажа. Бортмеханик по команде командира произвел запуск второго двигателя, доложил о наличии давления масла, температуры газа, частоту вращения турбокомпрессора запускаемого двигателя и наличие давления масла в главном редукторе. Яшке, сидящему в командирском кресле, окидывавшему взглядом левую полусферу, почему-то все время казалось, что вот-вот на стоянку выедет какая-то машина, иль человек создаст помеху для взлета. В то же время глаза по пятому кругу контролировали работу авиагоризонта, курсовой системы, радиокомпаса. Выполнил вслух проверку готовности, после запуска по листу контрольного осмотра. Наконец командир дал команду запросить у диспетчера разрешение на взлет. Яшка тут же нажал на кнопку радиостанции и запросил:
- Березово старт! Борт 22201.
Диспетчер тут же ответил:
- Борт 22201, Березово старт!
- Борту 22201 разрешите взлет! - запросил Яшка
- Борту 22201 взлет разрешаю, давление аэродрома 751, ветер двести двадцать градусов, семь метров в секунду! Командир повернулся к Яшке и добродушно сказал:
- Вот смотри, показываю как делать! После выхода оборотов двигателя на взлётный режим, плавненько подобрал ручку шаг газа на себя и машина, послушно развернувшись носом против ветра, взмыла в ещё сумеречное небо.
- Высота двадцать! - тут же доложил бортмеханик. Зависнув над стоянкой сверх клубов снежного вихря, командир зафиксировал висение, как бы подвесив в воздухе вертолёт на двадцати метрах и ещё повисев чуть, вновь сел на вертолётную стоянку.
- Ну? - посмотрел выжидающе на Яшку Влад.
В принципе, не было такого напряжения, как в училище, хотя напряглись в спине, ногах, шее мышцы. Яшка осмотрел переднюю и заднюю полусферы, изо всех сил руки сжали рычаги управления, и, посмотрев на командира, доложил:
- Управление взял!
И осмотрев ещё раз свою заднюю и переднюю полусферы, раскинувшееся перед вертолётом воздушное пространство, сказал:
- Взлетаем!
- Командир же, как бы сникнув, сделал безучастный вид, ссутулился, голову отвернул куда-то вправо, где в клубах снежного вихря по-самолётному взлетал зеленого цвета вертолёт МИ-8. Яшка же, сжавшись в комок, ногами удерживая вертолёт по курсу взлета, стал плавно выбирать ручку управления двигателем вверх. Вертолёт послушно пошел вверх.
«Вишу! - обрадованно про себя подумал Яша. - Вишу и хорошо вишу! Без проваливаний и кренов». Командир бегло глянул на него, и, поняв в чем дело, подбодрил:
- Взлетай! Взлетай, на амортстойках стоишь.
Чуть покраснев, Яшка насупился и ещё чуть подобрал ручку шаг газа вверх, и вертолёт, вначале оторвав от бетонки правую стойку шасси, взлетел вверх. Началась работа. Помучив Яшку над вертолётной стоянкой, и на ней, поперемещавшись по периметру, с разворотами, висениями, командир поставил перед ним новую задачу:
- Взлет со стоянки, полёт по кругу, заход на посадку по-самолётному на полосу. Запросив у диспетчера разрешение на взлет для полёта по кругу и выполнив манипуляции рычагами управления, вертолёт МИ-8, поднявшись над стоянкой, оглушая макушки вековой тайги ревом турбин, махина весом в одиннадцать тонн начала свой разгон.
«Так... - отсчитывал в мозгах Яшка этапы полёта, разворачивая вертолёт к точке первого разворота прямоугольного маршрута, - Разгоняй вертолёт, разгоняй!» Послышался в наушниках спокойный голос командира. Открывшееся перед взором зарево восходящего красно-бордового, скупого на свет северного солнца, позолачивало слегка розово-оранжевым светом, бока серебристых бочек-хранилищ авиационного топлива. Вот первый разворот. Вот второй. Бортмеханик докладывает суммарный остаток топлива. Вертолёт набрал высоту круга и, подработав рычагом управления, Яшка вывел вертолёт в горизонтальный полёт. В наушниках неожиданно послышался голос диспетчера:
- Борт 22201! Березово старт.
Яшка как-то испуганно глянул на командира, как бы спрашивая, что делать? Командир как бы с ленцой повернул к нему свой взгляд и сказал:
- Работай давай, взаимодействуй! Нажав тангенту радиостанции, Яшка ответил:
- Березово старт! Борт 22201 слушает! Диспетчер тут же дал указание:
- Борт 22201, вам следовать вашим курсом до особого указания.
- 22201 понял. Следую курсом пятьдесят до особого указания.
Тут же в зоне его ответственности послышался доклад командира самолёта АН-12 с докладом о расчетном времени снижения. Теперь понятно, - мелькнула у Яшки в голове мысль. - тяжелотипный заходит. Мерно почакивая законцовками лопастей об воздух, вертолёт, управляемый Яшкой, летел по указанному диспетчером курсу. Не летел, правда, он, как хотел бы Яшка, ровно, не удавалось, как говорят в авиации, держать горизонт. Вертолёт незаметно то снижался, а когда ручкой управления делал поправку, то вертолёт неумолимо рвался вверх. Командир, увидев замешательство тренируемого, ладошкой как бы прочертил линию капота и точку горизонта.
- Держи ее по капоту, - подсказал он.
АН-12 между тем был уже на посадочной прямой и получил от диспетчера разрешение на посадку.
- Запрашивай третий разворот! - подсказал Влад.
Яшка тут же нажал кнопку радиостанции:
- Березово Старт! Борт 22201.
Диспетчер ответил:
- Борт 22201 Березово Старт.
- Борту 22201 разрешите выполнить третий разворот. Под брюхом вертолёта проплывала широченная река Обь с не застывшей посреди русла майной, над которой и выполнял Яшка третий разворот.. Вот и четвертый. Выполнив его, вертолёт развернулся в створ полосы, и перед его носом открылась панорама мрачного в прошлом северного острога Березов, воспетого художником Суриковым и другими очевидцами прошедшего времени. Заваленные снегом крыши домов поселка безмолвно глядели на заходящий на посадку вертолёт МИ-8, дымя в морозное небо дымом из печных труб. Сиял, искрился на солнце снег, на фоне неумолимо приближающегося створа взлетно-посадочной полосы.
«Так…, - екало в мозгу, - посадка!» Глаза бегали по приборной доске, глядели на надвигающуюся полосу, онемевшие руки пилотировали вертолёт, плавно устранили небольшой крен, отработав ручкой управления. «Теперь выпускаем фару, - последовательно выполнял посадочные действия Яшка. - Докладываем диспетчеру».
- Березово Старт! Борт 22201.
- Борт 22201 Березово Старт, - тут же ответил диспетчер УВД.
- Борт 22201 к посадке готов!
- Борту 22201 посадку разрешаю, ветер неустойчивый, три метра.
Так, - отсчитывал этапы захода на посадку Яшка, переводя вертолёт в снижение. Сам же опять почему-то вжался спиной в спинку кресла, держа окаменелыми ногами педали управления вертолёта. Бортмеханик докладывал высоту снижения через каждые сто метров. Так, дальний привод проходим, - визуально отметил его пролет Яшка. В подтверждении в наушниках тут же запикал длинный сигнал радиомаяка дальнего привода. Так.., теперь выводим режимы двигателей для полёта в горизонтальном положении. Бортмеханик тоже доложил пролет дальнего и переключил радиокомпас на ближний привод. Дальше конечно было все как в замедленном фильме. Если удавалось уверенно удерживать вертолёт по курсу посадки, то положение вертолёта относительно глиссады оставляло желать лучшего.
- Большое снижение! - сделал замечание командир.
Действительно, видел Яшка, вертикальная скорость снижения почти на два метра в секунду превышала расчетную. А это значило, что вертолёт снижался с громадной скоростью и был ниже глиссады снижения. Онемевшая от напряжения рука, чуть потянула ручку шаг газа вверх. Вертолёт тут же отреагировал на эту манипуляцию пилота и вообще прекратил снижение, перейдя в горизонтальный полёт.
- Ну…? - отреагировал тут же командир, ты, товарищ пилот, ручкой-то особо не смыкай, ты ее вот так, двумя пальчиками поправь и не трогай больше, отпусти руку. Вертолёт уже прошел ближний привод и створ полосы, вот промелькнул под носом торец полосы, и, плавно подойдя к ней, Яшка чуть потянул ручку управления на себя и вертолёт, коснувшись полосы основными стойками шасси, пробежав, замедлил свой бег и, взметнув клубы снежного вихря, замер.
- Борт 22201 посадка! - доложил Яшка диспетчеру. Свободной рукой щелкнув кнопкой секундомера, фиксируя время посадки и полёта, потеряв почему-то уверенность в себе, из-за неудач в управлении, Яшка виновато посмотрел на своего командира и робко спросил:
- Мне уходить?
Влад дружелюбно посмотрел на Яшку и подстегнул его замечанием:
- А кто на стоянку будет перемещаться? Полосу-то освобождать надо.
- Понял! - в ответ кивнул головой Яшка, нажал кнопку радиостанции, и доложил диспетчеру о перелете на тридцать первую стоянку.
- Вот так, - демонстративно показал Влад Яшке, мягко вмешавшись в управление вертолёта. И вертолёт, зависнув над полосой, плавно переместился на свою стоянку.
- Борт 22201 полосу освободил! - тут же доложил Влад диспетчеру. И сбавив обороты несущего винта, глянул на вовсе растерявшегося Яшку и сказал:
- Волнуешься ты, парень, а так получается! Давай старайся, запоминай, на первый раз хорошо. Умение ведь само не придет, его нарабатывать надо в полётах, считай, что проверку ты, парень, прошел. Зови второго.
- А это…, - кивнул головой Яшка на ручку управления.
- А…, - ехидно улыбнулся командир и официально сказал:
- Управление взял!
- Управление отдал! - ответил Яшка, и, пригнувшись, вышел в грузовую кабину.
- Ну? - пытливыми глазами спросил Сёмка.
- Во! - довольно показал Яшка большой палец верх и сел на боковое сидение, уступив дорогу в кабину другу. Бортмеханик, пропустив на кресло Сёмку, строго глянул на него и как бы интуитивно пригрозил ему:
- Ну, салага…??!!
Сёмка же сел на свое рабочее место, и экипаж в новом составе стал готовиться к взлету. Неподалеку от их борта другой вертолёт пытался взять груз на внешней подвеске. Было видно, что ему тяжело, стропы натягивались как струна, затем вновь ослаблялись, вертолёт водил впереди себя носом, пытаясь поймать порывчик ветра, но тщетно. Мощи движков для этого веса явно не хватало. В один момент, правда, поднимаемый груз, а это был трактор, от земли оторвался на метр, но перетянув тягу вертолёта своим весом, вновь встал на земную твердь. ещё чуть повисев над ним, вертолёт сбросил трос подвески на землю и сел неподалеку от него.
- Эх, - сопереживал вместе с ним в душе Сёмка.
- И куда лезет, - недовольно-раздраженно проговорил лётный командир.
Яшка тоже с интересом наблюдал за поединком вертолёта и трактора. Вертолёт их вновь стал набирать обороты - это Сёмкина очередь сдавать экзамен на летную зрелость. Обороты несущего винта наконец вышли на взлётный режим, нос вертолёта развернулся на курс взлета и легко оторвался от бетонной стоянки.
«Ух ты…!» - поразился Яшка чистоте выполнения взлета, вертолёт без смещений вправо, влево, взад или вперед, высоко взмыл над стоянкой, она даже стала казаться маленьким пятачком. И зафиксировав контрольное висение, как бы нехотя, вертолёт вновь сел на вертолётную стоянку. Яшка даже как-то с восторгом глянул в сторону пилотской кабины. Вот вертолёт слегка закачало на амортстойках, это наверняка уже Сёмкин почерк. Сопереживая за друга, поглядывая в круглый иллюминатор, Яшка невольно поймал себя на мысли: «Все-таки пассажиром летать намного легче, чем там!» Вот поработав на висении, попрыгав на стоянке, вертолёт завис и как бы подумав, плавно пошел в разгон.
«Ага, - просчитывал в уме Яшка Сёмкины действия. - Курс на дальний привод». Тихонько Яшка встал со своей сидушки и тихонько подошел к проему пилотской кабины и через плечо бортмеханика глянул в пилотскую кабину. Вот стрелка АРК глядела точно вперед, и лишь только в момент пролета дальнего привода упала вниз. Командир тут же дал команду:
- Включить секундомер! - и сообщил точное время его пролета. Теперь первый разворот. Чтобы не мешать своими любопытными глазами работе экипажа, Яшка вновь сел на боковое сидение и, прильнув к иллюминатору, стал любоваться открывшимися перед ним зимними пейзажами. Поселок тоже предстал перед ним как на ладони. Вон с краю у реки Сёмкин угол, где он живет. А вон школа, а чуть поодаль, с куполом – ресторан… с улыбкой вспоминал про вчерашние приключения Яшка. В уме выплыл почему-то образ маленького бородача, с которого и началась кабацкая драка. Вертолёт подходил к третьему развороту. ещё и ещё Яшка восторгался меняющимися панорамами и видами северного поселка. «Здорово, - улыбаясь, подумал Яшка, - весь поселок как на ладони, все видно сверху, от собаки до человека. Ничто не ускользнет от взгляда». Вертолёт подошел к четвертому развороту, ещё разворот - и предпосадочная прямая. Пассажиру, находящемуся на борту, неведомы эти авиационные сложности с выполнением этапов полёта. Ему больше кажется, что самолёт сам летит, сам снижается, как бы все происходит само собой. И сейчас вот, подрагивая, вертолёт заходил на посадку. Экипаж недвижимо сидел в своих креслах, и никакой видимой работы со стороны видно не было. За исключением ерзающего в своем кресле хмурого Сёмки. Вот касание шасси об взлетно-посадочную полосу, руление. Но такая безмолвная эйфория работы экипажа обманчива. На самом же деле полёт воздушного судна осуществляется в результате слаженного, отточенного взаимодействия всех членов экипажа, прошедших большую, как и теоретическую, так и практическую подготовку. Вертолёт между тем вернулся на рулежную дорожку, развернулся на перроне и, чуть поработав, выключил двигатели. Все! Проверка закончилась. Бортмеханик открыл дверь, скинул трап, за бортом вертолёта на аэродроме кипела своя, авиационная жизнь. Из раскрытых створок прибывшего самолёта АН-12 выгружались в облепившие его машинешки коробки, ящики. Продуктовый рейс. Гуськом за дежурной шагали в самолёт АН-2, обутый в лыжные шасси, пассажиры. На том же конце перрона, судя по накалу работы, разыгрывалось настоящее авиационное шоу. Только без жаждущей крови и зрелищ толпы зевак. Упрямый командир, не взяв трактор поднятием вертолёта, все-таки решил во что бы то не стало утащить этот железный трактор в небо. Не так, так хитростью. Механики выровняли на тракторе колеса прямо, зафиксировали их простейшим способом - ломом, увязали прочно проволокой, а дальше дело стало за упрямством и лётным мастерством лётчика. Влад же, через свой блистер посмотрел своим суровым взглядом на проделки расхулиганившегося командира и тихо со злостью проговорил:
- Засранец! Вот смотрите, - кивнул он в сторону заходящему на трактор вертолёту МИ-8. Полное нарушение и игнорирование всех руководящих документов. Не утянет трактор, отстраню от полётов его месяца на три. Утянет - талон из пилотского выстригу. Смотри что делает! - опять эмоционально выругался вслух Влад. - На глазах начальства уже борзеют.
Стропальщик уже прицеплял паук строп к висящему под брюхом вертолёта крюку основного троса подвески. Все! Груз зацеплен! Тракторист спрыгнул с трактора, и придерживая обеими руками на голове шапку, слетающую от воздушного потока, побежал в безопасное место. У экипажа же началась работа, достойная восхищения даже скептика. Плавно натянув стропы, вертолёт потянул вверх. Трактор шевельнулся, оторвался от земли не более метра, и вертолёт опять, подержав его на весу, опустил вниз. Видно, потеряв обороты, командир опять поставил его на землю.
- Дурак! – видно, сопереживая с ним, опять выругался на него Влад. И в сердцах, видно, кинул опять реплику:
- Вот зачем ему это надо, неужели нравится им нарушать, потом получать! Обижаются потом…
Ретивый же командир так просто сдаваться не хотел и уверенно продолжал свою работу. Причем аккуратно, не спеша, без боюсь и мандража. Вертолёт вновь приподнялся над землей, завис над трактором, натянул стропы и, развернув нос вертолёта вдоль рулежной дорожки, потянул трактор вперед. Тот, как на поводке, поехал вперед, ведомый винтокрылой машиной, смешно крутя своими колесами. Вот трактор остановился, выставленный вертолётом по оси рулежной дорожки. Яшка, не видя себя, как загипнотизированный выскочил из вертолёта, и широко открыв рот, с восхищением стал наблюдать за таким поединком - вертолётом и казалось неподъемным трактором. Сопереживая в душе этому командиру, Яшка даже ловил себя иной раз на мысли, что этому командиру этот трактор не увезти. Вертолёт же, особо не сомневаясь в своих действиях, как бы передохнув над этой тяжестью, вновь натянул троса, и чуть опустив нос, потянул трактор вперед. Трактор послушно, как укрощенный косолапый и неуклюжий медведь, покатился вслед за вздымающим по сторонам снежный вихрь вертолётом.
- Ух ты! - опять воскликнул вслух изумленный Яшка, любуясь этим необыкновенным взлетом.
Трактор, буксируемый вертолётом, разгонялся по рулежке все быстрей и быстрей.
Сорок есть уже, - глазомерно определил их скорость Яшка, и ещё метров через пятьдесят трактор слегка как бы повернуло в бок и он вновь уже на скоростях оторвался, и пожалуй надолго, от земной тверди вверх. Полметра высота, метр, три…, вертолёт, перестав набирать метры, пошел в разгон, и ещё чуть вертолёт с трактором на внешней подвеске, произведя взлет, стал уверенно набирать высоту полёта. Командир же, умело соединив воедино силы тяги вертолёта, поступательной скорости, выполнил взлет и полётел вперед на север.
В кабине вертолёта по радиостанции заговорили с диспетчером производственного отдела авиапредприятия.
- Куда санзадание? - переспросил командир.
- Район Нумто, - сообщил официальный голос диспетчера.
- А сопровождающий откуда, - переспросил Влад.
- Сопровождающий с места, и с Нумто проводник, - пояснила диспетчер.
- Хорошо, ответил лётный, - готовимся. Неподалеку на стоянку приземлился ещё один вертолёт МИ-8. Тот вертолёт с трактором, удаляясь от аэродрома вылета, превратился уже в гудящую точку. Лётный день был в самом разгаре.
- Ну что, лётчики, район полётов изучали? - иронично спросил парней Влад.
- Да! - кивнули головами Яшка и Сёмка.
- Нумто знаете где?
- Да, знаем, - ответил Сёмка - Сто сорок четвертый квадрат.
Яшка же, уточнив, добавил:
- Девяносто градусов. Триста километров.
- Молодцы! - похвалил их Влад, -- считайте до Нумто, и там минут тридцать полёта. В штурманской, естественно, только в темпе вальса, день-то короткий. В штурманской и ждите меня. Согласно кивнув головой, Сёмка и Яшка засеменили в штурманскую комнату, готовиться к выполнению санрейса в район Нумто. Фактически первому полёту в составе экипажа. Покорпев над картой, парни в вопросе расчета топлива, к единому результату прийти не смогли.
- Ну что насчитали, лётчики? - спросил зашедший в штурманскую Влад.
- Да вот, - развел руками Яшка.
- Ну вот смотрите, сложного тут ничего нет. Лётный по времени разложил все этапы предстоящего полёта, с учетом полёта на запасной и полёта по кругу и сплюсовав все, вывел необходимое количество топлива для выполнения этого санзадания на озеро Нумто. Подписав у штурмана бортжурнал, экипаж взял на метеопрогнозы погоды, получили у диспетчера разрешение на вылет и скорым шагом пошагали на борт вертолёта.
- Товарищ командир! - обратился подбежавший вприпрыжку тот самый инженер АТБ, которого горе-авиатехник смазкой ещё утром прилепил к сидению.
- Да! - вопросительно отозвался лётный командир.
- Подойдем к вертолёту, - настойчиво попросил инженер, кивнув на недавно приземлившийся на стоянку вертолёт МИ-8.
- А зачем? - удивленно переспросил Влад.
- Пошли, командир, увидишь, - настаивал на своем инженер, Ппчти за рукав потянув лётного на стоянку к только что прилетевшей машине. Смирившись с его настойчивостью, Влад дошагал до прибывшего вертолёта и увидел возле него угрюмого командира:
- Ну, что случилось? - настороженно спросил у него Влад.
- Тот, нисколько не расстраиваясь, с уверенной ноткой в голосе произнес:
- Да вот, лесники топливный бак из ружья прострелили!
- Как прострелили, Зуфар Мансурыч? - возбужденно переспросил Влад.
- Да вот так, - нагло продолжал повествовать Зуфар Мансурыч. - Из ружья прострелили, видно, в азарте.
Тут-то лётному и стало все понятно. Он побагровел, глаза его стали маленькими и злыми. Видно, в злости потеряв свой начальственный этикет, Влад подошел к нему, взял этого наглого командира за грудки и, потряхивая их, проговорил:
- Ты что творишь, Имамутдинов? У тебя зарплаты одной по полторы тысячи в месяц выходит, а ты лосей с вертолёта стреляешь. Тебе что, жрать нечего? - и брезгливо сморщившись, ладошкой ударил его в лицо. Не было у Зуфара Мансурыча на лице ни тени разочарования, он равнодушным взглядом и со злым прищуром смотрел куда-то за плечи замкомандира лётного отряда, как бы мысленно говоря: «Ничего, Влад, ещё встретимся где-то на узкой тропинке!» Влад же, разойдясь, все больше и больше продолжал наезжать на него дальше:
- Тебе что, козел, жрать нечего? Думаешь, мы не знаем, что деньги с неоформленных пассажиров берешь, даже с женщин и их грудных детей? Ты что, Зуфар, ошалел? А кто с ОРСов за перегруз магарыч продуктами взимает…, ты думаешь, никто про это не знает? Ты что позоришь наш лётный отряд? - продолжал выговаривать, захлебываясь от злости, Влад. И вконец убедившись, что у Зуфара Мансурыча нравственных понятий не существует, оттолкнул его от себя брезгливо и официально предъявил:
- Давай сюда пилотское! От полётов отстраняю. Вечером прилечу, чтобы объяснительная лежала у меня на столе. Став невольным свидетелем этого случая, в душе Сёмка и Яшка сочувствовали этому командиру, хотя испуга и разочарования у него не было. В наружном топливном баке с левого борта вертолёта, недалеко от амортстойки зияла круглая дыра размера пули двенадцатого калибра и вывернутое розой на выходе рваное отверстие - результат работы «Ворошиловских стрелков» - любителей халявного мяса.
- Ну что, пошли, - кивнул Влад парням и пошагал к своему вертолёту, у которого остановилась машина скорой помощи.
- Здравствуйте! - с улыбкой на лице в салоне вертолёта встретила их доброжелательная фельдшер с медицинским чемоданчиком в руке. Сложенные носилки лежали вдоль внутреннего топливного бака.
- Привет, милая моя, привет! - поздоровался с ней Влад и занял уже свое командирское кресло.
- Ну а ты что топчешься, - кивнул он головой Сёмке, - давай садись!
Тот, благодарно кивнув головой, сел на свое кресло второго пилота. Не торопясь, достал из портфеля полётную карту, на которой были нанесены маршруты полёта, расстояния между пунктами маршрутов, другие навигационные элементы и рабочий инструмент - навигационную линейку.
- Ну что, начали, - сказал Влад, осмотрев оборудование кабины вертолёта. Сёмка тут же сосредоточился и доложил:
- Товарищ командир, вертолёт к полёту готов.
Бортмеханик, закончив на улице заключительный осмотр вертолёта, закрыл входную дверь и занял рабочее место. В кабине вертолёта началась работа. Все своим чередом. Запуск, руление, контрольное висение, взлет. Сёмка положил на колени карту и, сличая с ней земные ориентиры, вел визуальную ориентировку. Теоретическая жизнь закончилась, началась работа.
Прямо по курсу перед вертолётом открылась необычной красоты панорама. Напрасно кто-то сказал об унылости и серости севера. На самом деле он красив и необычен. Разнообразен и многогранен блеском красок. С неповторяющейся своей красотой хрустальной зимой, как вулкан извергающей калейдоскоп цвета летом, природой. Вот под фонарем остекления кабины проплывает скованная как железным панцирем льдом, засыпанная толстым снегом река Обь. Казалось, нет силы, которая сможет сломать сооруженную природой эту ледяную броню. Ан нет. Девять огромных треугольных майн, выдолбленных во льду, сооруженных рыбаками для подледного лова рыбы, глядели своей черной безмолвной подводной тишью на пролетающий вертолёт. Копошившиеся возле них рыбаки, неторопливо делали свое рыбацкое дело - проверка ловушек, тарка рыбы, починка снастей. Лишь на секунду прервавшись, восхищенно проводив взглядом за горизонт пролетавший за горизонт вертолёт МИ- 8. Вот за Обью пошли сора, в Березовой гриве изба. От нее лыжный путь. А вон и охотник с рюкзаком на плечах, видно, производит осмотр ловушек на горностая иль лису. Испуганная, видно, ревом турбин птица слетела с осины и перелетела куда-то в глубь рощи.
- Росомаха! - подпрыгнул в азарте на своем месте Сёмка, воскликнув вслух. Провожая взглядом бегущую в излучине протоки, разлаписто выбрасывая по сторонам ноги, росомаху. Жива, обитаема, земля северная - рыбой, зверьем. Прямо по курсу, дыша в морозное небо трубами, показался первый населенный пункт.
- Полноват, - доложил пролет контрольной точки маршрута Сёмка.
- А путевая? - спросил Сёмку Влад. Уже посчитав на линейке, Сёмка ответил:
- Двести километров в час!
- Молодец! - Но тренируйся считать в уме, расчет простейший. В авиации есть две скорости воздушного судна, причем действуют они одновременно. Первая скорость - это скорость воздушного судна относительно воздушной массы. А путевая скорость - это скорость, относительно земной поверхности. Вот проплыл под брюхом вертолёта этот Полноват.
Полноват в шутку в школе называли Хантыйской столицей, даже песню переделали одну под Полноват «Полноват, тебя мы не забудем!» Вместе с Полноватом первые пятьдесят километров от аэродрома вылета пройдены.
- Позови представителя санавиации, - попросил бортмеханика Влад.
- Хорошо, - кивнул головой тот, и через минуту в проеме двери показалось добродушное лицо фельдшера Клавы, так уважительно называли ее между собой лётчики. Клава без малого около двадцати лет проработала в санавиации, и своих подопечных в этом громадном северном районе знала в лицо. Клавочка, видно давно была с Владом на короткой ноге, а вертолёт нисколько не был для нее какой-то диковинкой. Она тут же села на сидение бортмеханика и, улыбнувшись командиру, спросила:
- Ну как, Владик, спинка твоя?
- Да вот, Клав, дай Бог, съездил пару раз в Железноводск, так вроде вообще про нее забыл! Что опять случилось в Нумто? - спросил он ее, и повернувшись к Сёмке, сказал:
- Возьми управление! Сёмка тут же взял в руки ручку управления вертолётом, подтвердив докладом:
- Управление взял!
- Да вот, Влад, - продолжала Клава, - опять тяжкие телесные повреждения, уже каждую зиму ее, бедненькую вывозим, убьет он когда-нибудь ее, изверг! И что за люди, избивает-то ее он по-зверски.
- Ну что, Клава, видно такие у них нравы. Мы ведь так себя не ведем.
- ещё бы... усмехнулась она.
- Мое дело, Клав, ее привезти! Твое - оказать первую помощь, врачей - вылечить. А остальное дело ихнее. Садимся-то вначале в Нумто?
- Да, в Нумто! Оттуда проводник до чума будет, говорят недалеко, километров пятнадцать всего.
- Найдем, Клавочка, найдем…! - подбодрил ее Влад, и, устремив свой взгляд вперед, сосредоточился на полёте. Сёмка же активно управлял вертолётом, контролируя его режимы по курсу, высоте, скорости, в уме представляя, как прилетит в настоящий чум. Хоть увижу его раз в жизни, посмотрю, какой он хоть есть. А то на севере родился, а чума не видел. Влад выглянул в салон вертолёта, взглядом нашел сидящего там Яшку и кивнул головой на сидение бортмеханика:
- Садись давай за него!
Яшка неторопливо зашел в кабину и сел на сидение.
- Садись, лётчик, работай! Яшка тут же достал из своего портфеля карту, положил ее себе на колени, внимательно вглядевшись в показания приборов скорости, радиокомпаса, времени полёта, в уме посчитал удаление от аэродрома вылета и определил примерное местонахождение вертолёта. «Теперь - думал он про себя, осматривая земную поверхность, - надо зацепиться за какой-то характерный земной ориентир». Ориентир же сам дал о себе знать. Город Белоярский возвышался над тайгой девятиэтажными домами. Дымил и парил, окуривая тайгу духом цивилизации.
Цивилизация ли это? - невольно возникал вопрос. Когда в реки выливаются тонны нефти, когда лоси такими, как Зуфар Мансурыч, отстреливаются с воздуха, площадями вырубается тайга, спаивается местное население…
- Белоярский? - спросил Яшка.
- Ага, Белоярский! - подтвердил Сёмка.
Так, теперь следующий контрольный пункт маршрута – п. Казым. Как бы в такт его мысли лётный спросил:
- Какой следующий контрольный пункт маршрута?
- Казым! - тут же ответил Яшка.
- На какой реке он?
Тут же, бегло глянув на лист карты, Яшка ответил:
- Казым!
- Считай, что потерял ориентировку, - иронично сказал лётный. – Ну-ка, посмотри ещё раз.
Вспомнив про подготовку в штурманской и счастливое лицо Шайбы, Яшка глянул ещё раз в карту и победно сказал лётному:
- Амня!
- Вот так ещё пойдет, - кивнул довольно лётный.
Заерзав в своем кресле от нетерпения, Сёмка шепнул:
- Гляди, Яшка, вон газотрасса идет.
С севера на восток широкой лентой, разрезая тайгу, шла нитка газотрассы Уренгой - Помары - Ужгород. Как муравьи, копошились на ней люди, тягачи тащили на себе толстые и длинные трубы. Север тянул людям тепло, благополучие, и не только стране Советской, но и всей Европе. Тяжелая техника, трубоукладчики, трактора, вездеходы, сотрясая девственную природу, пробуждая вековую тайгу, упрямо тянули на юг стальные нитки трубы. Вертолёт, нисколько не уступая тяжелой технике в своей силе, перекрикивая ее гулом турбин, грациозно, как белоснежный стерх, вызывая восхищение, заставлял землян смотреть на себя снизу вверх, чтобы они провожали его за горизонт своим взглядом. Мелькнул под фюзеляжем и газопровод.
- Ух ты…, - аж подпрыгнул в своем кресле Сёмка. В просторном сосновом бору, встревоженные гулом вертолёта, поднялись на крыло вечно загадочные своим черным окрасом, громадными формами, молчаливые глухари.
- Смотри Яшка, смотри, - подпрыгивая, в азарте закивал вниз Сёмка.
Яшка же флегматично глянул на летающих птиц, сам же для себя подтвердил место вертолёта на карте и сосредоточился на визуальной ориентировке, просчитывая очередной этап полёта. Влад нажал тангенту радиостанции и доложил диспетчеру МДП:
- Борт 22201! Березово район! Прохожу траверс п Казым. Расчетное время прибытия в Нумто два часа пятьдесят минут. Диспетчер тут же дал команду:
- Борту 22201 следовать на Нумто, высота сто пятьдесят метров. Прибытие в Нумто доложить. И тут же вновь в наушниках голос диспетчера запросил:
- Борт 22201 Березово район!
- На приеме 22201, - ответил лётный.
- 22201. Подскажите фактическую погоду по маршруту полёта. Лётный вновь нажал кнопку радиостанции и передал данные фактической погоды:
- Облачность шесть баллов. Видно десять.
Сёмка, ведя активное управление вертолётом с помощью автопилота, вел наблюдение за воздушным пространством, визуальную и радиоосмотрительность, при этом то и дело поглядывал на копошащуюся на земле живность.
- Ух ты…, - опять произнес зачарованный Сёмка, - смотри какой амбал! - кивнул Сёмка туда, на землю, где посреди болотины стоял, гордо подняв голову вверх, здоровенный лось. Плоская, как тротуар, спина его подчеркивала его громадные размеры. Белый окрас его задних ног, брюха делали его ещё больше красивым и мощным. Почему-то его не ставят в разряд хозяина тайги, отдавая эту роль волкам, медведям. Хотя, например эти лавры за его мощь, элегантность, силу, размеры, да и, наконец, полезность отдал бы именно ему. Яшка бегло глянул на этого четвероногого зверя и вновь сосредоточился на ведении визуальной ориентировки, контроле за воздушным пространством. Сверяя показания радиокомпаса, показания УГР-1 с показаниями КИ-13. Вот широкая впереди, как дорога, оленья тропа, поверх которой следы полозьев нарт. ещё минута - и вот оно, стадо оленье, управляемое пастухами. Каслалось куда-то далеко на север. Туда, откуда приходят лютые морозы и дует ледяной ветер. Вот после серий болот черная стена леса, петляющая в ней река Казым, и вот, ещё один контрольный пункт маршрута - деревня Юильск. До Нумто ещё девяносто километров. Судя по карте, вот-вот начнется серия громадных озер. Главенствующее вокруг которых, естественно, озеро Нумто, с востока на запад ширина которого равняется восемнадцати километрам. Действительно, пролетев ещё километров сорок, сосновые бора закончились, и перед фонарем кабины открылось белое безмолвие лесотундры. Вертолёт, заливая округу рокотом своих турбин, подходил к деревне Нумто, завершая первую половину рейса. На берегу озера черта перелеска с рыбацкой избушкой, курившей в небо дымком, говорила о присутствии жизни человеческой, на этой казалось бы безымянной земле. Озеро, под снежным панцирем, впечатляло своими размерами, седовато-белым безмолвием, переливающимися на фоне заходящего за горизонт красного диска солнца, барханами снега.
- Какая громадина, - восхищался увиденным Сёмка.
А вот и сам поселок Нумто, расположенный на юго-западном берегу озера. Домов десятка два, вокруг которых олени, запряженные в нарядные и красивые упряжки, по три, по два, по четыре. Влад взял управление на себя, с прямой прошел над этим ненецким поселком, и с высоты сто метров, после осмотра, определил место посадки. Нажав кнопку СПУ, дал экипажу команду:
- Контроль по карте, раздел перед посадкой на нерадиофицированную площадку. И сделав левый крен, стал строить маневр, для захода на посадку. Сёмка же, по коротковолновой радиостанции доложил о прибытии в Нумто и заходе на посадку. Вертолёт, уже сделав разворот над озером, был на предпосадочной прямой, заходя на выбранную площадку. Подойдя к ней, вертолёт завис, разгоняя по сторонам космы снежного вихря, и экипаж с высоты висения более детально осмотрел правую и левые полусферы. После чего командир, убедившись, что и сзади нет никаких препятствий, снизил вертолёт до касания с землей, продолжая держать его во взвешенном состоянии. Вот из клубов снежного вихря к вертолёту выскочил в синей малице с красивым охотничьим поясом по верх украшенном редкой красоты костяшками, разного назначения, клыками медведя, ненец, громадного роста, с раскосыми, как у китайца, черными, как ягоды смородины, глазами. По команде командира, бортмеханик открыл входную дверь, выскочил на улицу, бегло осмотрел место посадки, и жестом подняв палец вверх, показал, что плотность грунта хорошая, препятствий нет, можно уменьшить обороты несущего винта.
Народу у вертолёта становилось все больше и больше. И если например Сёмка, родившийся в этих краях, имел представление о народах ханты и манси, но такую красивейшую и пеструю палитру национальных одежд, он даже не представлял. Яшка тоже, широко открыв рот, смотрел на них, как на каких-то пришельцев из космоса. Нумтовские ненцы, или лесные ненцы - это вообще, отдельная тема для разговора, которая до дня сегодняшнего не воспета ни в стихах, ни в прозе. Хотя сказать о них, о их судьбе, истории - романа будет мало. Но сейчас не об этом. Здоровый ненец, который первый подбежал к вертолёту, не пользуясь выдвинутым из салона трапом, на пружинистых ногах запрыгнул в салон и бесшумно, как привидение, возник в кабине, и без труда оглядев экипаж, определил, кто главный.
- Карту давай! - громко приказал он командиру.
Многозначительно улыбнувшись ему, мол, слушаемся, товарищ начальник, Влад кивнул ему головой и одобрительно глянул на сидящего на правом сидении Сёмку.
- Вот, - показал ему карту Сёмка, карандашом указав квадрат Нумто. Ненец бегло глянул на нее и тут же ткнул в нее своим толстым, загрубевшим от суровой кочевой жизни пальцем. Заметив место, Сёмка сделал простым карандашом отметку на ней и, показав ему, переспросил:
- Здесь?
- Да! Да! – подтвердил, улыбаясь, тот.
Тут же забыв про него, Сёмка положил на лист линейку и от места посадки до точки прочертил черту. После чего замерил расстояние, получилось пятнадцать километров, курс от Нумто сто восемьдесят градусов. Сделав на карте эти наноски, подал командиру карту и доложил:
- Товарищ командир, удаление пятнадцать, курс полёта сто восемьдесят градусов.
- Хорошо! - сказал командир, глянув на проложенный маршрут полёта.
Кабина вертолёта наполнилась запахом перегара, смешанного с запахом сопревших шкур.
- Ну-ка, - послышался за его спиной голос Клавы.
Бравый ненец от ее голоса как-то сник, как-то ссутулился и боком вышел из кабины вертолёта.
- Ну вот! - печально начала она. - Больная лежачая, нужно будет сначала оказать ей помощь, положить на носилки - и в вертолёт. Полчасика подождете?
Влад щелкнул тумблером топливомера, замерил остаток топлива, проведя глазами по нарядным аборигенам севера, ответил:
- Ну что, подождем, конечно! Главное женщину спасти.
- Тут, Влад, на сохранение роженицу надо собой взять, возьмем? И врачей группа из медицинского института, из Ленинграда, пять человек, ученые, давай тоже увезем их.
- Хорошо, Клав, увезем, только времени у нас на все про все осталось минут сорок, не более. Перед фонарем кабины вертолёта появилась с ведром в руках в красивейшей национальной одежде, цветастом и кричащем на фоне снежной мглы платке женщина. Такие платки Сёмка на голове националок видел и в Березово. Русские, ни мама, ни бабушка таких платков никогда не носили, и где они их берут? - возникал в голове у него всегда вопрос. Ненка, сделав застенчиво просящий вид, показала командиру пустое ведро и замерла, в ожидании милости. Лесная красавица была одета в сшитую из разного меха одежду, отделанную стильными национальными узорами, явно несущими какой-то смысл. Скорее всего, принадлежность к тому или иному роду. А ее белые узорчатые кисы на ногах были сшиты из оленьих камусов, кричащие пестротой красок, орнаментов радовали и восхищали бы не только этнографа, но и любого туриста. Не смог отказать ей в просьбе и суровый командир, не смог! Бери, - кивнул он ей головой.
- Снежная королева - причем настоящая! - продолжал восхищаться ее красотой лётный.
- Керосину на лампу попросила, - пояснил он Сёмке. - Нальем, и так свету белого толком в тундре не видят. Бортмеханик налил неночке из отстойного крана ведро керосина, затем пропустил в салон улетающих пассажиров, закрыл входную дверь, и все, экипаж стал готовиться к взлету. Как губка, Сёмка впитывал все, что делает командир при выполнении полёта. Вот и сейчас Влад вывел режим работы двигателей до взлётного, и вертолёт как птица взмыл высоко над этой маленькой ненецкой деревушкой Нумто. Зафиксировав висение, чуть подработав ручкой управления, Влад пустил вертолёт в разгон. Деревенская суета вокруг прилетевшего вертолёта осталась далеко позади. Теперь надо точно выйти на нанесенную на карте точку, найти там заснеженный чум и выполнить там посадку. Место, судя по карте, было несложное. Чум стоял на берегу небольшого озера с красивым ненецким названием Йенто-ияй, через которое протекает река Парсавар. Влад, выйдя на рассчитанный Сёмкой курс полёта, рассмотрев поподробней карту, внимательно вглядываясь в переднюю полусферу, вел вертолёт к указанной точке. Нумто и его окрестности - вообще уникальная местность. В ее районе происходит громадный водораздел. Фактически в три стороны света растекаются мощные реки. Река Казым, в исток которой сейчас и следует вертолёт, течет с востока на запад, впадая в горную Обь. Река полноводная, с большими притоками, в которых водятся не только карповые породы рыб, щука и окунь, но и ценные, такие как нельма, пыжьян - представители отряда сиговых. Из самого же озера Нумто вытекает и стелется строго на север всем известная река Надым, с большими притоками - левая и правая Хетта. И, наконец, Лямино, Пим, Катучияха - реки, которые текут на юг, в верхнее течение реки Обь. Вертолёт, двигаясь вперед, миновал береговую черту озера, с ее трехкилометровой прибрежной полосой, небольшими речушками, втекающими в берег озера. Впереди километров с семь, тундрочка, за ней черно-синяя стена леса. Это вершина реки Казым, это и есть район посадки за госпитализируемой женщиной. Теперь надо точно выйти на отмеченное на карте озеро Йенто-ияй. Увидеть чум и после подбора площадки с воздуха приземлить вертолёт. Слаженная и четкая технология работы членов экипажа - залог успеха.
Вертолёт, ворвавшись в черное таежное урочище реки Казым, прошел над ней и точно вышел на это чуть вытянутое с запада небольшим аппендиксом озеро. Справа по борту, пуская в небо дымок, стоял чум, возле него стадо оленей, штук пятьдесят. Влад выполнил левым бортом маневр, определил место посадки и с севера вышел на предпосадочную прямую. Вертолёт похлопывая в воздухе лопастями, урча турбинами, заходил на посадку, на безымянную точку в ненецкой тундре. Неискушенный в лётном деле наблюдатель за действиями командира, пусть то при взлете, пусть при посадке, не увидит никаких активных движений рычагов управления. Наоборот, у него создастся мнение, что вертолёт управляется сам. Вот вертолёт завис над береговым бугром, разгоняя по сторонам снежный вихрь, вот появились в снежном облаке и первые ориентиры - вначале темные пятна, а затем проступили из снежной мглы штабеля затаренной в мешки рыбы. Прямо по курсу метрах в пятидесяти проглянулся приземистый чум, из входа которого на прилетевший вертолёт глядела седая голова. Зависнув на пяти метрах, Влад переместил вертолёт на твердую почву, и отдав ручку управления двигателем вниз, коснулся амортстойками земли. Бортмеханик выпустил Клаву на улицу, убедившись, что место приземления пригодное, Влад сбросил обороты двигателей.
Снег, летающий в воздухе от винта вертолёта, осел, и как на какой-то картине живописца перед экипажем открылась необычной красоты северная картина, назвать которую можно было, например: «Стойбище ханты». Художника не хватает здесь только. Круглый, конусообразный чум со сплетенным сверху пучком остроконечных жердей - это остов чума. Первый слой обтягивается, если это зима - сукном, и лишь сверху надевается покрытие из стриженых оленьих шкур. Вот вам жилище к зиме готово. Скажу вам честно, в сорокаградусные морозы в нем холодно, спасаешься во сне лишь только под толстым слоем одеял. Буржуйка не успевает нагревать его помещение. Перед чумом в два ряда стояли деревянные нарты с деревянными коробами сверху - это обозные нарты, на которые грузится разобранный чум, скарб житейский, в нарты запрягаются олени, и обоз этот кочует по тундре.
И для чего кочуют…? Задают такой вопрос многие неискушенные в северной жизни люди. Во-первых, как замечено кем-то, движение - это жизнь. Во-вторых, каслаются (кочуют) для смены оленьих пастбищ, свежих охотугодий, где ещё не выбит зверь. Не обловлены рыбные речки.
Клава с чемоданчиком в руках, укрываясь в воротник от потока воздуха, идущего от вращения лопастей несущего винта, привычно откинула суконную створку входа в чум, и исчезла в нем. Бортмеханик, понагибавшись под фюзеляжем вертолёта, обследовав почву и убедившись, что она крепка, жестом показал, что можно ещё уменьшить обороты двигателей. Смеркалось. На землю опускались плотные сумерки, темные молчаливые кедры ещё больше сгущали мглу. Поглядывая на чум, Сёмка в душе пожалел женщину, изувеченную мужем, хотя видеть-то ее он ни разу не видел.
- Ну что, пусть Яков в кресло садится, - сказал Сёмке Влад.
- Хорошо, - послушно кивнул головой Сёмка, и сложив в портфель полётные вещи, вышел в грузовую кабину.
- Иди, - кивнул головой он Яшке. И положил свой портфель на боковое сидение. По опущенному с вертолёта трапику вышел на улицу. Даже ему, северянину, выросшему на севере, становилось не по себе от мысли: как тут живут? Вот улетит вертолёт, на этот, казалось, крохотный чум свалится ночная чернь, загудят от ветра макушки вековых кедров, вокруг загуляют злые лесные духи, приведения…, от таких мыслей стало как-то даже не по себе. В опровержение Сёмкиных мыслей из чума выскочили два маленьких, наверно, первоклассного возраста, мальчишек, обутых в оленьи кисы, один из которых, приставив к своей головке две березовых ветки, подражая красавцу оленю, другой же мальчуган, не обращая внимания на работающий вертолёт, с длинной палочкой в руках бежал следом за ним, имитируя ездока. Перепрыгивая через напиленные вокруг чума дрова, мешки с рыбой, ямки мальчишки обежали чум, нарты и так же внезапно, как и выскочив из него, снова вбежали в чум. Вот из этого кочевого жилища вышел мужчина с белой шевелюрой на голове, в красивых меховых кисах на ногах и пошагал в сторону вертолёта... Не поднимая головы на людей и даже глаз, он подошел к бортмеханику и сказал:
- Носилки дайте! Тот тут же подал ему их, и белый Хант, взвалив их на спину, сутулясь, понес их в чум. Видно, дело было действительно плохо.
- И зачем так женщину бить?! - сокрушался про себя вслед ему Сёмка. Сумерки с каждой минутой неумолимо съедали оставшийся ещё от прошедшего дня белый свет ещё минут пятнадцать - и на этот таежный урман свалиться ночь. Из чума опять стремительно выбежал мальчуган с теми же березовыми веточками у виска, изображающими оленьи рога, ловко перепрыгивая нарытые оленями ямки, затем, поменяв направление своего бега, развернув его в сторону вертолёта, подбежав, остановился:
- Иди! - дернул он за рукав бортмеханика, пальцем показав в сторону чума.
Тот, покрепче уместив на голове каракулевую шапку с кокардой, как великан, переваливаясь из стороны в сторону, пошагал в чум. Видно, вытаскивать оттуда на носилках больных было ему не впервой. И вот, больная с синим, опухшим до неузнаваемости лицом, на носилках, над таежной землей поплыла в вертолёт. Сёмка, косо поглядывая на ее безжизненное лицо, невольно подумал: выживет ли..?
Носилки осторожно поместили в грузовую кабину. Виновник ее состояния, мужичок с седой головой, видно, глубоко сострадая ее мучениям, нагнулся к ней, ладошкой погладил по ее голове, поцеловал ее и, сутулясь, едва шевеля ногами, пошел на выход, приостановившись у него, глянул на Сёмку и, дыша каким-то кислым перегаром, сказал:
- Бражки много она пил…., - спрыгнул из вертолёта, и едва шевеля ногами, пошел в чум.
Вертолёт стал набирать обороты, бортмеханик закрыл входную дверь, Сёмка же, стараясь не глядеть на пострадавшую женщину, уткнулся в иллюминатор, за которым была уже почти ночь. Даже снег, взметаемый винтами, казался в сумерках уже не белым, а грязно-серого цвета. Вертолёт взлетел, и с правым креном становясь на свой курс полёта, стал набирать высоту. В ушах потрескивало, видно, набираем эшелон, - улыбнулся почему-то про себя Сёмка. Если на высоте было светлей, чем у чума, то минут через пятнадцать темно стало и в небе. Ощущение полёта можно было понять лишь только по подрагиванию машины.
Яшка, успокоившись от эмоций, полученных при взлете, продолжал управлять вертолётом, идя в наборе до заданного командиром эшелона - тысяча двести метров. Полёт осуществлялся ночью по приборам.
- Проверить авиагоризонты! - дал указание ему командир. Ручкой управления Яшка осторожно качнул вертолёт вправо и влево. Стрелка прибора с крылышками самолёта, тут же подтвердила наличие левого и правого крена. Глаза без отрыва контролировали показания авиагоризонта, вариометра, указателя скорости, курсовой системы. Вертолёт, наконец, добрался до высоты тысяча двести метров, по давлению семьсот шестьдесят миллибар. И Яшка перевел его в горизонтальный полёт. Облачность была десять баллов, и пробить до конца ее вертолёт не смог. Не было видно звездного неба, перед фонарем кабины зияла темень, параметры полёта приходилось контролировать лишь только по приборам. Но ничего, спокойная размеренная работа командира вертолёта внушала спокойствие, придавала уверенность, и вот стрелка радиокомпаса при пролете радиомаяка г. Белоярский стала отклоняться и вконец упала на сто восемьдесят градусов.
- На Березово? - спросил разрешение настроить курсовую систему Яшка.
- Конечно! - одобрительным голосом подсказал Влад.
Яшка тут же настроил частоту дальнего привода своего аэродрома, и кончик стрелки радиокомпаса снова стал смотреть вперед. Бортмеханик открыл дверь в грузовую кабину, осмотрел ее и, убедившись, что в ней все нормально, вновь замер на своем рабочем месте. Чем ближе вертолёт подлетал к своему аэродрому, тем радостные эмоции все больше вселялись в Яшкину грудь. Ведь первый лётный день, почти семь часов налёту. Не с кем-то, а с самим заместителем командира лётного отряда.
Но…, отбросив подальше ненужные эмоции, Яшка опять сосредоточил внимание на приборной доске. Влад же, нажав кнопку радиостанции, запросил у диспетчера фактическую погоду аэродрома. Диспетчер строго и официально сообщил метеоданные аэродрома:
- Облачность десять баллов, высота шестьсот метров, видно восемь, ветер неустойчивый три метра. Температура воздуха Минус срок два градуса. Давление семь пять ноль.
- Понял, борт 22201, рассчитываю Березово в пятнадцать минут, - закончил радиосвязь Влад. Глаз Яшки скользил по приборной доске, переходя от одного прибору к другому. Интуитивно Яшка смотрел на командира и ждал команды о начале снижения. Взгляд почему-то заострился на стрелке тахометра, которая, как показалось, чуть дернулась в сторону уменьшения оборотов. Что такое… - обернулся, ещё не веря, к командиру Яшка, как стрелка тахометра дернулась вновь и движки вертолёта, как бы задохнувшись, враз прекратили работу. Приятный женский голос в наушниках сообщил:
- Отказ левого и правого двигателей. Настала тишина, лишь только шуршание об воздух лопастей несущего винта говорило поступательной скорости. Вертолёт заводило из стороны в сторону. Влад тут же спокойно взял ручку управления вертолётом, ручку шаг газа энергично опустил вниз до упора. А ручкой управления устранил разбалансировку вертолёта в воздухе. Яшка, вжавшись телом в спинку кресла, доложил:
- Отказ левого и правого двигателей. - Хотя понятно было всем и без него, что произошел отказ.
«Все или не все?» - молнией пронеслась у него в голове первая мысль. За фонарем кабины по-прежнему была темнота. Сомнения и страх Яшки, мгновенно развеял командир вертолёта, сосредоточено и флегматично дав указание:
- Закрыть стоп-краны! Закрыть пожарные краны! Выключить генератор, вертолёт обесточить. Бортмеханик, выполнив указание командира, исчез в грузовой кабине. Теперь его задача перед приземлением открыть аварийные двери и люки. При аварийной ситуации стоп-кран и пожарные краны закрываются, для того, что прекратить подачу топлива в неработающие двигатели, чтоб предотвратить их возгорание в воздухе. Генераторы отключаются, чтобы вертолёт обесточить. Вертолёт продолжал сыпаться вниз. Вертикальная скорость по прибору показывала около одиннадцати метров в секунду.
Вертолёт МИ-8 рассчитан для посадки на авторотации, т.е. с выключенными движками, при умелой работе командира вертолёта. Сейчас же все решали выдержка и мастерство командира. Расчет действий шел на секунды. А в определенный момент и на доли. При скорости одиннадцать метров в секунду вертолёт терял в секунду почти сто метров высоты. Минута сорок - вот время падения вертолёта с высоты тысяча двести метров, до земли. Подработав ручкой управления на себя, Влад установил истинную скорость сто километров в час. Обороты несущего винта по тахометру показывали сто пять процентов.
Многовато… для самовращающегося винта, - увидел Влад, могут уйти вразнос - и ручкой шаг газа чуть затяжелил их, и скорость вращения остановилась на ста процентах. Яшка беспрерывно докладывал высоту, скорость снижения, скорость вертолёта, скорость направляющего винта. Темнота по-прежнему царила за бортом вертолёта, и лишь только когда стрелка высотомера миновала высоту шестьсот метров, прямо по курсу экипаж увидел огни родного поселка. Вот главная составляющая для победы в любой ситуации, вслед за командиром Яшка морально овладел ситуацией и беспрерывно считывал вслух показания приборов. Влад, увидев после пробивания вертолётом нижней кромки облаков, прямо по курсу, зацепился взглядом за белое пятно на земной поверхности и нацелил место приземления туда. Палец тут же автоматически выпустил и включил фару.
- Высота двести! - доложил высоту Яшка. - Скорость сто.
На интуитивном уровне Влад выполнял нужные действия на этом этапе полёта.
- Так…, догашиваем скорость, беря ещё больше ручку управления на себя. Уменьшая таким образом истинную скорость до минимума.
- Вертикальная скорость восемь метров в секунду. Высота сто. - докладывал Яшка. - Скорость сорок, высота сорок.
- Пора подсечь! - екнуло в голове. И ручкой шаг газа вверх на три градуса, подсек раскрученные воздушной массой лопасти несущего винта. От сопротивления вспученных против набегающей воздушной массы, на лопасти, вертолёт как бы «вспух», задрожал в воздухе, и замерев в воздухе, стукнулся слегка об землю. Его сильно накренило вправо, видно, стойка шасси попала в какой-то ручей. Лопасти несущего винта, ещё повращавшись, наконец замерли. Тишина. Влад посмотрев на Яшку, наконец произнес:
- Ну что, оказывается, и без движков мы умеем летать!
В растерянной улыбке Яшка что-то прокивал головой в ответ и явно, ещё находясь в шоке, уставился куда-то за темноту блистера, где за макушками тальников просвечивает зарево поселка.
Сядьте и Вы в кресло командира в вертолёт, который летит ночью, в облаках, в отсутствии видимости, в момент, когда откажут два двигателя и вокруг воцарится тишина. Останутся лишь Вы, и штурвал управления. Сможете совладать с собой? Когда вертолёт камнем падает вниз? Уверяю Вас - ужаснетесь. Сможете ли Вы все выполнить в соответствии с ситуацией? Убежден, если Вы настоящий мужчина, то сможете. А если нет, то в кресло вертолёта вас не затянет никто. Удел ваш - низ.
Вот и победа духа человеческого, мастерства, выдержки. Вытяни командир шаг газ раньше необходимой высоты, вертолёт вспухнет, остановится на мгновение высоко в небе и оттуда затем камнем рухнет на землю. Проморгал, подсек позже, в землю врезался. Бортмеханик уже эвакуировал пассажиров. Ссаживал с накренившегося вертолёта врачей. Из грузовой кабины слышался плач находящихся ещё в шоке пассажиров. Клава, нервно смеясь, все приговаривала «Ну вы даете!», не понимая, что до сих пор находится в состоянии аффекта. Толком не понимая, что произошло, больная на носилках под ненецким именем Укони, спросила:
- Прилетели уже?
Сёмка сидел рядом с кабиной, не успев даже испугаться. Глядел в кабину и ждал от командира указаний.
- Березово старт! Борт 22201. - вышел в эфир Влад.
- Слушает Березово старт, - ответил хриплый голос диспетчера.
- Борт 22201, посадка в районе Березово с отказом двух двигателей.
После паузы в эфире диспетчер запросил:
- Борт 22201 ваши координаты.
- Борт 22201, удаление пятнадцать, азимут сто градусов. Стрелка наружного термометра показывала за бортом минус сорок два градуса.
- Эвакуацию прекратить! Двери и люки закрыть, - распорядился Влад, убедившись, что опасности возгорания нет.
- Ну вот, Яша, - почему-то немного заискивающе произнес командир, - вот такая технология посадки с отказом двух двигателей ночью. Запоминай, пригодится. Понял?
- Понял, товарищ командир, - ответил Яшка.
Влад достал из-под рубашки крестик, поцеловал его. И видно, не зная ни одной молитвы, сказал, глядя куда-то в ночную даль:
- Спасибо тебе, Господи Иисусе Христе!
С момента отказа двигателей в воздухе до момента касания земли прошло всего минута сорок секунд. В душе же казалось, что прошел век. На смену собранности, хладнокровию, выдержке в души лётчиков стал вкрадываться какой-то драйв. Яшке стало казаться где-то там, в дальнем уголке сознания, что вертолёт продолжает падать вниз, и ноги почему-то сами по себе стали подгибаться в коленях, от мнимого столкновения с землей, после понимая, что опасность позади, поднял их и упер пятками в сиденье кресла. Влад же, обхватив руками живот, как при боли, согнулся и уставился взглядом куда-то вниз. Руки после чего беспорядочно стали ощупывать кожух приборной доски, края сидения. Тишину прервал голос диспетчера:
- Борт 22201, Березово старт.
- На приеме 22201! - ответил Влад.
- Готовится вылететь к вам 22633, будьте на связи. Спрашивают, пострадавшие есть?
- Борт 22201, пострадавших нет. Посадка на вынужденную произведена в соответствии с руководящими документами, - на казенном языке ответил диспетчеру Влад.
- Командир! - с улицы в блистер постучал бортмеханик.
- Ну? - спросил Влад, приоткрыв блистер.
- Заиндевели и заледенели дренажные трубки топливных баков!
- Странно, - произнес Влад. - Ведь должно было произойти сжатие баков и топливо выработаться до конца…?
В вертолёте в топливных баках есть резиновая оболочка, на случай прекращения работы дренажной системы. И при отсутствии воздуха, поступающего в бак, она по мере вырабатывания топлива начинает сжиматься. И топливо из баков таким образом вырабатывается все. А тут…? Да ладно, махнул про себя рукой Влад, комиссия разберется. Вертолёт в салоне уже выхолодился, температура воздуха в салоне сравнялась с уличной.
- Включи печь, - сказал командир бортмеханику, - а то люди померзнут. Пусть работает, насколько аккумуляторов хватит.
- Сейчас, - кивнул головой тот, немного погодя печка зажужжала, из воздуховодов в салон пошло тепло.
- Вот так-то лучше, - буркнул себе под нос Влад и устремил свой взгляд куда-то в темную даль, то и дело с тревогой поглядывая в сторону зарева, идущего со стороны Березово. Загадок и тайн по поводу вынужденной посадки впереди было ещё много. Случай особый, начнутся комиссии, расследования, разборы. Умников много, без вины виновным можно оказаться в любой момент.
В наушниках послышался запрос на запуск:
- Березово старт, 22633. Разрешите запуск! - послышался голос члена экипажа, вылетающего к месту аварии. ещё через десять минут в небе появилась мигающая красным огнем летящая точка.
- Борт 22201! 22633, видишь меня? - запросил командир.
- Вижу, - ответил Влад и включил бортовые огни. - А ты меня?
- Теперь вижу, - ответил 22633.
Пройдя над сидящим на вынужденной посадке вертолётом, 22633 включил фару, и на малой скорости сделал ещё два захода в районе аварийного вертолёта и лишь после этого, сделав маневр, стал заходить на посадку. Все-таки совершенна мысль человеческая, лишь только с помощью ее человек создал летательный аппарат из железа и стал на нем летать. Летать даже ночью. Как инопланетный корабль, с включенными прожекторами, вертолёт МИ-8, плавно снижаясь, заходил на посадку. Красиво, скажу я вам, смотреть на это со стороны. Вот взаимодействуя воздушным потоком с земной поверхностью, вертолёт завис, подняв с промерзшей земли клубы снега, и раздув его по сторонам, коснулся земли.
- Ну что, лётчики! - улыбнулся Сёмке и Яшке Влад. - Молодцы, хорошо летаете, испытание прошли, только вот что я вам скажу. Сейчас начнется новое испытание, и вам его придется пройти. Первое. Никому ничего не болтайте и не рассказывайте. Молчите и все, как будто ничего не было. А там, что надо где-то сказать, я вам подскажу. Отказ двух двигателей - это серьезное авиационное происшествие, которое завтра же будет расследовать комиссия, и, как принято, в авиации все шишки будут сыпаться на лётчиков. То есть на нас. Да и что сказать, не любят в нашем обществе победителей. Им завидуют, их преследуют, забывают. Лишь редкому удается надеть на шею венок славы. Да и вспомним последнюю историю государства нашего. Маршал Жуков, блестящая звезда побед великих, был затенен, слава его затеняла мундир бездарных лидеров. Маринеску был списан на берег, и умер в пьянстве. Лишь только потом «талантливые» историки рассказали о его подвиге всем. Список этот можно продолжать и дальше, только зачем, давайте лучше увидим и поздравим героев сегодняшних.
- Все поняли?
- Угу…, - кивнули головами парни. ещё совсем не осознав, что были недавно на волосок от смерти. Дверь вертолёта открылась, и без трапика в салон влетел с испуганными глазами начальник АТБ. Увидев группу врачей, носилки с больной, экипаж, сидящий на своих рабочих местах, он замер, испуганно оглядывая всех, потом, как бы опомнившись, задал нелепый вопрос:
- Все живы?
- Живы, живы! - вяло проговорила лежащая на носилках женщина, все ещё думая, что вертолёт прилетел на место. Вот по трапу в вертолёт поднялся начальник смены службы ВОХР (военизированная охрана), инженер АТБ и ещё кто-то в овчинной шубе.
- Так…, - холодным начальственным баритоном распорядился тот, кто в шубе, - эвакуируем больную, затем пассажиров.
Женщина в цигейковой шубе, из-под которой проглядывал медицинский халат, съязвила ему почему-то:
- Себя эвакуируйте лучше, а мы сами выйдем!
- Пересаживаем, - со злобой в глазах поправил его тоже бортмеханик.
Не мене зло посмотрев на него, в овчинном тулупе, ответил:
- Ну, на эту тему мы поговорим завтра. А пока давайте, берем носилки, - кивнул он головой начальнику АТБ, а сам, заглянув в кабину, представился:
- Майор КГБ Швырко! - и не делая никакой паузы пояснил: - Мы ни в чем вас не обвиняем, но портфели с полётной документацией сдайте мне.
- Отдай! Кивнул Яшке головой Влад. Яшка сложил туда задание на полёт, штурманский бортжурнал, полётную карту, линейку НЛ10, щелкнул, закрывая его замком:
- Возьмите! И протянул его майору.
- Тот, взяв его, казенным взглядом посмотрел командиру в глаза и угрожающе произнес:
- И вы эвакуируйтесь! - и исчез в грузовой кабине.
- Ну что, поехали, - оптимистично произнес Влад. - Победителей не судят, - и вышел из кабины, в которой ещё полчаса назад свершил подвиг. Увидев вышедшего из кабины командира, КГБшник ещё больше завизжал:
- Давайте, давайте, покидайте вертолёт Что медлите…, как маленькие!
Расправив плечи, Влад прямым взглядом посмотрел на него и командирским взглядом сказал:
- Лишь только после Вас, товарищ пассажир! Руководящие документы так говорят, - сжав до синевы свои тонкие губы, майор сник, и ехидно, с затаенной злостью ухмыльнулся и выпрыгнул из вертолёта. Начальник АТБ выключил отопитель, осмотрел салон, посмотрел на командира, сказал:
- Пошли, командир, все нормально, ты у нас герой сегодня! - и сбежал по трапику на землю.
Сошел и Влад, быстрым шагом пошел на тот борт, прибывший по аварийно-спасательным работам. Сёмка и Яшка стояли уже у того борта, поджидая своего командира, скрывая в воротниках свои носики от воздушного потока.
- Ну что, пошли, что стоим, - подтолкнул их в салон Влад.
- Привет лётчикам, - кивнул головой он командиру вертолёта 22633.
- Привет, привет! - заулыбался командир, - ну молодец ты, Влад, я горжусь тобой, - похвалил его тот.
- Да ну…, - только что и смог сказать про себя в ответ Влад. Хотя осознание того, что тебя прилетели спасать, заводило в какой-то эмоциональный кризис. Лишь ликующие восхищенные взгляды спасенных врачей подтверждали и оправдывали себя в собственных глазах. Вертолёт плавно взмыл в небо и перелетел на базу. По-самолётному сел на полосу, плавно покачиваясь на ямках, порулил на перрон. И развернувшись у заиндевелого АН-2, выровнялся по линеечке, чуть поработав, выключил двигатели. Подъехала скорая помощь. Больную переместили в нее, Клава, дождавшись, когда командир 22201 сойдет на землю, обняла его, похлопала по плечу и сказала:
- Ты герой, Влад. - И вам спасибо, мальчишки, - повернулась она к Сёмке и Яшке.
Влад по-мужски ей в ответ пожал своими плечами. И Клава зашла в свою медицинскую карету.
Наверное, поняв, что своей убежденностью вины экипажа КГБшник допустил перебор, майор подошел к Яшке, протянул ему изъятый портфель с полётной аэронавигационной документацией, пробурчав:
- Возьмите, он, наверное, нам не нужен. Яшка принял его, и экипаж пошагал в эскадрилью.
- Ну что, лётчики, завтра явочный день, в девять как штык будьте на работе и помните мой наказ, - и посильней нахлобучив на голову шапку с кокардой, пошагал в сторону родного уже авиагородка.
- Слышь Сёмка? - обратился к нему Яшка. - Чебураха на базировку улетел в Надым, ночуй у меня сегодня, что толку, что будешь всю ночь гулять по поселку, туда, потом обратно. Пошли!
- Угу, согласился Сёмка, - пошли только портфели сдадим в БАИ.
Тихонечко парни прошли в Яшкину комнату:
- Будешь чай? - спросил Яшка.
- Нет, не буду, - поморщился Сёмка, хотя за день они не съели ничего ни крошки. За исключением чашечки чая в полёте, из принесенного заботливым бортмехаником термоса. Эмоциональная усталость первого лётного дня давала о себе знать. Сёмка разделся до трико, прилег на Чебурахин диван, сверху прикрылся его шубой и попытался уснуть. Спать хотелось, усталость давала знать, в голове же прокручивался как кинолента прошедший полёт. Сёмка фактически и понять ничего не смог. Раз - и гула движков не стало. Вертолёт закачало, в кабине голоса экипажа. Бортмеханик, открывавший дверь, за иллюминатором темнота, лишь шуршание лопастей об воздух, их похлопывание. Потом торможение, касание земли, заваливание вертолёта вправо. Яшка тоже ворочался, ему больше пришлось ощутить на себе этих летных «измов», почему все время казалось что вертолёт продолжает камнем лететь вниз и вот-вот, произойдет удар. Чуть поворочавшись еще, парни уснули. Молодость, сила энергия взяли над эмоциями верх.
На авиапредприятии на завтра по поводу вчерашней вынужденной посадки, началась суета. Подготовка к приему комиссии из управления, для расследования причин происшествия. Изымались и опечатывались ленты с записью радиообменов между диспетчером и экипажем вертолёта, совершившим вынужденную посадку. Задача стояла одна - найти виновных. Принять меры. АТБ просматривала формуляры бортовой документации на вертолёт 22201, и по прибытии комиссии из Тюмени, поспешили доложить:
- Вертолёт 22201 был выпущен в полёт в исправном состоянии. И как логическое завершение, после осмотра его, установка причины отказа работы двигателей - обмерзание, обледенение топливно-дренажной системы. Отогрев вертолёт на месте вынужденной, его запустили, проверили работу на всех режимах и перелетели на аэродром.
ГСМ тоже доказала свою невиновность, документы, лабораторные исследования топлива тоже говорили, что все хорошо. Ни у кого в тот день не перемерзло, а у них перемерзло. Круг подозреваемых сужался. И, как заведено было в тех, Чеховских рассказах - виноват был лётчик. И не глядя на широкие лычки, и громадный опыт командира 22201, камни негодования полётели в него.
- Какой у вас налёт? - переспросил Влада председатель комиссии по расследованию. Своей внешностью он почему-то сильно походил на Зуфара Мансурыча. Того командира вертолёта, которому во время отстрела лосей с вертолёта горе-охотник прострелил топливный бак. В глазах председателя уже светилась предвзятость мнения. Так как других выводов по авиационному происшествию сделать не удалось.
- Шестнадцать тысяч часов скоро будет, - ответил Влад.
- Хороший лётчик! - похвалил его ехидный инспектор. - Наверное, вопрос безопасности полётов для Вас самый главный?
- Естественно, согласился с ним Влад, стараясь понять, куда тянется нить разговора.
- Ну вот и хорошо, - потер довольно ладошки этот плюгавый инспектор. - Как Вы считаете, можно ли на вертолёте МИ-8 добиться ста процентов безопасности выполнения полёта?
- Почему нельзя, можно, - ответил Влад.
Тот, все больше и больше нагоняя на себя апломба, продолжал:
- Простите, а как?
Влад бегло глянул на него и также дипломатично произнес:
- Простите, товарищ инспектор, со мной не надо так разговаривать, издевки я не потерплю. Этот вопрос даже не ко второму пилоту-желторотику, который был со мной в экипаже и выполнил свои обязанности на сто процентов. Давайте лучше, инспектор, говорить все по сути.
- По сути, так давайте по сути, - проговорил, зло прищурив глаз, инспектор. - Странно вот получается, товарищ командир. Вам дают исправный вертолёт, заливают его хорошим топливом. Вы принимаете его, летите, и ни с того ни сего в полёте выключаются двигатели. Причем заметьте, командир, ни у кого в тот день двигатели не отключились, а у вас отключились. Влад усмехнулся и сказал:
- Получается, я им не понравился, они обиделись и отключились.
- Вот на эту тему мы сейчас и поговорим, - промолвил инспектор, в волнении опять почесав свои пухленькие ладошки. - Вот вы возразили на мое замечание по поводу безопасности полётов. Хотя передо мной лежит выписка из вашего радиообмена. Во-первых, не вижу в ней вашего доклада диспетчеру об отказе двигателей и вынужденной посадке. Во-вторых, почему не включили при авторотации сигнал СОС?
Усмехнувшись, Влад опять посмотрел на него и спросил:
- Вам приходилось совершать вынужденные посадки ночью с отказом двух двигателей? С тысячи двухсот метров, сколько времени Вы будете падать до момента приземления, если вертикальная скорость одиннадцать метров? Вы считали?
- Нет, не считал, - ответил инспектор.
- А зря, - осек его Влад. - Так я вам скажу: минута сорок секунд. Что важнее, передавать данные, включать СОС - или важнее заниматься пилотированием, гасить скорость, выдерживать обороты, устранять разбалансировку вертолёта?
- Хорошо! - опять ускользнул от ответа инспектор. - Вы, командир, товарищ в лётном деле подкованный, и легко уходите от всех претензий, тем самым легко скрываете истинную причину авиационного происшествия. Вопрос: когда Вы фактически отказались включить сигнал СОС и не доложили диспетчеру об отказе двух двигателей, Вы подумали о группе врачей, которых Вы и на борт-то брать не имели права? Почему Вы их не оформили? Отвечу, потому что оформлять их Вы как пассажиров не имели права! Нарушил?
- Ну и что дальше? - брезгливо ответил ему Влад.
- Дальше, товарищ командир, у Вас пошли одни нарушения. Это Вы считаете себя героем, а у нас вот в комиссии другое мнение. Кстати, Вы и лётным отрядом также руководите? Вот, смотрим расшифровку бортовых самописцев. Воздушная скорость увеличенная. За счет чего ты ее увеличил и зачем? На бутылку торопился? Увеличить ее ты мог лишь только за счет неправильного режима полёта, а, попросту говоря, установил режим повышенной мощности движков, отсюда повышенный расход топлива, более мощный всос, от чего и не справилась дренажная система и обледенела. Далее, - багровея, перечислял обвинения инспектор, повышая все больше и больше свой визгливый голос. - Неправильно выбраны условия выполнения полёта. Почему Вы выбрали высоту полёта тысяча двести метров, а не тысяча пятьсот, ведь в прогнозе погоды говорилось, что верхняя кромка облаков именно тысяча пятьсот метров? Вот Вы и выполняли полёт, товарищ командир, в условиях сильного обледенения. Отчего и перемерзло у вас все к чертовой матери!
Влад спокойно выслушал очередной обвиняк и спокойно возразил:
- Вот интересно было бы знать, товарищ инспектор, кто эту верхнюю кромку вам мерял, там, особенно в районе Нумто? Тут, в районе аэродрома ее можно замерить лишь только глазомерно, путем пробивания облаков воздушным судном, это раз. Второе, товарищ инспектор, ищу я по вашему методу прогнозируемую верхнюю кромку облаков, набираю тысяча пятьсот метров - нет ее! Набираю ещё триста метров - опять нет! ещё триста в условии облачности - опять нет. Кстати, а Вы знаете, товарищ инспектор, что при пересечении верхней кромки облаков Вы проходите образующийся на ней инверсионный слой, в котором наиболее интенсивное обледенение? В котором могла обледенеть не только дренажная система, но и лопасти несущего винта, например, фюзеляж. А при отказе двигателей до земли координированно могли б и не долететь. Так что, правильно я все сделал, товарищ инспектор! Убежден! Что высота полёта выбрана была мной и рассчитана верно! По поводу группы врачей, как Вы смеете говорить, что я их вез зайцами, поясняю следующее: заказчиком санрейса была центральная районная больница, именно по указанию их представителя я и взял на борт группу врачей и роженицу. По предельно допустимой загрузке они проходили, даже с запасом. А то, что их не успели вписать в заявках на полёт, лишь только по нерасторопности молодых лётчиков, которым этот случай послужит хорошим уроком. А если б мы хотели скрыть этот момент, то скрыли бы, уверяю Вас, без труда.
- Хватит! - сердито перебил его инспектор. - Выводы комиссии я обозначил, причиной отказа двигателей явилось пренебрежение к руководящим документам экипажа воздушного судна, выбора неправильного режима двигателей, режима выполнения полёта, повлекшее попадание в условия сильного обледенения. В перевозке на борту неоформленных должным образом пассажиров… - и поморщившись, инспектор глянул вскользь на Влада и проговорил: - идите, товарищ командир, идите... с Вас ещё последняя объяснительная по поводу нашей беседы. Ждите выводов комиссии в приказе. Да… еще, пригласите-ка ко мне вашего второго пилота, Яша, однако, его зовут!
Недоуменно кивнув ему головой, Влад вышел из не особо приветливого кабинета. У лестницы, облокотившись локтем о перила, выжидающе глядя на дверь, из которой должен был выйти Влад, стоял начальник службы АТБ.
- Ну как дела, - опережая Влада, спросил он.
- Да ну их, - независимым голосом ответил он. - Стрелочника ищут. Только найти вот не могут. Облачность, сильное обледенение, неправильный режим полёта… «Плач Ярославны» у них, а не выводы. Причину обледенения дренажной системы они так установить и не смогли.
- Вот я и пришел о том сказать, - вклинил свое слово начальник АТБ. - уже не первый раз авиатехники и инженеры наблюдают это обмерзание, но чтобы так, перехватило наглухо - это первые. Хотя все логично.
- Ну а эти выводы не сможешь доложить комиссии? - В упор посмотрев на него, сказал Влад.
- Хм…, - хмыкнул умудренный житейским опытом начальник АТБ, - это равносильно тому, Влад, что я умнее конструктора! И выводов различных министерств, которые одобрили эту дренажную систему, мне не оспорить. И с юмором улыбнувшись, добавил:
- В психушку мне пока не охота! Но, уважая тебя, Влад, как лётчика, подкреплю твои аргументы вот этими замечаниями. Одно от авиатехника, другое от инженера. О том, что тоже замечалось ими обкурживание и обледенение дренажных систем вертолёта.
- Да…, хороший документ нашел, - в благодарности похлопал по плечу начальника Влад. - Вообще этому вопросу надо уделить особое внимание, хорошо, в это раз обошлось, а если бы не обошлось? Обязательно эти замечания приложу к работе комиссии. И выйду с предложением о направлении на завод рекламации. Из кабинета Влад набрал номер третьей эскадрильи и попросил Яшку зайти к инспектору.
- От него что ему надо, стукача, что ли, найти хочет?
- Здравствуйте! - поздоровался Яшка с этим хмурым и угрюмым дядькой, которому написал уже кипу объяснительных записок.
- Садись, лётчик, садись! - приветливо указал он Яшке на стул.
Яшка сел на уголок и, приняв защитно-угрожающую позу, уставился на него, как бы спрашивая:
- Ну…?!
- Вот, Яков, мы и завершаем работу комиссии. Сегодня выводы о причинах вашего авиационного происшествия сделаем. Чтобы на эти грабли дважды не наступать. Скажу только, что ты молодец, в сложной ситуации все делал грамотно, выдержанно, не запаниковал. Но я не об этом хотел сказать. Вникнув в работу лётного отряда, я выявил ряд недостатков в его руководстве, и мы их ещё обозначим, - гневно произнес он, видно перед глазами ещё держа образ железного Влада. - Ну а тебе, ещё молодому, но проявившему себя уже лётчику, я бы хотел предложить работу в качестве второго пилота МИ-8, но в другом авиаотряде. Во-первых, там климат помягче, лета больше. Во-вторых, летать там больше будешь. В-третьих, тебе предоставят благоустроенную комнату в малосемейном общежитии. Город активно развивается, строится, и дело за квартирой не встанет. А в этой деревне в общаге и помрешь. Да и с этими лётчиками, с которыми ты летал в последний раз, - поморщившись проговорил инспектор, - успехов у тебя в лётном деле не будет. Так что, Ваше согласие, Яков, даже устное - и перевод будет. Конечно, Яков попал в непонятную ситуацию. С одной стороны, тут, в Березове, Сёмка, уже первые шаги в небо, знаком уже с персоналом авиапредприятия, а тут переезд в никуда. Хотя вот этот дядька строгий и злой, непонятно даже, для чего он это так за меня беспокоится. Да и город этот он знает лишь только по карте. Хотя комната в малосемейке, летать много, - говорило Яшке о многом. И почему-то низко опустив голову, сникнув совсем, он произнес:
- Если считаете надо, я согласен!
- Вот и молодец! - подпрыгнул на своем стуле инспектор. - Уже завтра получишь перевод. Вот, пиши рапорт, и тут же протянул ему лист бумаги и ручку. Ничего уже не соображая Яков под диктовку этого злого дядьки, написал рапорт о переводе в другой авиаотряд.
- Не был, не был инспектор, председатель комиссии благодетелем, более того, он ненавидел невиновного командира того воздушного судна, вину которому подвести не удалось и Яшке, этому молчаливому ещё по сути мальчугану, который не моргнул глазом во время опаснейшего момента, четко выполняя все, во взаимодействии с командиром авторотирующего вертолёта во тьме. И как итог, единственное, что смог сделать против этого упертого экипажа - это разбить его, расчленить. И это вроде ему удалось. Комиссия в итоге уехала, порядившись, работу экипажа все-таки признали правильной, правда лишь указав на допущенные нарушения. На завод направили замечание по дренажной системе топливных баков вертолёта МИ-8. Вот дело на этом и закончилось. Яшку Сёмка проводил в новый авиаотряд. На прощанье крепко пожали друг другу руки. Почти со слезой на глазах Сёмка сказал:
- Сам знаешь, Яшка, какая тут рыбалка и охота, так что приезжай давай!
- Конечно, Сема, приеду, - не менее растроганный расставанием ответил Яшка.
Наверное, жизнь тем и интересна, что таинственна, неизведанна, загадочна и опасна. Как та тропа в глухой тайге, по которой ты ещё не ходил. Но идти по ней надо и не знаешь, приведет ли она туда, куда тебе надо или в тупик. Вот и сейчас расставались два друга, два лётчика, не зная, сведет ли ещё их судьба или нет. Время летит быстро, неумолимо оставляя позади прошедшие события, создавая новые, опять их обгоняя, снова мчится вперед.
Вот Сёмка в экипаже с Федькой. С тем самым командиром, который хорошо умеет летать, но теряется в бесконечных философских дилеммах: зачем живет, во имя чего, как дальше жить…
- Ну что, будем сегодня делать гравику? И завтра, наверное, тоже! - пояснил Сёмке он. - Считай под полную заправку!
Гравиметрическую съемку делают геологи. Суть ее заключается в том, что на интересующих их площадях геологи проводят гравиметрические измерения, разные породы залежей под землей, которые имеют разную силу притяжения к центру и земли. Используя такой метод, приборами геологи и определяют залежи нужных им пород. Вертолёт лишь только развозит их и перемещает по изучаемым площадям.
Пройдя предполётную подготовку и подписав у диспетчера задание на полёт, Федька шагал к своему вертолёту, что-то бормоча, находясь в вечном поиске смысла жизни. Чуть позади с портфелем в руке шагал и Сёмка. На ум Федьке в этот день пришел мудрый народный трактат: «Чтобы прожить жизнь, - вспоминал он, - нужно три дерева посадить, дом построить и три сына вырастить…!» Так… - рассуждал он, деревьев не посадил, ни одного. Хотя аэросев семян ели и сосны делал. На лесников работал когда. Да наверное, это и не засчитается, - все бормотал он, идя на стоянку. - А так что я ещё сделал в жизни этой? Детей нет, дома тоже, живу в двухэтажке. Не этот сосед подпалит дом по пьянке, так другой. Белой горячкой болел, друзей, кроме как выпить, нет. Ни рыбак, ни охотник. Хобби другого нет, летаю, да летаю. Вот спишут когда на землю, чем, интересно, займусь? Хотя как чем, как и все лётчики - в сторожа или в котельные! Больше-то не умею ничего делать-то. А что делать, на пилотскую пенсию-то, особо и не поживешь».
Вот и вертолёт. Геологи, съежившись, уже сидели в грузовой кабине вертолёта.
- Привет искателям! - буркнул он им и пробрался в свое командирское кресло.
В принципе, все как всегда. Сёмка тоже прошел на свое рабочее место, поудобнее устроился в кресле.
- Точку покажи первую, - не оборачиваясь, крикнул заказчику Федя. - Запакованный в полевую одежду, в унтах, геологической шапке геолог сел на место бортмеханика и, взяв на колено протянутую Сёмкой карту, внимательно посмотрев, поставил первую точку, рядом вторую.
- Ну что, сколько, - посмотрел на Сёмку Федька.
- Восемьдесят семь километров, триста сорок градусов точка.
- Отлично! - сказал Федька и дал команду на запуск.
Экипаж заработал, засуетился, вертолёт ожил. Лопасти завращались, зацокали их законцовки об воздух, и вот взлет. Вертолёт взлетел, зависнув высоко над стоянкой, Федька отработал органами управления вертолётом, отработанными за годы до автоматизма манипуляциями, пустил вертолёт в разгон. Не налюбуешься все-таки красотой ландшафта северной природы. Вот устье таежной речушки, в ее заснеженной пропарине задыхающаяся от нехватки кислорода рыба. «Загар» на местном наречии - это явление природы. Практически ей приходится зубами хватать морозный воздух, чтобы хоть немного напитать свое тело кислородом. Вот тут-то воля зверью лесному, и нет ей предела. Волк и росомаха таскают из этих пропарин громадных щук, растаскивают их по кустам, закапывая от недругов поглубже. Будучи уверенными, что это добыча их, и на нее не посягнет никто. Но не тут-то было: мыши, кроты, горностаи, зажмурив глаза от привалившего счастья, теряясь от изобилия еды, наслаждаются прелестью жизни. Сбившись с толку, лисы тоже таскают рыбку из природных кладовых, на время забыв о мышках, которых не так-то и просто было добывать из снега. Но лисички успевали и то, и это, и полакомиться вкусной душистой рыбкой, и загрызть и съесть тоже счастливых от привалившей манны небесной мышек. Так и иерархия и соблюдалась, кто рангом пониже - лисы, песцы хозяйничали днем. Наевшись рыбы вдоволь, тоже растаскивали по кустам, по понравившимся им местечкам. Переливаясь вороненым пером на солнце, вороны тоже не упускали своего шанса, и выхватывали прямо из-под лап рыбу у зазевавшихся хищников. Что самое интересное, каждый участник этого природного пикника, от мышки до волка, чувствовал себя единоличным хозяином этой природной милости.
Вот под вертолётом полынья таежной речки. Испуганная вертолётным гулом, как лазутчик, скользнула в воду рыбачка-выдра, блеснув на солнце своим черным шелковым телом. Кто-кто, а она - королева рек и рыбий повелитель - всегда сыта, наевшаяся и лощеная. Голод для нее - понятие чуждое. Стараясь выпутаться из чащи, неуклюже махая своими негнущимися крыльями, взлетал черный, как головешка глухарь. Наверное и есть в этом вертолётная романтика, когда под тобой все как на ладони, а ты лишь созерцаешь все, наблюдаешь, а если захочешь - то и сядешь, где понравится. У самолётчиков же все по-другому. Они порой, бедненькие, даже и землю не видят, не говоря уж, что на ней. Все довольно примитивно - взлет, набор высоты, полёт сверх облаков. Прилетели на другой континент, пробили облака, и вот полоса - сели на нее. Кроме облаков и приборной доски вам никакой земной романтики.
Сёмкин палец между тем медленно подползал на карте к слиянию двух речек, первой точке высадки геологов. Федька нажал на сигнал в грузовой кабине, у появившегося тут же в проеме старшего, спросил:
- Здесь?
Геолог, поприщуриваясь, пооглядываясь, все-таки узнал свою точку, проплывающую под брюхом вертолёта, и согласно кивнул головой, скрылся в салоне, готовиться к началу геодезических отсчетов.
- Ну что, лётчик, обернулся к Сёмке Федька, - ветер определил?
- Да, - ответил, улыбнувшись, Сема, - неустойчивый, тихо. Морозно.
- Заходим, - сказал Федька, и, сделав левый вираж, вышел на прямую и стал заходить на посадку.
Вот прямо курсу приближающая точка приземления. Пораздув под собой клубы снежного вихря, Федька сел на указанную геологами точку. Тот забежал в кабину ещё раз, уточнил вторую точку, нанесенную на карте ещё на аэродроме вылета, наметил три следующих точки посадки и выскочил из вертолёта на землю. Работа началась у всех. Вертолёту по их технологии теперь надо уйти в зону, полётать там пять минут, чтобы они без помех от работы винтокрылой машины смогли сделать свои гравиметрические замеры.
- Ну что лётчик, - опять его так назвал Федька, глядя задумчиво куда-то вперед, - взлетай!
- Понял! - тут же сосредоточился над поставленной задачей Сёмка. И как положено, доложил: - Управление взял.
Федька контролировал работу второго пилота и видел, как у него все получается. Даже завидно стало, - поймал он себя на мысли. Молодой. Все впереди. Вон на какой технике летает, да и летает уже хорошо. Два года - и в командиры вводи его, нисколько не сомневаясь. Не то что мы, МИ-4, потом МИ-1, такая примитивная техника была, сравнить даже не с чем. О таких вертолётах, как МИ-8, даже и не мечтали… Эх, - с досадой посмотрел на второго пилота Федька, мне б его годы… а действительно, мне б его годы, с чего б я начал? Ну то, что летать снова начал - это факт! А потом что..? В голове опять замелькали негативные моменты его прожитой жизни, стыдно стало даже перед самим собой, даже на мгновение закрыл от этих моментов свои глаза. Сёмка же, находясь в напряжении, выполнял полёт по прямоугольному маршруту. Как на аэродроме, выполняя первый, второй, третий и четвертый развороты.
- Так…, - подбадривал и корректировал его действия Федька, - от леска заходи… Хорошо, молодец, ручкой, ручкой.. скорость подгашивай…! - Неожиданно улыбнувшись, Федька поймал себя на мысли: все-таки здорово передавать свой опыт, особенно талантливым ученикам. Вот и этот Сёмка, как копировал Федькину манеру пилотирования вертолётом.
- Не смыкай ручку, - поправил тут же его он, - вот так зафиксируй ее, - мягко вмешался в управление Федя, и оставил его опять Сёмке. - Скорость подгашивай больше... не бойся!
Вот так тренировал Сёмку Федя, час по часу делая из него самостоятельного филиграннного лётчика. Сёмка же, ерзая в своем кресле, старался, хоть и получалось у него не все, но старался, управление вертолёта не бросал. Хотя почему все время казалось, что вертолёт сыпется вниз, и никакой ручкой шаг газа его у земли не остановишь?
- Ну, вот ещё чуть…!? - затаив дыхание, говорил он себе, подбирая ручку шаг газа к себе, и вертолёт, как бы почувствовав его руку, завис на высоте двадцать метров над точкой приземления. ещё чуть подработав ручкой, коснулся стойками земной поверхности. Все, - выдохнул он, - посадку произвел. И боковым зрением глянул на своего командира.
- Ну что, понятие есть. Старайся теперь, и все сумеешь. Даже напрягаться не будешь, - вливал в него уверенность Федя.
Кучка геологов, нетерпеливо перебирая ногами, стояли у входной двери вертолёта, желая побыстрей устроиться в его теплом салоне. Бортмеханик не спеша открыл дверь, наконец, сбросил откидной трап, и со своими круглыми приборами геологи расселись на боковых сидениях. Наблюдая за работой молодого пилота Сёмки, Федька вспоминал свои первые годы работы в качестве командира МИ-8 и, естественно, первые ляпы, вспоминая о которых, щекотило под ложечкой. Как-то работал на БНГРЭ – организацию, которая занималась глубоким бурением. Нужно было перебросить с одного ротора на другой буровую трубу. Вот Федька и прилетел грузиться на буровую. Бригадир, видно не понимая ничего в предельной загрузке вертолёта или соображая, но, решив подшутить, убавил вес одной трубы и вместо десяти в вертолёт закинули аж пятнадцать штук. Ну что, пятнадцать, так пятнадцать, - поверил ему экипаж - и на взлет. Начал давать нагрузку, тяжеловато. Машина висит на полтора метра, не более, обороты девяносто. Ну что сделаешь, взлетать надо, а то скажут, что не лётчик, а так... воздуховоз! Сзади ещё место есть, метров тридцать, сместился туда. Сел, набрал обороты несущего винта, завис, - также полтора метра и все. «Надо б выбросить пару труб», - екнуло внутри, но ладно, отбросив сомнения, махнул рукой и пустил вертолёт в разгон. Стена леса прямо по курсу, начала стремительно набегать на вертолёт, но скорость, к сожалению, нарастала медленно. От судьбы, как говорят, не уйдешь, страшно, но управляешь, пот сам наплывает на глаза, нет времени его даже смахнуть, вот промелькнула площадка, а скорость мала. Потянешь шаг газ - потеряешь обороты и попросту упадешь, а лес уже вот…! Чуть подобрал шаг газ на себя, вертолёт взлетел метров на двадцать, больше нельзя. Обороты упали до восьмидесяти пяти процентов, ещё перетяжелишь несущий винт - и провалишься. А лес уже перед носом. Теперь дело за выдержкой, скорость нарастает помалу, но мало, и вот как барабаны, макушки вековых елей и кедров застучали по фонарю кабины. Сквозь пот на глазах, одним глазом Федька глядел на просвет в макушках деревьев, другим на прибор скорости и обороты и ждал, ждал момента, когда будет пора поддернуть шаг газ, на счастье, лопасти несущего винта шли выше макушек деревьев. Ну и вот оно, торжество победы выдержки человека над страхом. Пора, - и рука ещё чуть подобрала шаг газ, и вертолёт вынырнул из плена косматых деревьев в синее улыбающееся летнее небо.
- Уф…, - выдохнул из себя воздух экипаж, неподвижно глядя вперед, ещё не веря благополучному исходу. Пот, выступивший на лбу, лице благополучно добрался до пояса трусов и приятно холодил копчик. Долго этот барабанный бой макушек деревьев об остекленение кабины сопровождал и без того беспокойный сон Федьки. Да и другие лётчики подметили, не только Федька. Нет привыкания или апатии, к моментам, когда работа в небе происходит за гранью фола. И преследуют кошмары во сне и наяву, как будто вновь переживаешь эти моменты риска. Вот и все, первую заправку на геофизиков отработали, пора и на базу. Геологи, повеселев, расселись на боковых сидениях, сложив оборудование в кучу, вертолёт взял курс на базу. А там главное событие дня - обед.
- Борт 22633, Березово район, - прозвучал запрос диспетчера.
- На приеме 22633, - ответил Федька.
- Борт 22633, отработайте с ПДСП.
- Понял, борт 22633, отработать с ПДСП, - лениво произнес Федя и переключился на частоту диспетчера ПДСП.
- 22633, ваше расчетное подскажите, - требовал диспетчер.
- 22633, сорок семь минут рассчитываем Березово. - спокойно подсказал расчетное время прибытия Федька диспетчеру ПДСП.
- 22633, спецрейс до Перегребного выполните? Комиссию «Трансгаза» надо вывезти в Комсомольский.
Поморщившись, Федька нажал кнопку радиостанции, бросил реплику:
- На машине пусть едут, разъели зады себе, покорители севера, орденоносцы, вертолёт им подавай.
- Так выполните или нет?, - опять настойчиво прозвучал запрос.
- Мы-то выполним, - пробурчал в эфир Федя. - Да и полёт-то, особенно для таких всепогодных командиров как Федька, с налётом почти шестнадцать тысяч часов, простейший, пусть даже и ночью. Да и в дневную саннорму укладывались. Семь часов - дневная норма полётов у вертолётчиков, больше медицина не разрешает. Есть, правда, продленки... но это в особых случаях. Правда, часы эти для экипажа проносятся как одна минута. Вот вроде только взлетали с базы на гравику, как уже вертолёт заходит на посадку, на свой базовый аэродром. Полная заправка баков выработана, движки после выданной мощности в полёте сникли, и ещё чуть повращав лопасти на стоянке, выключились. Полёт выполнен. Хотя для экипажа началась подготовка к очередному вылету в Перегребное - Комсомольский. Склонив голову над картой, Сёмка считал необходимое количество топлива для выполнения этого полёта. Посчитав, передал информацию в ПДСП, и быстро собрав свой полётный портфель, побежал догонять своего командира. Распорядок дня сегодняшнего обыденный. Обед, оформление предполётной документации, метеоконсультация, штурманская комната.
Приземисто шагал по дорожке между вертолётными стоянками Федька, задумчиво поглядывая на безмолвно стоящие вертолёты. Глядя на их бортовые номера, невольно вспоминал те или иные полёты, связанные с летной работой. Вот борт 22204, почему-то стоит со снятыми лопастями несущего винта, ещё месяц назад пришлось полётать на этом борту в Ямбурге на базировке. Попахать пришлось там конкретно. Каждый полёт – эксклюзив, требующий колоссального напряжения, выдержки, мастерства. Что и говорить, работы были там сложные. В особенности полёты по выполнению монтажно-строительных работ. Этим работам предшествует большая наземная подготовка, педантично, с учетом места выполнения, составляется проект производственных работ, исходя из конкретных условий. Перед началом монтажных работ экипаж выполняет контрольный облет и висение над монтажной площадкой в целях определения наивыгоднейших направлений подхода и условий работы. Этот день был особо напряженный. Те требования, что перечислены выше, здесь, на Ямбурге, существовали только в руководящих документах, остальное все делалось руками, мастерством и выдержкой экипажа. Заказчику нужно было перевезти крупногабаритную опору ЛЭП. Работали на Ямале. Ямбург – местность, скажу я вам, сложная, однообразная, одинаковая, как на Луне. Ни деревьев тебе, ни кустиков. Белая снежная пустыня. Если в солнечный день виден хоть горизонт, то в серую погоду - лишь белая мгла и снизу, и сверху. И переход горизонта от линии земли к линии неба не определишь вовсе.
Медленно вертолёт подплыл к подготовленной для зацепки опоре ЛЭП, все идет в принципе в штатном режиме. Федька, нажав кнопку СПУ, дает команду уже находящемуся в грузовой кабине бортмеханику:
- Опустить ферму внешней подвески!
Началась работа по подцепке вышки ЛЭП, ее подъему, разгону скорости после взлета. Бортмеханик и командир начали вести четкое взаимодействие. В наушниках командира прозвучал ответ бортмеханика:
- Подвеска опущена. Длина тросов и место крепления на грузе, соответствует расчетным. Груз длинномерный, средней легкости, парусный. Вперед один метр. Федька, подработав ручкой управления, переместился вперед на один метр.
- На месте! - тут же прозвучал голос из грузовой кабины. Поймав перед собой точку, сломанный, без гусениц почему-то, трактор, Федька держал вертолёт на висении четко, центрируя его строго под грузом, несмотря на набегающие на вертолёт порывы ветра, ожидая от бортмеханика команды о подцеплении груза. И вот наконец доклад:
- Груз подцеплен, замок закрыт вверх.
- Так, теперь чуть вертикальный подъем, - выполнял пилотирование Федя, чуть подобрав ручку шаг газа вверх.
- Стропы натянуты! - тут же доложил оттуда бортмеханик.
Ну что, - решил Федька, осмотрев переднюю сферу ещё раз. - обороты хорошие, запас мощности движков тоже в норме, надо взлетать. Рука ещё плавно стала добирать ручку шаг газа вверх. Движки, с натугой загудев, с силой раскручивая лопасти несущего винта, потянули вертолёт вместе с подцепленным грузом вверх.
- Высота три метра! Груз поперек! - звучали в наушниках доклады бортмеханика из грузовой кабины. И, подработав ручкой управления, стал разгонять вертолёт вперед.
- Обороты девяноста два, остальные параметры в норме.
Опора ЛЭП, с ленцой оторвавшись от земли, полётела по Ямальской тундре вперед. Честно говоря, морщившись, Федька смотрел вперед, погодка была, как говорят лётчики, на пределе. Снег, хмарь, поземка… На высоте пятьдесят метров замельтешил нижний край облачности, выше нельзя. Погода – гнус, да и настроение не лучше. Но что сделаешь, принял решение лететь - лети! Напряжение с каждой минутой становилось все больше и больше. Облака неумолимо жали вертолёт к земле. Да и скорость сто двадцать, больше не разгонишь вертолёт, начинает раскачивать груз. Полёт строго вдоль линии ЛЭП, шаг в сторону - белая мгла. Другую ориентировку вести не надо, да и бессмысленно, все равно ничего не увидишь. Так… второй пилот докладывает:
- Пролет контрольной точки! Курс следования сто семьдесят градусов.
Теперь надо преодолеть безориентирное поле белого безмолвия, десять километров и выйти на железнодорожное полотно. Напряжение велико, облака жмут к земле, земля же здесь - понятие расплывчатое. Бело вверху, бело кругом, белым-бело у земли. Каким-то седьмым чувством Федьке удавалось видеть ее, чтоб не ударить подвешенный груз об тундру. Порой снежная мгла накрывала вертолёт, вовсе терялась земля, видимость. Затем снежные заряды отступали вновь, чтоб глаз опять успел зацепиться за кромку земли. И так дальше и дальше. Километр по километру, вышка ЛЭП приближалась к своему месту. Можно было ее и оставить, положить, например, у линии ЛЭП и уйти на базу, а ее увезти в хороший день. Но тут уже вступил в силу характер. И, матеря всех на свете в душе, от господа бога, за плохую погоду, до заказчиков, которые заставили в непогоду таскать на тросах эти железные глыбы, Федька откинул в сторону все тени сомнения, полностью отдался выполнению этого полёта и продолжал, стиснув зубы, его выполнять. Вот и черная полоска железнодорожного полотна. Кстати, заметенная снегом, угадывалась лишь по кое-где виднеющимся черным щебенчатым откосам. Федька вышел на нее, сделал правый доворот и, глянув туда, за белую стену мглы, пробежав мысленно по полотну вперед до точки укладки груза, облегченно вздохнул:
- ещё пятнадцать километров - а там посмотрим. Облака же по-прежнему безжалостно давили вертолёт вниз, жали и жали к железнодорожным рельсам. Глаз непрерывно контролировал высоту, да и бортмеханик то и дело выдавал опасные команды:
- Высота от груза пять…, высота десять…, высота три метра. Злость, злость и злость все больше вливалась в Федькину душу. Злость на мир, на вечно празднующий люд. В голове видениями почему-то всплывали довольные блаженствующие физиономии завсегдатаев ресторанных заведений или сидящий в санаторных летних кафе сонм партийцев, типа того Вадима, которого тогда обокрали в Пятигорске.
- Ну пождите! - в ярости грозил им про себя Федька. Вертолёт тем временем, вопреки природным преградам, прорывался вперед сквозь снежную мглу полярного севера. Вдруг, как во сне, после громадного похмелья, на глаза стала наплывать какая-то громадная туча. И тут же в унисон видению, в наушниках команда второго:
- Впереди паровоз!
Глаза мгновенно переместились вперед и тут же увидели вылетевший из снежного марева локомотив, тянущий за собой железнодорожный состав.
- Высота четыре! - продолжал докладывать параметры полёта бортмеханик из грузовой кабины.
Дистанция между фермой ЛЭП, мчавшейся над железнодорожным полотном со скоростью сто двадцать километров в час и головным локомотивом стремительно сокращалась. Видно даже было, как в его кабине заметался из стороны в сторону машинист.
- Эх…! - в досаде от неотвратимого столкновения чуть не заплакал в душе Федька. Рука же на интуитивном уровне отработала ручкой управления, нога, чуть надавив на педаль, скоординировала разворот. И как бы нехотя, ферма ЛЭП, висящая под брюхом вертолёта, у самого носа локомотива свернула с его пути.
- Вот это чуть не попали… - выдохнул, наконец, из себя сдавленный в груди воздух Федька. Пот неприятно защекотал кончик носа.
- Тьфу ты..., - смахнул его свободной рукой он. - Хреновые мысли, хреновые ситуации, - сделал выводы про себя Федя.
Теперь справа и участок монтажников должен быть, - всматривался в снежную стену Федька. И вот, наконец, мелькнул заваленный, заметенный снегом вагон-городок с подпирающими его со всех сторон тракторами, гусеничными вездеходами, трубоукладчиками и другой техникой, необходимой для строительства линии электропередач, стянутой сюда со всего пространства СССР для освоения газовых месторождений. Чуть подальше и полигон сборки опор ЛЭП.
«Там и опущу груз с прямой», - отсчитывали глаза последние сотни метров пути этого совсем не простого рейса. Вертолёт, гася скорость, перемешивая вокруг себя лопастями воздух и снег, зашел на полигон монтажа опор ЛЭП. И, зависнув над площадкой, пораздув снежный вихрь, установив контакт с землей, наконец, положил груз на землю, отпустил паук и, чуть переместившись вправо, сел.
- Ну что, вроде приехали, - улыбнулся второму пилоту он.
- Ага, - устало улыбнулся в ответ он. - Работать можно, вот только паровозы мешают.
- Не говори, - засмеялся в ответ Федя. - Как бы ещё не вложил он нас, пиши потом объяснительные.
Возле обтекателя кабины в снегу мелькнул темный силуэт человека. И через минуту в кабину вбежал улыбающийся начальник участка Иван с фамилией, похожей на фамилию министра гражданской авиации - Бугаева. Только у этого фамилия была Бугаев. Мужики подшутили над ним раз:
- Наверное ты, Вань, от алиментов скрываешься, от Бугаева Бориса Палыча, вместо Е сделал Е, - и на Ямбург. А Борис Палыч с дочкой обиженной ищет тебя по всей стране Советской.
- Да вы что? - не понял юмора Ваня, - да я в Москве-то не бывал ни разу, - оправдывался он. - из Омска ведь я.
- Ну что, работать будем сегодня еще? - сосредоточено спросил он.
- А мы что, отдыхаем что ли, - в ответ буркнул вечно недовольный всем Федька.
- Да нет, я про погоду, - неуверенно кивнул вперед Ваня.
- Будем работать? - повернул голову ко второму пилоту Федя.
Ваня же снова глянул на командира и просящим голосом сказал:
- Ну, одну вышку подними! - и спасибо вам скажем! Позарез надо.
- А покормить покормите? - внимательно спросил его Федька.
- Да конечно покормим, нет проблем, - воскликнул радостно Бугаев. - Все в лучшем виде сделаем.
- Ну что ж, тогда выключаемся, - глянул Федька на бортмеханика, жрать тоже надо.
Вертолёт сбавил обороты несущего винта и, ещё чуть поработав, выключил двигатели. Пощелкивая траками гусениц, к вертолёту подъехало такси Заполярного севера - танкетка ГАЗ-71.
- Вот и карета подана! - улыбнулся второй пилот. – посмотрим, чем они нас накормят.
- Меньше, чем на хороший шмат мяса, не соглашайся! - внес корректив в обеденное предвкушение бортмеханика Федька, надевая в грузовой кабине толстую, обтянутую кирзой овчинную авиационную шубу.
- Милости просим! - шутливо сказал Ваня, запуская экипаж вертолёта в открытые створки кабины вездехода.
- Хорошо-то как у вас тут…, - сказал Федька, залезая в нее, и поезда навстречу не ездят. А у нас вот в воздухе, много их, прям не успеваем разъезжаться с ними.
Так и не поняв юмора, Ваня закрыл за ними створки кабины, и рыкнув на прогазовке движком, танкетка, по-прежнему весело пощелкивая своими гусеничными траками, покатила вперед. Лихо крутанувшись на месте, замерла у единственного на городок голубого вагончика, у входа в который была надпись: «Трактиръ».
- Как романтично! – смеясь, воскликнул второй пилот.
Косо глянув на эту табличку, широко прошагав по лестнице, Федька открыл дверь «Трактира» и зашел внутрь. Столовка была, как и все столовки в вагон-городках. По три столика с каждого ряда, перегородка и кухня. Ярко накрашенная, ширококостная повариха, с выпирающими из-под повязанного на голове колпака бигуди. Федька чуть приостановился, оглядел ее и, улыбнувшись, спросил:
- Сегодня в трактире вечер?
- Вечер! Вечер! - вызывающе сказала она и замерла в ожидании у алюминиевых баков.
К поварам Федька относился всегда уважительно, даже втайне завидовал им. Жена у него не была искусница в поварском деле, да и то говорить, не было у нее тяги к этому. Даже сожалел, что она у него медик, вечно пахнущая медикаментами. «Ходячая микстура!» - в сердцах иногда называл ее он. Не умела его Клава и не хотела готовить. Не пекла пирогов, ватрушек. Борщей украинских. Самый ходовой продукт в их доме - это полуфабрикат общепитовский. Пропыленные ковры в доме, да стены с паутиной, пожалуй, и есть вечный спутник его семейной жизни.
- Есть у красавицы хороший отварной кусок горячего мяса? – почему-то заискивающе спросил Федька.
- Есть, есть, для лётчиков все есть, - не дав сказать поварихе, засуетился Ваня.
Повариха послушно кивнула своим бигудевым колпаком, громыхнув крышкой, открыла кастрюлю, и какой-то удивительно громадной вилкой выложила в широкую эмалированную миску хороший кусок аппетитного мяса.
- Во! - обрадованно воскликнул Федька, после такого кусмана мы все вышки поставим вам.
- Что на гарнир? - пристально глядя Федьке в глаза, спросила повар. Наметанным взглядом пробежав по кастрюлям, Федька уверенно произнес:
- Компот! Без ягод.
Дело обеденное пошло. Стол стал заставляться блюдами. Таскал тарелки на стол и экипаж, и суетился Иван, и модница-повариха. ещё момент, и свободного места на столе не было.
- Вот это обед! - присвистнул радостно бортмеханик.
- Чем богаты…! - довольный собой, произнес Ваня Бугаев.
Дверь в трактир неожиданно открылась, и с улицы зашел внутрь с заиндевелой бородой крепыш.
- Вы что, ещё не уехали? - цыкнул резко на него Ваня. - экипаж обедает, а вы ещё тут!?
- Да вот, Цыба, тракторист буровит что-то, ещё не протрезвел.
- К черту его, пусть чуваш заместо него за рычаги садится! Вы что, совсем охренели, что ли? Не волнует ничего, чтоб через двадцать минут были на площадке!
- Дак это…, - замялся тот, - у чуваша корок нет тракториста.
- Не волнует! - твердо, с явной агрессией ответил Ваня. - Давайте на место, готовность номер один.
Бородач, согласно кивнув головой, скрылся в метели. Ваня же, заходив из угла в угол, задумался про себя. Воцарившуюся тишину в столовой вновь нарушила открывшаяся дверь, в которую вошел, покачиваясь на ногах, тот самый загулявший тракторист Цыба. Громадный детина в меховой спецовке встал у первого стола и немигающим взглядом уставился на бригадира.
- Ой! - эмоционально рявкнула на него повариха. - Ты слышь, Толь, вали-ка отсюда, видишь, люди обедают!?
- А мы кто? - посмотрел на нее он своими злыми глазами… Хер на блюде, что ли? И через паузу вновь кинул ей реплику:
- Пристроилась тут у начальства!
Повариха демонстративно повернулась ко всем задом и уткнулась лицом в свои поварские баки, и не оглядываясь оттуда к трактористу, смачно огрызнулась:
- Сам козел!
Тракторист же, угрюмо потоптавшись, что-то подумав про себя, вновь выпрямился и прокричал:
- А ты брагу варишь и на песцов и лис у ненцев вымениваешь, сахар чей тратишь? А…? Ненцев спаиваешь!
Видно, браговарение, расход дрожжей, сахара не считалось особым грехом у бригадира. И повариха чувствовала себя в этой стычке уверенно. Ну а это была, видно, просто мелочь по сравнению с планом, выполнением объемов работ по строительству линий электропередач. Посмотрев на Цыбу со стороны, увидев в его поведении, видно, предел, Иван вскинул свой серьезный взгляд на этого разбушевавшегося тракториста и просящим голосом попросил:
- Слышь, Толя, иди отдыхай!
Толя, продолжая наполнять столовую запахом свежачка, посмотрел на бригадира своим ядовитым взглядом и прорычал:
- Ты куда меня посылаешь?
Ваня опять серьезно посмотрел на него и опять также просяще сказал:
- Толь, по-человечески прошу, иди ложись, спи! Завтра ведь опять работать. Ведь я ничего не говорю, что ты сегодня пьяный и на работу не вышел! Ведь все устают! И, как бы извиняясь, посмотрел на обедающий экипаж и спросил у него:
- Вот вы по две-три тысячи в месяц зарабатываете денег?
- Нет, - ответил Федька.
- А они зарабатывают! И мало того, зарабатывают, но позволяют себе ещё на работе пить и не выходить на работу!? - начинал заводиться уже Ваня. И опять сурово глянув на Цыбу, добавил:
- И в душу ещё всем насрать успевают, - повышая интонацию, выговаривал Ваня. Тракторист же, видно, возбудившись ещё больше от людского внимания к своей персоне, широко расставляя свои ноги, сжимая в кулаки пальцы, прошипел:
- Да я на х…, видел твое спать вместе с работой. Ты думаешь, я мечтаю у тебя работать? Да я…, - понеслась из него пьяная ругань.
- Так…, - как бы извиняясь перед экипажем за назревающий скандал, Ваня посмотрел жалобно на него, потом перевел взгляд на тракториста, показал на себя указательным пальцем и спросил:
- Ты со мной, Цыба, поговорить хочешь?
- Да! - сжался в агрессии тот и повернувшись лицом к выходу добавил:
- Пойдем, - и сделав уверено пару шагов, исчез на улице.
Тяжело вздохнув, вышел туда и Ваня.
«Вот это и разворот событий», - посмотрел недоуменно друг на друга экипаж, приостановив поглощение пищи. Почему-то усмехнувшись, заметил Федька про себя:
- Кто кого отрезвит? Трезвый пьяного или пьяный трезвого?
Повариха, брезгливо глянув в сторону улицы, недовольно пропела:
- Такой гнусный этот Толя, как напьется, так драку какую-нибудь и затеет!
- А если тракторист Ваню? - забеспокоился бортмеханик, вон какой здоровый, такого только ломом хорошим успокаивать. Может, выйдем тоже?
- Сиди обедай, - осадил его Федька. - Сами пусть разбираются, - и отставив от себя тарелку с мясом, придвинул стакан с компотом желто-розового цвета.
- Ты что, клюкву туда кладешь? - поинтересовался Федя у поварихи.
- А как же, - спохватилась она. - У ненцев покупаю за бражку, все же ребятам витамины. Не то, что этот дурак… песцы, лисы…! Для них же стараюсь. Передразнила она его, ничуть не беспокоясь за исход уличных «переговоров». Минуты через четыре Ваня опять заскочил в трактир.
- Ну, как обед? – с невозмутимым видом спросил он всех.
Федька серьезно посмотрел на него и философски проговорил:
- Да…, компот вот у вас хороший хозяйка варит. Пей такой, да пей!
- Что да, то да! - воскликнул Ваня, повар у нас золото! В обиду нас не дает.
- Ну что, спасибо, - сказал Федя, привстав со своего места. - поел, теперь и поработать надо!
Отставил свои стаканы и экипаж.
- Ну что, разобрались? - все-таки не утерпел от вопроса бортмеханик.
- А…, - сморщился в досаде Ваня, - нажрутся, потом права качают, так-то они нормальные ребята, работают столько, сколько попросишь, и даже больше. Вот Толя этот – тракторист-ювелир! И вышку поддержит, все сделает тютелька в тютельку! И трактор знает - во…! И в подтверждение Ваня выставил перед собой все свои десять пальцев. Он у него фактически не ломается. А вот это, - брякнул, сожалея, Ваня себе по кадыку, раз в два месяца выпрягается. Продаст что-нибудь или поменяет, или пропьет…, повариха после слова «пропьет» почему-то виновато затолкала подальше в алюминиевый бак свою бигудевую голову. И вот как итог, сами видели, пришлось успокоить немножко, - жаловался на него Ваня. - А возьми устранись, выпусти из рук вожжи, дай слабину и все! Охамеют! Оборзеют! Выпрягутся полностью.
«Действительно, - подумал про себя Федька, - ни участкового, ни начальства. Ваня для них и участковый, и воспитатель, и начальник - все в одном лице».
- Ну что, поехали, - сказал Федька, застегивая последнюю пуговицу на своей шубе. И, сделав пару шагов, вышел на улицу. Там же было все как обычно. Только обычно все как на севере. Легкий поземок, белая снежная марь, белые сугробы снега, почти сливающиеся с таким же пасмурным небом. Ни кустиков, ни деревьев. Только у другого балка стоял «успокоенный тракторист», подперший своим плечом стоявший балок, и видно, находясь ещё в коматозном состоянии, после хорошей порции Ваниного кулака, бормотал что-то себе в нос, эмоционально приговаривая..:
- Что за дела…, вот это да…!
Неподалеку от него, на утоптанном снегу, как матрас, лежал ещё один работник участка строящейся линии ЛЭП. Федька неторопливо подошел к нему, внимательно вгляделся в его лицо и, подняв взгляд на Ваню, спросил:
- Ну…?
- А, это собутыльник его, он его и завел, и ко мне отправил, а сам, козел, на улице остался. Вот я сначала с ним политбеседу провёл, а потом и с трактористом! Ничего, очухаются, проспятся. Хоть по балкам шлындать не будут, а завтра работать будут, как ни в чем не бывало. Через десять минут, вездеход доставил отобедавший экипаж к вертолёту. К Федькиному удовлетворению видимость немного улучшилась, в принципе, попробовать поработать по монтажу можно, решил он.
- Ну что, готовимся?! - хмыкнул экипажу, и обежал с осмотром вокруг вертолёта.
Бортмеханик, надев рукавицы, взялся за стропы, замки, стал готовить приспособления вертолёта для выполнения монтажно-строительных работ.
- Ну что, Ваня, - вбежав в вертолёт, обратился к нему Федя, - давай проект выполнения работ посмотрим, - и войдя в кабину, сел на свое место. На планшете Ваня разложил лист, на котором был чертеж места монтажа вышки ЛЭП, схема его подъема, заманивания остова в ловушки.
- Вот так надо ее схватить, - объяснял Ваня. - тросами ее мы взяли вот здесь, и вот здесь! Вам только поднять на фундамент и опустить, там в ловушки она сама и попадет. И мы поможем.
Федька внимательно изучил устройства ловушек, мысленно определил наивыгоднейшие направления подхода с учетом условий работы и, отложив лист с чертежами, кивнул головой:
- Ну что, будем пробовать, не в первой!
- Вот, Ваня, тебе радиостанция, - подал ему наземную радиостанцию бортмеханик.
При подготовке к монтажным работам, даже к запуску, экипажам предъявляются особые требования. В обязательном порядке производится экипажем раздельное опробование двигателей. Подрагивая чуть от маха раскручивающихся лопастей, вертолёт ожил, заводил своим носом в поиске встречного ветра и, грациозно поблескивая своими сверкающими боками, завис над заснеженным полем. ещё чуть покрасовавшись, на глазах восхищенных монтажников ЛЭП, опустив чуть свой нос, пошел в разгон. Вот и место работы. Наготове бригада, подняв свои взоры вверх, наблюдала за приготовительными манипуляциями летающего в небе вертолёта. Все-таки есть великолепие, высота мировоззрения в мышлении лётчика. Вот и сейчас, глядя сверху, Федька видел всех и все на земле. Практически ничто не ускользало от его взгляда, да и не могло ускользнуть, потом что он их всех выше. Они же, сидя и стоя на земле, у лежачей ещё на земле вышки ЛЭП, не видели того, что видел Федька. Если их взгляд устремлялся вверх на вертолёт летящий, то они не видели землю, что под ногами. А если они глядели вперед, то не видели того, что делается сзади. Не зря, наверное, в душе, мы, глядя на парящих в небе орлов, восторгаемся их полётом, их независимостью, гордостью.
Федька на малой скорости прошел над монтажной площадкой, затем ещё раз оглядел все подходы, препятствия. С учетом направления ветра определил методику работы над монтажной площадкой. И, сделав ещё один круг, стал заходить на монтажную площадку, подав команду:
- Выполняем контрольное висение!
И вот, вертолёт, слушаясь воли командира, завис чуть в сторонке от монтажной площадки. Справа его глаз зацепился за место работы, осмотрел левую полусферу, зону работы вертолёта. Судя по показаниям тахометра, оборотов и запаса мощности хватало достаточно для выполнения подъема вышки ЛЭП.
«Ну что, - подумал Федька, коснувшись земли после выполнения контрольного висения, - пожалуй, начнем», и глянув, на бортмеханика, выдал команду:
- Занять рабочее место в грузовой кабине! Слышишь меня, земля, - обратился по командной радиостанции к Ване для проверки связи.
- Слышу вас, к работе готовы, - раздался в наушниках уже родной улыбающийся голос бригадира.
Бортмеханик по переговорному устройству из грузовой кабины тоже доложил о готовности к работе, запросив колпачки. Убедившись в готовности к работе экипажа, Федька глянул на второго и, наверное, для успокоения, произнес:
- Ну что, начали?
- Угу, - кивнул согласно головой тот.
Тогда Федя нажал кнопку самолётного переговорного устройства и проинформировал экипаж:
- Колпачки открыты! Зависаем для подцепки груза!
Второй пилот тут же подтвердил готовность к работе:
- К подцепке груза готов!
Плавно вытянув ручку шаг газа вверх, Федька поднял вертолёт на висение, и, убедившись ещё раз в правильности работы всех узлов и агрегатов вертолёта, плавно подрабатывая ручкой управления, стал подходить к точке подцепки груза. Вот она, прямо под вертолётом. Так мелькали этапы работы, теперь надо отцентрировать вертолёт строго над местом захвата груза. Прозвучала уже команда бортмеханика:
- Влево три метра!
Федька четко переместил вертолёт влево на три метра. Вертолёт легко висел над местом работы, оборотов и мощности хватало с запасом для выполнения этой работы.
- Вниз четыре! - заводил командами бортмеханик вертолёт к точке зацепки вышки ЛЭП.
Подработав шаг газом, Федька снизил вертолёт ещё на четыре метра. И тут же вертолёт накрыло облаком снежного вихря, снег подымали с земли вращающиеся лопасти несущего винта, и подошедший откуда-то заряд снежного облака. На какое-то время вертолёт оказался снежной мгле. Чуть поморщившись в досаде, Федька держал вертолёт на месте, контролируя его висение по приборам. Можно было, конечно, и уйти на второй круг. Затем снова зайти. Можно было и отказаться от работы по метеоусловиям. Но тут дело было другое, выполнять задание на полёт. Его лётный опыт позволял предвидеть наперед любую летную ситуацию. Да и характер играл немаловажную роль. И сейчас он спокойно удерживал вертолёт над точкой монтажа и, как в подтверждение его опыта в снежной мгле впереди проглянулся квадратный металлический сейф. Снежный вихрь рассеялся. И голос бортмеханика из грузовой кабины подтвердил:
- На месте!
Глаза неторопливо скользили по приборной доске, показания приборов на которой ещё раз говорили о нормальной работе систем вертолёта. Внизу же началась работа по подцепке груза к вертолёту. И вот бортмеханик доложил:
- Груз подцеплен! Замок закрыт, вверх!
Вот теперь начинается главное - подъем. Чуть подработав шаг газом вверх, тут же услышал команду бортмеханика:
- Стропы натянуты, поднимаем груз!
От усиления работы маха несущего винта облако снежного вихря стало опять гуще, путь был только один - вверх. Вертолёт, схватив за макушку вышку ЛЭП, упрямо потащил ее вверх.
- Пошла, пошла, - подсказывал снизу Ваня по командной радиостанции.
- Три метра, пять метров, - докладывал бортмеханик…, - как неожиданно послышался какой-то удар, вертолёт качнулся:
- Черт возьми, - вздрогнул от него Федька.
- Стропа сыграла, - спокойным голосом подсказал бортмеханик, стропы на месте, работаем.
- Ух… - облегченно выдохнул Федька.
Вышка же, схваченная у основания тросом-ловушкой, а в вершине схваченная стропами подвески, неторопливо поднималась вверх.
- Сорок пять градусов вышка! - давал свои коррективы с земли Ваня. Хотя это было видно и без него. Неожиданно груз заиграл, стало его сильно раскачивать:
«Черт побери!» - в мыслях выругался Федор, тут же прекратив тянуть ее вверх. На висении успокоив раскачку, ещё медленнее Федька потянул ее вверх.
- Груз вертикально, над монтажной площадкой висим, - доложил бортмеханик.
- Висим, - недовольно буркнул про себя Федька, ни на секунду не отвлекая свое внимание от управления вертолётом.
Так как при таких работах успех зависит, прежде всего, от выдержки командира, его профессионального мастерства. Во время монтажа вертолёт как бы привязан к грузу, от него не отойдешь и не сядешь. И бросить его тоже нельзя - убьет монтажников. Остается только его держать и держать. Несмотря на порывы ветра, снежные заряды, другие факторы, усложняющие работы по монтажу, бригаде монтажников за десять минут удалось поймать в ловушки, закрепить вышку ЛЭП.
- Готово! - послышался с земли голос Вани. - Можете отходить.
Командир же команду с земли учитывает лишь только для общего сведения. А действия по производству работ осуществляет лишь только по командам бортмеханика и ситуации. В наушниках прозвучал и его голос:
- Груз закреплен, ослабить троса!
Федька, чуть снизившись, опять зафиксировал вертолёт над вышкой.
- Груз не смещается, трос сбросить! - дал команду опять бортмеханик.
Федька нажал кнопку, и крепежный трос полётел вниз. Сместившись вправо на пятнадцать метров от поставленной вышки ЛЭП, Федька сел. Что говорить, - удовлетворенно оглядывал он ее, радуясь за филигранно проделанную работу. Работа сделана, - и довольно подмигнул второму пилоту.
«Нда… попахал тогда…», - заканчивая свои воспоминания, подумал Федька. - Не, - подумал только он, - больше не буду подтверждать допуски на монтажные работы. Хватит, да и старею уже. Пусть уж лучше молодые упираются больше», - подумал Федька, глядя на Сёмку.
- Ну что, готовы? - обернулся он к ним.
- Ну а что нам, - развел руками бортмеханик.
- Тогда поехали, - сказал Федя и шагнул в вертолёт. Произведя запуск двигателей, передал управление вертолётом Сёмке, сказав:
- Взлетаем со стоянки по-вертолётному.
И вертолёт, как в фильме, красиво поднялся вверх, и вновь пошел в очередной разгон. Маршрут был знаком до слез. Родная река Северная Сосьва, дальше, пролетев над заливными сорами изрезанных узкими лабиринтами проток, вышли на Малую Обь, и ещё пролетев одну пойму реки, увидели перед собой на высоком Обском берегу поселок строителей газопровода, опорный пункт вотчины РАО ГАЗПРОМ - Перегребное. За бортом уже стояли темные сумерки. Федька взял ручку управления вертолётом на себя и со снижением прошел над этим возродившимся из исторического прошлого поселком. Так… вертолётная площадка свободна, других бортов на ней нет, можно строить маневр для захода на посадку. Всюду, в поселке и вокруг него, дымя выхлопными трубами, извергая черный дым, по дорогам ползали неуклюжие плетевозы - КРАЗЫ, Ураганы, Уралы. У Обской переправы с задранными вверх стрелами стояли трактора-трубоукладчики. Неоновыми огнями озаряя потухшую в ночи Обскую пойму, играли зайчики от сварочных аппаратов, подтверждающие натиск развивающейся промышленности по освоению Крайнего Севера. Страна прокладывала громадный газопровод из Ямальского севера в Европу. Двенадцать ниток трубы диаметром почти в полтора метра ложились в вековую тайгу. О количестве поданного по такой трубе газа посудите сами, через такое образное сравнение. У вас есть автомобиль, у него есть шины. Давление в каждой шине два «очка», как говорят водилы. Так вот, давление газа в трубе диметром почти полтора метра, при транспортировке газа, составляет семьдесят атмосфер, или, как говорят водилы, «очков». И таких двенадцать ниток. Прикиньте теперь объем транспортируемого газа в Европу. Не особо напрягаясь, скажу вам - много!
- Так-то что не летать, - улыбнулся про себя Федька, коснувшись стойками шасси бетонной, освещенной красными электрическими огнями, бетонной площадки. «Ну, где вы..?» - как бы с возмущением обратился он мысленно к этой газпромовской комиссии. Само слово «комиссия» вызывала у него всегда в душе гнев. Ведь что греха таить, за летную жизнь, сколько их пришлось ему пережить, сколько написать в них объяснительных, сколько выслушать нравоучительных замечаний… Постоянно Федька не выдерживал формальностей в их работе, и как итог, происходили столкновения с членами комиссий, которые, как правило, были не состоявшимися лётчиками или просто не состоявшимися в своей жизни людьми.
«Хорошо давит», - подумал Федька, глянув на стрелку наружного термометра, который показывал, что за бортом сорок два градуса. В такие морозы, особенно на стационарных площадках, при посадках пассажиров, командиры вертолёта обычно сбрасывают обороты несущего винта, чтобы не так обмораживать людей воздушным потоком.
«Не буду сбрасывать, - капризно подумал Федька, путь так прут..!»
Комиссия же, на пяти новеньких уазиках, в линейку остановилась в ряд метрах в пятидесяти от работающего вертолёта.
- Здравствуйте! - ехидно в мыслях поздоровался с ними Федька. Те же упрямо сидели в своих машинах, и, как видно, покидать их не собиралась. Наконец дверца одного из них открылась и, придерживая на голове норковую шапку, в вертолёт кинулся какой-то парламентер. Почему-то ласково улыбнувшись ему, Федька проводил его взглядом до вторжения его в вертолёт.
- За нами прилетели вы или нет? запыхавшись от бега, спросил он.
Федька учтиво посмотрел ему в глаза и сказал:
- Здравствуйте! За вами, за вами!
- ЛПУ - заказчик, подсказал в унисон Федьке Сёмка.
Заказчик заискивающе посмотрел растерянно на командира и, кивнув в сторону машин, спросил:
- Газку не сбросите? - А то дядьки большие там сидят…
Федька в ответ не спеша осмотрел приборный щиток в кабине, потом задумчиво посмотрел на представителя заказчика и серьезным голосом сказал:
- Нельзя, холодно потому что, движки остынут!
- А… - протяжно, как с пониманием, пропел тот и понуро выскочил из вертолёта в мороз.
- Давайте, ребята, выгружайтесь, - озорно как бы приговаривал Федька им.
В машинах же, как по команде, открылись дверки, из которых как по команде повылазили похожие друг на друга, как солдаты, управленцы Газпрома, райкомовцы. Форма их, как в авиации у лётчиков, видно, была едина. Это дубленка, шарф мохеровый, торчащая над ним шапка норковая. И единственный атрибут, подтверждающий их принадлежность к северу, - аэрофлотовские меховые унты на ногах. Судя по их сосредоточенным лицам, у комиссионеров был самый ответственный этап командировки. Из дверок машины на мерзлую землю стали выкладываться сетки с продуктами, картонные коробки с обувью и другой маркой. Из одной машины из дверки выпал какой-то сверток, который ударился об землю, после чего рассыпался, и вывалившаяся из него новенькая норковая шапка, движимая потоком, идущим от вертолёта, как колесо покатилась в лес.
- Эх, тут же согнулся газовик в спринтерскую стойку и, оттолкнувшись своими ногами от земли, рванул за катящимся по снежным сугробам норковым колесом. Видя, что оно подкатывается к ограждению вертолётной площадки, газовик добавил путевой скорости, видно, от набегающего навстречу ветра, вокруг него тоже заработали аэродинамические силы, и сидящая на его голове родная шапка слетела, обнажив белому свету рыжую, как солнце, шевелюру.
«Что делать? - в растерянности даже приостановился он. - за какой бежать? За родной или халявной новой?» Успеть поймать до ограждения площадки он успевал только одну, и, видно, как и страна, желая идти в новую жизнь во всем новом, пусть и халявном, газовик вновь рванул вперед за новой шапкой. И как итог, в последнем прыжке у самой колючей проволоки злополучная шапка все-таки оказалась в его цепких руках. Старая, последний раз мелькнув где-то за ограждением вертолётной площадки, исчезла из его вида навсегда.
«Ну что, и эта хороша», - потряхивая ее в руках от снега, видно подумал он.
Федька же, ехидно улыбнувшись, посмотрел на Сёмку и, хихикнув, сказал:
- Прям как в песне: что-то теряешь, а что-то находишь! У уазиков же выгрузка подношений была в самом разгаре, сплошным конвейером в чрево вертолёта из рук в руки плыли эти свертки, коробки, сетки…
- И не мерзнут же…, - задумчиво проговорил Федька, глядя на этот человеческий конвейер. И тут же автоматически ответил на свой довод:
- От таких подношений, наверно, наоборот жарко! Чуть опечаленный, потерявший с головы норковую шапку, уныло подошел к веренице чиновников, передающих поклажу в вертолёт, и тут же стал неотъемлемой ее частью. Понятно было одно, подношения эти были вручены лишь только за то, что в руках этих комиссионеров была лишь только утверждающая и списывающая все авторучка.
- Ух ты… - неожиданно заулыбался Федька: газовик с до чертиков знакомым лицом, достал из машины желтого цвета не что-то, а настоящего живого гуся, и обняв его, как родное дитя, посеменил с ним по стоянке в вертолёт.
- И где ж он его взял, в такой мороз? - вслух удивился бортмеханик.
Сёмка, захихикав и видно, вспомнив Чеховский рассказ, сказал:
- Даже гусями берут!
- Так это ж Вадик! - неожиданно вслух воскликнул Федька, узнав в несущем гуся того самого Вадика, с которым отдыхал в одном санатории Пятигорска. Наконец сверточки, пакетики, коробочки, сеточки погрузились в вертолёт, вместе с комиссией. Уазики, побрякивая над своими крышами стальными антеннами радиостанций, развернулись и, поигрывая светом включенных фар, поехали по своим наверняка теплым боксам.
- Ну, вроде все, - сказал бортмеханик, сев на свое рабочее место, и вручил командиру список пассажиров, предъявленных заказчиком для перевозки. ещё не веря такой встрече, Федька взял список, чтоб ещё раз перепроверить, тот ли это Вадик или просто двойник. Быстро пробежав глазами по именам, увидел: точно, Вадим вот есть, фамилия его Рыжов. Ладно, в полёте выясним - решил про себя Федька. Пусть успокоятся от погрузочной суеты. Ну что, - посмотрел он на бортмеханика:
- Дверь закрыта?
- Да, - ответил тот, - дверь закрыта, все на месте.
- Тогда поехали.
Вертолёт, подмигивая вековой тайге проблесковым огнем, поднялся над вертолётной площадкой, и, чуть повисев в морозном небе, неторопливо пошел в разгон. Ему предстояло перелететь пойму реки Обь, после чего взять курс на город газовиков Комсомольский. Мерзлая и пустынная ещё года три назад бездорожная Обь, в лучшем случае имеющая санное сообщение между унылыми поселениями людей по ее берегам, сегодня горела в ночи и дымила свалившимися на нее откуда-то армадами техники и людей.
И откуда же так все быстро тут взялось? - часто поражался увиденному Федька. Но развитие человека, его экономики, хотели мы б этого или нет, неумолимо движется вперед. Вертолёт вот тоже, вроде бы только взлетел со стоянки в Перегребном, а на самом деле пролетел уже почти восемьдесят километров.
- Там пассажир есть, - обратился Федька к бортмеханику. - Он с гусем ещё в вертолёт пер, рыжий такой, за шапкой который бегал по стоянке, рожа у него красная, наглая быть должна такая.
- Ну? - понятливо переспросил бортмеханик, уже узнав по описанию, кто нужен командиру.
- Так ты его позови сюда, спросить у него кое-что надо!
- Сейчас, - кивнул головой механик и скрылся в грузовой кабине.
В авиационных экипажах иерархия соблюдается беспрекословно. Любое указание, просьба или пожелание командира членами экипажа выполняется как приказ. Вертолёт же, поуркивая в морозной ночи турбинами, неторопливо плыл, как корабль в океане, старался долететь побыстрей до своей заданной точки.
- Здравствуйте…! - поздоровался своим до ужаса знакомым бархатным голоском Вадик. - Что вас интересует?
Федя улыбнулся ему, посмотрел в глаза его и поприветствовал:
- Привет пятигорцам!
- Привет, привет, - ответил Вадик, пахнув на Федю терпким запахом какого-то нерусского парфюма. И сделав некую разговорную паузу, удивленно переспросил, бегая глазами по приборной доске вертолёта, даже и не пытаясь понять назначение того или иного прибора:
- Только при чем тут Пятигорск?
- Как причем, - продолжал Федька, в прошлый год ты не бывал там в санатории?
- Ну и что…? - как бы оправдываясь, ответил Вадик. - Я часто бываю там, здоровье ведь на севере расходуется быстро. И комсомол на лечение меня туда направлял, а в прошлом году - партия, а что в этом плохого? Ничего предосудительного в отдыхе я не вижу, - терпеливо объяснил свою позицию Вадик.
- Так мы вроде вместе отдыхали там прошлым летом, - пытливо глядя на него, расспрашивал его Федька.
- Может и быть, чем черт не шутит, - усмехнулся в ответ Вадик. - Ведь там полстраны отдыхает, упомнишь разве всех.
Федька же, ещё больше убедившись, что это именно он, стал дальше задавать ему наводящие вопросы:
- А девчат, Галку да Маринку, тоже не помнишь, которые с нами отдыхали?
- Так я женат, уж как пятнадцать лет, не до девчат мне! - выдохнул из себя Вадик.
Убедившись, что он никак не желает вспоминать отдых, Федька хмуро сказал ему:
- Ну ладно, минут через двадцать будем в Комсомольском, - и кивнул этому Вадику, головой на выход.
- Вот черт! - выругался Федька вслух, после того, как Вадик скрылся в грузовой кабине.
- Не верь, Сема, никогда начальству! Особенно партийцам! Триста рублей в санатории занял у меня, и не узнает после этого, по крайней мере, вид делает! В общем-то, Сем, мы с тобой не обеднеем, нам лишь бы во…! Кивнул головой вперед Федька, лишь бы лопасти хорошо крутились, да совесть чиста была. Впереди между тем показалось зарево огней. Это и был город Комсомольский. И компрессорная станция перед ним, где и находились вертолётные стоянки. День рабочий подходил к концу. Осталось-то, высадить эту комиссию, да уйти пустырем на базу. Такая уж у лётчиков работа. Коснулся вертолёт своими колесами вертолётки Комсомольского, высадил на землю комиссионеров, со своим близким к сердцу им грузом, правд, без суеты не обошлось и здесь. Гусак, видно явно чувствуя свою кончину, развязался, и пока не оббегал весь салон вертолёта, побывав и в пилотской кабине, добровольно рыжему Вадику не сдался.
- Все спокойно, - зашел бортмеханик в кабину, - салон пустой, можно лететь! И вертолёт ещё раз, оглушив окрестности Комсомольского, взмыл в северное небо, и через пару часов Сёмка шагал по морозцу, по своим улицам своего родного поселка. Привезя на себе семь часов налёту на вертолёте. Вот так и мелькали летные дни в Сёмкиной и Яшкиной жизни. После них они становились все больше и больше умелыми лётчиками.
Где, интересно, Яшка, тоже наверное летает вот так же…, - улыбнулся Сема, неожиданно вспомнив про друга. Настроения сменяют у юных лётчиков эмоции, эмоции перетекают в открытия, вот пролетела ночь, наступило утро. Сёмка сидел в штурманской в ожидании своего командира. Впереди новый лётный день, день интересный, как-никак экипаж стоял в наряде по отстрелу волков в районе оленеводческих стад. Уж, видно, сильно они стали их донимать. Командиров сегодня будет даже два - это Федя и проверяющий замкомандира лётного отряда, Влад. Считать особо было нечего, разве только взлетную массу вертолёта. Для производства этих летных работ в вертолёт устанавливаются два дополнительных топливных бака, каждый почти по тысяче литров, уважительно такой вертолёт называют тут танкером. Как-никак топлива, заправленного в вертолёт, хватало почти на пять часов беспрерывного полёта. Полёты по отстрелу хищников выполняют самые подготовленные лётчики, которые, кроме всего прочего, имеют человеческий дух и природную смекалку. Пожалуй, и все.
- Ну что, все посчитал? - спросил Сёмку Федька.
- Да, улыбнулся Сёмка, - что-что, а полётная документация у него была всегда оформлена и посчитана, «как в аптеке», и Федька в этом убеждался не раз.
- Тогда пошли, - кивнул головой он ему.
Подписав задание на полёт у диспетчера АДП, они вышли из штаба. Где-то должен был присоединиться к ним и Влад, замкомандира лётного отряда.
- Ну, вы где чешетесь? - вызывающе поздоровался с ними на улице егерь Николай Федотыч. - День уже прошел!
- Да вот, готовились, идем на вылет, - пояснил Федотычу Федька, - не на велосипеде же едем!
Федотыч же, закинув на плечи вещмешок с провиантом на день, ружье в чехле, прихрамывая при этом, эмоционально понося экипаж за медлительность, ковылял за ними.
- Что бурчишь, - осек его неожиданно появившийся откуда-то Влад.
- Патронов-то хватит? - подшутил над Федотычем с ходу лётный, отлетавший с ним не один десяток таких полётов.
- Я вам дам хватит! - вовсе раздухарился Федотыч, - сначала найдите их мне, а за мной дело не встанет!
- Кто его знает, - продолжал подтрунивать над ним Влад, - начнешь опять за оленями совхозными гоняться.
- Я вот вам погоняюсь, - зашумел в сердцах он, вспомнив недавний розыгрыш экипажа. Про этот случай долго говорили между собой лётчики.
Как-то возвращался на базу вертолёт с такой охоты. День был плохой, не добыли ни одного хищника, стая разбежалась врозь, по лосинным тропам, и покружив, потропив их в безуспешном поиске, вертолёт, выработав топливо, возвращался домой. Егерь - стрелок во время выполнения полёта, имеет связь с экипажем по переговорному самолётному устройству, для более хорошего взаимодействия в воздухе. Как неожиданно в наушниках экипажа прозвучал возбужденный голос Федотыча:
- Вижу свежий волчий след!
- Где… ? - переспросил командир.
- Как где, влево девяносто градусов! - завозмущался Федотыч.
- Точно волк? - иронично переспросил Влад.
- Ну а кто ж еще… - в нетерпении выругнулся Федотыч. - Влево девяносто, - почти зарычал в азарте в микрофон он.
- Ты начальник, - послушно сказал ему Влад, - куда скажешь, туда и полётим, - и встал на его курс, выйдя на свежий след.
- Видите? - перепросил Федотыч.
- Теперь видим, - подтвердил командир, подгашивая скорость, для тропления зверя. Правда, командир видел ещё и чум, расположившийся на сопке и курящий тонкой струйкой в небо дымком, и оленя, убегающего во весь мах в кораль этого чума от вертолёта. Слушая команды Федотыча, командир шел точно над следом бегущего оленя, которого Федотыч и принял по ошибке за волка, нагоняя его с каждой сотней метров.
- От нас уже бежит, - в азарте подсказывал Федотыч поведение зверя, читая следы на снегу.
Еще через пару километров Федотыч опять подсказал:
- В мах пошел, смотрите, где-то рядом волк!
Не ошибусь, если скажу, что различить со стороны след бегущего в мах оленя или волка практически невозможно. Переглянувшись в улыбке, экипаж поддакнул ему:
- Щас … возьмем!
Но взять Федотычу этого «волка» не удалось, вместо волка в кораль для загона домашних оленей по тропе вбегал небольшой, белого, как снег, окраса, олень.
- Вы что не предупредили? - тут же поняв розыгрыш, в негодовании взорвался Федотыч.
- Сами думали, что это волк, - похихикивая, ответил ему экипаж.
Сёмка, впервые идя на такой вылет, от нетерпения и предвкушения охотничьего азарта сгорал больше всех. Ведь кому, как не ему, рожденному в охотничьем обласке, было интересно полётать над тайгой на вертолёте, в охотничьем варианте - фантастика, да и только. Поэтому, ещё не веря такому событию, боясь, что могут заменить на более опытного пилота, он шел сзади всех к своему вертолёту. Вот и он, красавец, как арабский скакун, просев на задних амортстойках от загруженного в него большого количества керосина, смиренно ожидал своих наездников. В решимости скакнуть с места в карьер. И вот небольшая предполётная суета у машины, запуск, проба двигателей, - и под предел загруженная топливом машина нехотя взлетела в северное небо. Федотыч тут же расположился у входной двери, из рюкзака достал патронташ с патронами, ружье ИЖ-52, надел наушники для ведения переговоров с экипажем и уткнулся в иллюминатор. Оленеводы с вечера сообщили координаты отогнанных от оленеводческого стада волков. И туда вертолёт взял свой курс, в вершину реки Харь-Юган. Почти по макушкам деревьев вертолёт мчался вперед, поднимая с болот черных глухарей, заспанных пестро-серых ронж. Как стрела, мелькнул через белый прогал просеки соболь, и тут же исчез в разлапистой кроне темного дерева. Что говорить, красива тайга, таинственна, самобытна, девственна, тайну ее разгадать не удалось ещё никому. Наверное, и не зачем. Воспринимай ее такой, какая она и есть. Вон внизу земля ее испещрена всяким следьем зверья, птицы. Как в столичном городе, жизнь кипит, - глядя на это, улыбнулся про себя Сёмка. Вертолёт все мчал и мчал охотников в этот, параллельный человеку, реальный мир. Минут десять осталось, - глянул на часы Сёмка…
Кстати о волках. Волк - это вообще уникальное животное, способное комфортно жить в таежных условиях, без труда добывать себе пищу, правда, при одном условии - если эта пища есть в существующей вокруг него окружающей среде в виде лосинного или оленьего поголовья. Коллективный способ охоты у волчьей стаи есть самый наилучший, эффективный способ достижения успеха. Некоторые знатоки говорят про волков, что они, мол, выбирают себе в жертву слабое животное, загоняют его и давят. На самом же деле все происходит не так. Для волка есть только мясной объект, а добыть его - дело второе, не представляющее для него или них большой трудности. Да и происходит все это до банальности просто. Нет шанса уйти любой жертве от волчьей стаи. Я сам был свидетелем таких драм и отслеживал на охотничьих лыжах место, где лось падает наземь от ран, нанесенных клыками волков, от места начала смертельной гонки. Хищно и вероломно стая нападает на свою жертву. В этот раз им попался громадный лось-пятилеток, наверное с полтонны весом. От волчьей стаи путь у него один - это бежать вперед и вперед. Бежать быстрее их, иначе клыки их, как ножи, секут по задним ногам, прорезая кожу. Первый километр легко удается убежать от волчьей стаи, хоть и снегу по брюхо. Но усталость тоже дает о себе знать. Стая же волков, обычно это три-пять матерых самцов весом от семидесяти до ста десяти килограммов каждый, флегматично, казалось бы, мчится по протоптанному самим же лосем следу, периодически уступая место переднему. Передний же после замены встает в хвост стаи, продолжая бег по натоптанной сородичами тропе, быстро восстанавливая таким путем израсходованные в целике силы. Так, организованная стая, сотня по сотне метров, неумолимо начинает настигать подуставшего в глубоком снегу лося, который, пробивая своим корпусом снежную целину, торит дорогу своим преследователям. Дальше же, после того, как волчья стая нагнала убегающего от них зверя, начинается циничный по своей сути процесс умерщвления зверя, так как кончина его неизбежна, и шансов никаких у него практически нет. Клыкастой пастью волки начинают хватать его за задние ноги. Нанося раны жилам, кровеносным сосудам, причем не надо их кусать долго, достаточно двум-трем волкам пробить его ноги клыками по нескольку раз, как через прокушенные раны начинает хлестать кровь, ещё метров через пятьсот от потерянной крови лось перестает чувствовать задние ноги, начинает ложиться от слабости. Волкам лишь остается поставить в преследовании победную точку. Опять же, есть мнение у знатоков, что озверевшие и голодные волки хватают пастью жертву за глотку и давят, пока он не испустит дух. Тут я опять поспорю с ними и скажу о том, что я видел не раз сам. Шея у лося крепкая, шкура толстая, делать что-то с ней небольшой волчьей мордяке нечего, да и лось ещё живой и сопротивляется, но он про нее и не думает. Путь умерщвления один: есть у лося слабое место - пах. Там, где тонкая кожа и нежная требуха. Несколько рывков именно там острыми, как ножи, клыками, и шкура в паху порвана, ещё несколько рывков - и брюшина пузырем вылезает наверх. Участь зверя уже решена. Хоть он, ещё лежа со вспоротым волками животом, думает, что набирается сил, чтоб бежать дальше, ещё обороняясь от них ногами, не знает, что кишками его, облитыми вкусным нутряным жиром, уже вовсю лакомятся голодные волки.
- А как же в бесснежье? - зададите вопрос Вы.
- В бесснежье действуют другие технологии волчьего братства. Во-первых, есть молодняк лосино-оленьего стада, взять которого нет труда любому, даже не матерому волку. Во-вторых, есть другие технологии, не менее кровавые, также не оставляющие шансов выжить ни одному зверю. И методик у них много, принцип коллективной охоты положен за основу. Волки знают не понаслышке, что у страха глаза велики, и поэтому бегущий в страхе лось или олень перед собой ничего не видит. Вот и делают они загон, разгоняя зверя во весь мах, рассредоточившись, как охотники на номерах, и гонят жертву свою по заданному им направлению, в болото, например, в котором она и вязнет. Остается им лишь только вспороть клыками живот. Люди находили место, где лось, спасаясь от волков, слетал со всего маха с высокого яра вниз, ломая себе спину. Такие вот в природе и есть жестокие нравы. Хотя можно привести немало примеров из жизни нашей сегодняшней. О нравах не менее жестоких, чем в этих стаях волчьих. Когда не менее умело бандиты, например, преследуют жертв своих богатых, терроризируя хоть детей их малых, хоть родственников невинных. Калечат, как и тела их, так и имущество, в надежде получить выкуп. Да что говорить о бандитах, давайте возьмем ступенькой выше. Чуть только ты начнешь говорить, рассуждать не так, как рассуждает власть, а если ещё начнешь рассуждать вслух…, то несомненно тебя обложат тут же, со всех сторон, как те волки обложили лося. И ты побежишь, с выпученными от страха глазами, вперед - от прокуратуры, милиции, налоговой и ФСБ, будешь бежать до тех пор, пока не попадешь в болото. Только в болоте на тебя спустят не зубы-сабли, а институт власти.
И кто ж снисходительней? Человек или волчья стая? Кто сможет пощадить свою жертву? И есть ли разница в нравах волка и человека? Я вижу разницу лишь только в том, что человек сильней волчьей стаи. В его руках есть вертолёт, да дробовик, наконец. А нравы те же. Убивать, так убивать. Обкладывать, да загонять. Вот, наверное, и есть вечный двигатель жизни человеческой.
Федотыч тем временем приоткрыл входную дверь, вертолёт, качнувшись, стал делать вираж:
- Вон волки лося задрали, - кивнул головой Федотыч Сёмке.
- Давайте подсядем, - передал он пилотам команду.
- Понял, заходим, - чуть с насмешкой передразнил его Влад.
Перелетев речной поворот, вертолёт подсел прямо к задранному на льду лосю. Вздутая пузырем зеленая требушина на животе лося, как шарик, трепетала на идущем от вертолёта ветре. Видно, настраивая себя на пыл охоты, Федотыч нелитературным слэнгом выразил свое мнение в защиту копытных обитателей тайги северной и прокомментировал:
- Щас посмотрим, свежедавленый, или нет, - спрыгнул на улицу из вертолёта и подошел к туше лося. Попинав его со всех сторон, пощупав руками губы, уши его, заскочил опять в вертолёт, оттуда в кабину пилотскую и сказал:
- Ну что, ребята, вон по краям речки какие подъемы высокие, они туда не полезут, да и делать им там нечего, они по речке промышляют. Вон, лося кончили, а жрать не стали - жируют! Где-то тут они, недалеко. Сейчас давайте, вниз по речке пройдем, не наткнемся на них, будем круг делать, пока не найдем.
- Как скажешь начальник, - опять насмешливо сказал ему Влад.
Была какая-то между ними ирония, но они этого не замечали, а работали, и работали уже не один десяток лет. Сёмка же, широко открыв свои глаза, смотрел на громадную тушу лося, казалось бы, умершего своей смертью, или убитого пулей, если б не этот громадный вздувшийся пузырь зеленой лосиной требухи с прожилками белого нутряного жира, говорящего об участии в его убиении братства волчьего.
Бортмеханик поднял трап, и вертолёт, оглушив Харь-Юган ревом турбин, полётел вперед, повторяя повороты речки.
- Ух ты…!!! Второй! - увидел Сёмка задавленного волками второго лося, который, как и первый, лежал на льду головой вперед.
- Смотри, что делают, твари! - выругался громко и эмоционально Федотыч, от нетерпения перебирая ногами, под своим боковым сидением. - Утренняя работа, - вкладывая большой смысл в сказанное, сказал он. - Перехватим их вот-вот! - в азарте ещё раз пояснил Федотыч.
Что говорить, чувство охотничьего азарта, преследования, разгорелось и в душе Сёмки, тем более стало очевидно, что встреча с ними, вот-вот все-таки произойдет.
«Какие они?» - вертелся в его голове вопрос. Неужели и вправду такие безжалостные? В живых видеть ему их ещё не приходилось. Лишь только раз отцу его доводилось одного поймать в капкан. Но там он был заснеженный, мертвый. А тут настоящая волчья стая! После которой, на льду остаются…
- Ты смотри, сволочи…, третий! - подпрыгнул на своем месте Федотыч. На льду, неуклюже подвернув голову, лежал, судя по размерам, небольшой лосенок. Из-под вытянутой на льду задней ноги его на снег сочилась, окрашивая его в алый цвет, алая кровь.
- Собаки! – почему-то само вырвалось из Сёмкиной груди слово.
- Забой устроили! - смачно продолжал негодовать Федотыч.
Вертолёт же, мягко урча движками, нес истребителя волков вперед по речке.
- Да сколько же их…?! - подпрыгнул на месте опять от негодования Сёмка.
Четвертый лось, видно самка, мать того лосенка, бессильно лежащего за поворотом на льду, ещё держала в поднятом положении голову. От гула надвигающегося вертолёта она попыталась встать, но тщетно выпухшие из брюшины кишки навечно приговорили ее к земле. Чуть поцарапав по льду передним копытом, она вновь оцепенела в ожидании своего конца. От такой картины на щеке Сёмки выступила слеза. «Сейчас мы за тебя отомстим!» - по-детски наивно дал клятву в душе он ей. «Сколько же их погибает от волчьих пастей? - крутился в голове один и тот же вопрос, - если от одной только стаи, за утро легло аж четыре лося. А четыре лося - это уже табун.
- Вон они…! - чуть ли не взвизгнул Федотыч.
По льду, вытянувшись в струну, бежали бело-серые волки. С вывалившимися набок ярко-красными языками. С черными, блестящими на солнце, как у собак, носиками. Оцепенев от такой неожиданной встречи, вскочив коленками на боковое сидение, Сёмка уткнулся лицом в иллюминатор. Федотыч, на счету которого уже было около пятисот убитых волков, готовил свое оружие к стрельбе.
- Что сидишь, - рявкнул на Сёмку Федотыч, - патроны будешь подавать. Сёмка подсел к нему на боковое сидение, рядом с открытой дверью, дрожащими от волнения руками вытянул из патронташа два патрона. Вертолёт, догасив скорость до скорости бегущих по льду хищников, левым бортом подходил к бегущей веренице волков. Вот они, «лесные санитары» - настоящие, не былинные. Только что вкусившие горячей кровушки, во весь мах летели по речке, стараясь уйти от преследовавшего их вертолёта. Страх гнал их только вперед, так же, как и они не раз загоняли в болото лосей или другую обезумевшую от страха живность. Теперь, видно, настал их черед. рёв вертолёта сзади все надвигался сильнее и сильнее, выводя их из привычного хладнокровного состояния, вливая потерянность и страх. Их инстинкт самосохранения и волчий разум ещё не научился уходить от преследования вертолёта. Рассыпься, например, стая врозь, попрячься под толстыми стволами пихтовых деревьев иль кедрачей, закопайся там в снег - и все, хоть закружись вертолёт, но не найдешь их. Субординация в волчьей стае незыблема, широко кидая лапы вперед, летел первым в веренице вожак, он вел своих братьев вперед, стараясь увести их от ненавистного рева турбин. Лишь задние волки толкали боками друг друга, стараясь забежать вперед, так как ревущая сзади опасность наводила на них шок. Если свалить вожака первым выстрелом, то стая тут же рассыплется, разбежится по лесу, вот тогда и у Федотыча с экипажем возникнет проблема, попробуй погоняйся по тайге на тяжелом вертолёте за одиночкой-волком, - не просто, скажу вам. И если отстреляешь хотя бы штук пять из стаи, то считай, что тебе повезло. Знал это и Федотыч. С беспроигрышной высоты из вертолёта щелкнули два выстрела, два задних волка, отделившись от стаи, кувыркаясь в смертельной агонии, остались, как и те лоси, лежать на льду.
- Вот! - подал ему два патрона двенадцатого калибра Сёмка.
Пять волков, уже изрядно устав, продолжали лететь вниз по Харь-Югану, не осознавая того, что уйти от подлых выстрелов сверху у них шанса практически нет.
Стерлась! Стерлась печаль и жалость по задранными этими хищниками лосям, сменились полярности, жалко стало Сёмке почему-то их - этих свирепых, молчаливых, в то же самое время безжалостных, обезумевших от страха хищников. Еще, ещё - щелкнули как кнутом два следующих выстрела. ещё завертелись в агонии на льду два волка.
- Возьми, - протянул ещё два патрона Федотычу Сёмка, стараясь не глядеть на оставшихся ещё в живых, трех волков.
- Хорошо, хорошо! - по наушникам подбадривал экипаж Федотыч. И вставив в патронник ещё два патрона, как в час расплаты, положил на лед самку и прошлогоднего вожака волчьей стаи. Уступил он весной сегодняшнему ретивому, едва зализав от его зубов раны. Уж кто-кто, но он никогда не оставлял на льду иль на болоте стаю. Никогда не убивал добычу впрок.
- Молодцы, молодцы, молодцы! - уже вслух торжествовал свою победу Федотыч, заталкивая в патронник два следующих патрона. Сёмка же отсел сторонку на боковые сидения, в душе его была пустота, отрешенность, состояние какой-то безысходности. Как никогда актуальными стали строчки из песни Высоцкого: «Но – на татуированном кровью снегу наша роспись: мы больше не волки!». Грохнуло ещё два выстрела. Обессиленный от бега вожак волчьей стаи уткнулся своей уже мертвой мордой в снег. ещё одной волчьей стаей в тайге стало меньше.
- Иди сюда! - кивнул Сёмке Федотыч.
- Ну…? - безразлично спросил его Сёмка.
- Ты ж вроде местный?
- И что…? - глянул на него Сёмка.
Федотыч же достал из своего рюкзака охотничий нож, положил его на сидение вертолёта и, глянув ещё раз на Сёмку, сказал:
- Волков пособираем, надо будет у лосей поотрезать деликатесы - ноздри, губы, языки... Не оставлять же воронью, да росомахам. Поможешь!... и, чуть подумав, переспросил:
- Хоть сможешь…?
- Смогу, - ответил Сёмка, ещё не скрывая своего разочарования от увиденного побоища.
Вертолёт, сделав круг, заходил с исходной позиции к первой убитой паре волков. Если же Федотыч находился ещё в таком охотничьем драйве, то экипажу снисходить до этих эмоций было не совместимо с напряженной работой. Сложность этих полётов ещё заключается и в том, что они производятся на сверхнизких высотах и малых скоростях. На мастерстве и выдержке командира вертолёта. Кроме распределения внимания на параметры полёта, внимание командира должно ещё распределяться и на слежение зверя, то есть вести винтокрылую машину по его следу, распутывая серпантины таежных следов, не хуже, чем охотник-следопыт. То и дело приходится делать на месте развороты на сто восемьдесят градусов, учитывая при том фактическое направление ветра и направление бега хищника, огибая при этом рельеф местности. Малые скорости вообще опасны для полётов на любых летательных аппаратах, и вертолёты здесь не исключение. Наступает у вертолёта малая скорость - наступает процесс зависания, а это как минимум проседание вертолёта. От перенагрузок на лопасти несущего винта падает мощь двигателей, теряются обороты. Поэтому и не улыбаются лётчики во время выполнения таких полётов, отдавая им многократную дозу адреналина, просто забыв про все, стиснув или прикусив губы, работают и работают.
- Пошли! - крикнул Федотыч Сёмке, спрыгнув с приземлившегося вертолёта на лед.
Не спеша Сёмка спрыгнул на реку вслед за Федотычем, помог ему за ноги закинуть тушу зверя в грузовую кабину. Метрах в пяти с оскаленной пастью лежал и второй хищник. Федотыч же флегматично за заднюю ногу подтащил его к вертолёту, закинул в него и, нагнувшись к Сёмкиному уху, крикнул:
- Нынешний еще, первоклассник! и покряхтывая залез в вертолёт.
- Удачно мы их зацепили, - все продолжал восторгаться Федотыч вслух. - Давненько мы их так стаей не накрывали! Вертолёт тем временем плавно оторвался от ледовой площадки и стал перелетать к месту второй отстрелянной пары волков. Сёмка, глядя в иллюминатор вертолёта на замерзший лес Харь-Югана, по речке которого убегала вперед тропа уже неживых волков. Кстати, немногие знают, особенность волка ещё в том, что смерть принимает он исключительно на ногах, без всякого скулежа, стона и крика. Падая наземь лишь только после того, как у него остановится сердце. Лишь в редких случаях он бьется в конвульсиях, когда перебит, например, позвоночник. Вот и ещё два таежных властелина брякнулись об дно вертолёта. Вертолёт же, все больше и больше вырабатывая из своих топливных баков керосин, все легче и легче взмывал вверх. Вот и предпоследнее место отстрела хищников. Один волк, положив свою башку на толстые лапы, так и лежал, глядя вслед убегающей стае своим уже подернувшимся смертью, остекленевшим глазом. Матерый же волк, вожак прошлогодний, все-таки смог уйти со льда и ещё в предсмертной агонии смог подняться вверх по подъему метров с пять, и там, уж как казалось навечно, погряз в снегу. Члены экипажа, даже свободные от пилотирования вертолёта, не бегают за подбитым зверем, не участвуют в погрузках, - таково авиационное правило, сегодня - это прерогатива егеря, и, отдуваясь от натуги, Федотыч, прорывая ногами траншею в снегу, карабкался вверх по подъему за подбитым им волком. Неписаное правило есть в тайге - убитого зверя надо достать. Вторая причина двигала Федотыча вверх - это государство платило ему сто рублей за добытого самца, и сто пятьдесят рублей за добытую самку волка. Совхозу же государство списывало определенное количество оленей на естественный падеж, за предъявленную шкуру волка. В общем-то, в выигрыше были практически все. Так что умри, но достань, - плевался Федотыч, продираясь вверх по подъему за этим убитым волком.
- Уф…, - выпрямился для передыха он, ещё пара метров и волк его.
Недвижно лежал в снежной целине матерый волк, поживший в тайге не один год.
- Ну что, волчара, поехали! - сказал ему егерь, поудобней ухватив его за пушистый густой хвост. От руки человеческой сознание вернулось к зверю, он вздрогнул, сзади по-прежнему ревели движки вертолёта, темный силуэт человека крепко держался за его хвост.
- Бежать…! - твердо сказал ему волчий инстинкт. Силы новой волной вливались в его уже ослабевшее тело. И страх, говорящий, что сзади и на льду - смерть. Что есть силы, ноги оттолкнули его от земли, и понесли ввверх по подъему туда, где стоит густой и черный лес…
- Тьфу ты! - в досаде проговорил Федотыч, в беспомощности хлопая себя по плечам. Почему ружье не взял? - ругал самого себя он.
Волк же, буровя грудью своей снег, лез все дальше и дальше в лес по подъему вверх, покручивая сзади своим серым пушистым хвостом. И, преодолев ещё с десяток тяжелых метров, к досаде Федотыча, вовсе исчез в таежной чаще.
- Ну что…? - спросил запыхавшегося Федотыча Федька.
- Что ж не побежал догонять? - с сарказмом поддел его Влад.
- Да пошли вы…, - нараспев возмутился Федотыч, - вам оставил.
- Начинаем все сначала…? – сосредоточившись, сказал Федя.
- Не говори, блин, опять, - с досадой выговорил Федотыч, - вожака забираем, и этого добивать летим.
Инстинкт самосохранения гнал раненого волка вперед. Ударившая в шею дробина отступила, боль поутихла, силы пришли вновь, гул вертолёта отступал, бежать становилось легче и легче. Ноги матерого волка несли и несли вперед, по лосинным тропам, туда, где нет этого ненавистного гула. На какое-то время гул вертолёта стих. Неужели все? – приостановился, вслушиваясь в голоса тайги он. Но нет, рёв вертолёта вернулся на исходное место, и метр по метру, опять стал настигать его. Слышней и слышней. Инстинкт страха опять было погнал его вперед, но чутье и знание жизни, опыт сегодняшний сказал: «Бег - это смерть!» И тут же, преодолев в себе страх, матерый вожак спокойно оглядел зимний лес и, увидев опрокинутую летней грозой кедрину, с вывернутым наверх разлапистым корнем, понял: спасение лишь только тут!
Несколько прыжков, и, провалившись в рыхлый корневой снег, волк в глубине заваленного снегом ствола, как в норе, нашел сухое гайно, пробрался туда и, зажмурив в безысходном страхе свои глаза, стал ждать… Вот только чего..? Жизни или смерти…? Наверное, милости судьбы. На чьей она стороне сегодня? Вертолёт, немало покружив над макушками деревьев, над схоронившимся под их сводами волком, то приближаясь, то улетая вновь, ещё поурчав, исчез вовсе.
- Тьфу…, - оглядывая все в салоне вертолёта, матерился Федотыч. - Упустили волка, в руках ведь был…!
- Федотыч, - прозвучал опять запрос командира.
- Слушаю, - тут же отозвался он.
Влад опять своим ироничным голосом сказал:
- Мы тут посоветовались, и решили в следующий раз волков в холщовые мешки загонять. Чтоб…, - и улыбнувшись, добавил: чтоб от тебя не убегали больше.
- Да….!? - сморщился в досаде он и сдернул с себя наушники. Чуть поглядев куда-то в угол салона, Федотыч подскочил на месте, заглянул в кабину пилотов и сникшим голосом спросил:
- Ну что, а санитарить-то будем?
- Это как? - серьезно посмотрев на него, спросил Федя.
- Как, как, языки, ноздри, губы лосиные поотрезать надо, не лисам же оставлять их….
Влад, подмигнув Федьке, сказал:
- Ты думаешь, Федотыч, лисы лосиные губы меньше тебя любят?
- А вот если б ты, Федотыч, притащил бы за хвост раненого волка, - улыбаясь, продолжал говорить Влад, - так как раз бы успели со всех четырех лосей поотрезать все. А ты вот не удержал его за хвост.
- Взял бы вот да подержал, посмотрел бы я, - недовольно ответил Федотыч.
Влад же, не сдаваясь, подбодрил его:
- А ты не переживай, Федотыч, он от скуки все равно сдохнет!
- А нам-то что от этого, - уркнул Федотыч и попокладистей попросил: - Да хватит шутить, поехали!
- А что шутить, - пояснил Федька, - топливо-то кончили уже. До базы хватит, и все.
- Ну вот…, - разочарованно развел руками любитель лосиных деликатесов и исчез в грузовой кабине. Собирая рюкзак, показал патронташ, похвалив себя:
- Во…, шесть патронов, шесть волков! Зря порох с тобой не жжем, - довольно подмигнул глазом неунывающий никогда Федотыч. На полу вертолёта пять убитых волков в разных позах валялись между желтыми топливными баками вертолёта, наполняя специфическим волчьим запахом салон вертолёта. Пять волков - почти пятьсот килограмм мышц, как хорошее войско, гуляли каждый день по тайге в поисках куска мяса.
«Уж извините, - говорили они, - такими нас создала природа». Безжизненные маски уже не волков, безразлично глядели куда-то в глубину салона. Экипаж, хорошо потрудившись, ещё раз подтвердив для самого себя свое летное мастерство, летел на базу. В принципе, и Федотыч особо не горевал. Пять волков - это пятьсот пятьдесят рублей в кармане. В салоне неожиданно громко загудел сигнал, вертолёт качнулся и, снижаясь, пошел на разворот. Тут же Федотыч глянул в пилотскую кабину, спросил, оттуда - на свое рабочее место, надел наушники и приоткрыл входную дверь, для более лучшего обзора местности.
- Гляди, сколько их, - кивнул головой вниз Федотыч.
Через болото, натоптанная, как оленья тропа, в речку прошла громадная волчья стая.
- Откуда их столько? - тревожно в голове у Сёмки промелькнула мысль.
- Двенадцать штук стая! - прокомментировал их количество вслух Федотыч. - Завтра искать их надо будет, - рявкнул по наушникам в пилотскую кабину Федотыч.
- Нам-то что, - буркнул в ответ Федя. - Отправят - полётим, хоть каждый день.
- Да ну вас, лодыри, - поддел в ответ его Федотыч.
Еще пролетев над тайгой, вертолёт, утвердив присутствие здесь человека, долетел до своего аэродрома и плавно сел на указанную диспетчером вертолётную стоянку. Чуть поработав, выключил двигатели. ещё один лётный день у экипажа остался далеко за плечами. Под впечатлением дневных событий возвращался Сёмка домой. В голове все крутились убегающие от преследования волки, с распущенными бело-серыми хвостами. И лоси, безжизненно лежащие на снегу, безжалостно растерзанные первыми. Кто прав, а кто нет…? Одни пока вопросы. Завтра опять в наряде на полёты, по отстрелу хищников.
- Ну что, лётчик! - поприветствовал Сёмку сидящий на кухне отец. Где летал, кого видел?
У отца была своя жизнь, свои впечатления. Не такая, может быть, как у сына - с вертолётами, волками, лосями. Просто у него все гораздо приземленнее, многоукладнее, даже можно сказать душевнее. Ему, как и всем россиянам, пришлось пережить годы Великой Отечественной войны, судьба по отношению к нему тут же распорядилась по-своему. Как ни стремился он, как ни писал заявления его отец с просьбой отправить его на фронт, уехать туда ему все-таки не удалось. Причина была проста: родине не меньше, чем солдат был нужен рыбак-охотник. Так как наравне с оружием стране нужен был и мех дикого зверя, а для фронта и труженикам тыла необходимы были рыба и мясо. Например, валить лес и строить железные дороги мог, наверное, каждый, но добывать в тайге соболя, бить белку в глаз, десятками тонн добывать из реки рыбу мог только тот, кто не понаслышке знаком с таежной грамотой. Как и на многих северян, на отца Сёмкиного была наложена бронь. Вот так юношеское увлечение рыбалкой и охотой превратилось в настоящую мужскую профессию, практически на всю жизнь. Да и что говорить, не умел Сёмкин отец делать другого больше, чем изо дня в день рыбацко-охотничьим промыслом заниматься. Рыбалка на севере - это не увлечение, а настоящий тяжелый труд. Зимой это выдолбленные в реке десятки тонн льда. Летом - комары, мошки, километры сетей, тонны выловленной рыбы. Труд, не сравнимый, скажу вам, даже с каторжным. Работа эта за годы жизни вошла в привычку, стала образом жизни, и сейчас вот, поприветствовав пришедшего с работы сына, он вновь уткнулся в свои охотничьи реквизиты. Важно ведь не только добыть зверя, а ведь немало труда нужно приложить, чтобы обработать его. Вот отец не спеша снимал шубки с разложенных на дровах вокруг печки оттаивавших зайцев. Дело охотничье не только трудное, но и хлопотное. Затемно, ещё когда все спят, на лыжах выходит отец на путик, который по расстоянию не мал - пятнадцать километров туда, и столько же обратно. В арсенале охотника не ружье и кинжал острый, а всего-навсего лишь капканы да петли. Основной промысловый зверь - это лиса, горностай, заяц. Лису принимает местный зверопромхоз по цене четырнадцать рублей шкурка, горностай идет по три, заячья шкурка - семьдесят копеек штука. Не плати отцу государство деньги за сданную пушнину, - все равно он будет ее добывать, сдавать, такая уж у него привычка выработалась с рождения. Строя небольшие оградки из березово-таловых веток, отец добывал петлями в них куропаток. И вот, поразгадывав день-деньской звериные хитрости и повадки, к концу дня, навьюченный замерзшими тушками добытых зверьков, отец усталый возвращался всегда домой. Обдирка зверьков, сушка шкурок на правилках - это завершение охотничьих странствий. Пара сотен добытых зайцев за зимний сезон, десятка три лисиц, сотня горностаев, штук сто пятьдесят белых куропаток, - вот и есть охотничий минимум, стоящий громадного труда охотника. Комфортно жили на зайчатине в стайке поросята Борька и Синька. Да и рыбки им перепадало частенько, для разнообразия к зайкам.
- За волками сегодня летали, пап, - раздевшись, сказал Сёмка, - шесть штук убили сегодня.
Не отрываясь от своего занятия отец буркнул:
- С вертолёта-то что их не добыть, вот вы их капканом попробуйте!
- Они оленей давят много совхозных, вот поэтому мы их и отстреливаем.
- А пастухи что, охотиться разучились? Давай лучше, товарищ лётчик, кушай курочку рябу, - кивнул отец на кастрюлю, сдвинутую на угол печки, чтобы не кипела.
Курочкой рябой отец называл блюдо из куропатки, тушеной с картошкой и луком. Скажу вам - наивкуснейшее блюдо, попробуйте обязательно. Да и что тут лукавить, от царя батюшки повелось, лесная дичь - это и есть истинный деликатес. Прокрутив в голове эмоции уже прошедшего дня у тарелки с курочкой рябой, Сёмка наконец привел свои мысли в порядок и, видно от усталости прошедшего дня, зазевал, и отставив от себя тарелку, поплелся к своему дивану. Ночь, улица, фонарь, аптека… - на утро все, как у Блока. Только тут немножко не так: улица, мороз, унты и шуба, аэропорт. И Федька естественно, Сёмкин командир, он же наставник.
- Пришел? - своеобразно поприветствовал он Сёмку у дверей эскадрильи. - Сегодня в горы летим, волков стрелять, без проверяющего, так что готовься!
- Понял Вас, - кивнул ему головой Сёмка.
Пройдя предполётную подготовку, взяв с собой вечно суетливого Федотыча, пошагали на вылет.
- Опять мы последние, - бурча, кивнул он на взлетевший с малой полосы самолёт АН-2, на лыжном шасси.
Действительно, аэропорт жил уже своей авиационной жизнью. Диктор по громкоговорителю объявляла о вылетах и задержках рейсов. Перевозочная машина с вечно поддатыми грузчиками сновала между вертолётными и самолётными стоянками, загружала почту. Один за другим вертолёты взлетали в небо, неся в себе радости встреч иль печаль расставаний.
- Успеешь Федотыч, ещё кровушку попускаешь сегодня, - успокаивал его Федька. - Поплачут ещё волчьи детишки, попухнут от голода из-за не вернувшихся с охоты мам и пап.
- Ага…, - недовольно парировал ему Федотыч, - мысли-то у тебя, Федя, перед полётом не охотничьи, ты наоборот должен на них злиться, как на красную тряпку.
- Зачем! - тут же опроверг его Федька. - и так все известно как будет…
- Ну как, как…? - забежал тут же неуклюже вперед, заинтригованно переспрашивая Федотыч.
Федя тоже остановился, загадочно прищурив глаз, сказал:
- Скажу ж, неинтересно будет! Вот только уверен я, в душе твоей, Федотыч, нет жалости, а в руке меры.
- Какая мера…! - тотчас взорвался Федотыч, а у них есть мера? Иль вчера ты не видел…?
- Вчера они, Федотыч, просто знали, что мы прилетим, видно кто-то им рассказал, вот они напоследок и погуляли.
- Ну…! - сплюнул Федотыч, - с таким настроем сегодня хрен кого и добудем.
Вообще-то волчья тематика не такая уж и простая. Говорить о ней всегда легко и просто. Наверное, потому, что жизнь и повадки хищников схожи с жизнью человеческой. А может, в волках мы видим прообраз нас самих, и, прежде всего, в ненасытности, жестокости? Какой-то таинственности, в конце-то концов. Да и что тут говорить, - силу мы видим в них, организованную силу…, да и не поняли мы ещё и миссию их на земле нашей. Не понял человек, не увидел, не открыл вуаль тайны с его глаза безмолвного. Зачем вы, братья лихие, живете рядом, о чем думаете… есть ли дно в ваших мудрых, бескрайних, как космическая галактика, в желтых внимательных глазах.
Экипаж занял свои места, запустил двигатели, и вертолёт взлетел, взяв курс в горы Полярного Урала, в район самой высшей ее точки - горы Народная, или Народа.
- Денек, как по заказу, попробуйте только не найти волков, - сказал по переговорному из кабины Федотыч.
- Патроны то не забыл? - буркнул в ответ ему Федька.
- А что так беспокоишься..., - съязвил Федотыч.
- А своих тебе дать хотели, - улыбаясь, пояснил Федя.
- По воробьям стрелять с них, что ли…? - пренебрежительно отозвался Федотыч.
Вертолёт миновал уже стокилометровую полосу тайги, после которой перед фонарем кабины появились белые бескрайние болота с редкими островками деревьев на них и прочерченной с запада на восток оленьей дорогой. Это пастухи в поисках свежих пастбищ прогнали свое многочисленное стадо оленей.
Игнорируя цивилизацию, комфортно, многоукладно живет человек, казалось бы, в ужасающих условиях крайнего севера. Но на самом деле воистину живет, живет так, как и живет весь мир - со своими проблемами и заботами, радостями и печалями, повсюду говоря великое слово - я человек! А вы все остальное.
Прямо по курсу наконец появилось выстроенная миллионами лет холмистая гряда полярного Урала. Это не те жалкие остатки Екатеринбургских, иль Златоустских Уральских гор, воспетых великим сказочником Бажовым, а горы необыкновенной красоты и богатств несметных. Ровно, как по линейке, шли с юга на север Уральские горы, разделяющие континент на Европу и Азию, в этом месте они неожиданно делали резкий поворот вправо градусов на сто глазомерно, затем резко меняли курс и опять тянули свои отроги строго на Север, к самому Северному ледовитому океану, где ходят белые медведи, бегают песцы, а в прибрежных водах плавают настоящие киты. Гора Народная возглавляет своей высотой весь Уральский хребет от юга до севера, как бы венчая все это северное Уральское великолепие. Скептик скажет: тысяча девятьсот метров - разве это горы? Так…, холмики, нашли, мол, чем удивить! Я ж отвечу ему - да, это горы! Найди мне ещё такие горы, где в речках и ручьях вместо камней на дне лежат хрустальные камни, творение не человека, а природы Уральской. Где практически под каждым камнем, на любом склоне, можно наковырять драгоценных или полудрагоценных камней. А выходы открытых пород граната, яшмы…, да фактически всю таблицу Менделеева несут в себе эти «низкие» Уральские горы. Не перечесть всех богатств Полярного Урала. Так дайте мне, товарищ скептик, ещё такие горы!
Бригада оленеводов, куда держал курс вертолёт, расположилась с западного склона Полярного Урала, неподалеку от озера Балабанья, расположившегося возле двух красивых гор с названием Старик и Старуха. Там пастухи и должны были сказать, где надо искать хищников. Глядя на скалистые отроги гор, Федька набирал высоту, чтоб перелететь высокий хребет за Урал. Под фонарем кабины в обратную сторону бежала река Народная, названная, наверное, в честь и самой горы Народной, из подножия которой она и вытекала. Местами проглядывали в ней незастывшие полыньи, своим блеском показывая всем свои быстрые воды. Федотыч, зачарованно глядя на эту красоту, даже не бросил не одной реплики, или вел усиленное наблюдение за проплывающими мимо окрестностями. Вот и ущелье горы Народа, справа по борту скалы, местами отвесные, идущие к самой горе, прямо же по курсу - перевал, за ним и само место олень-стада. Сёмка тоже внимательно вел наблюдение, взгляд его сейчас задержался на залитой малиновым цветом горе, окрашенной зимним солнечным маревом. Увидев на ней черные бусинки, подумал: «Интересные бусинки, камни, что ль, таким ожерельем как бы опоясали вершину горы этой?»
Вертолёт же упрямо летел вперед, не обращая внимания ни на какие красоты и загадки природы. До места назначения оставалось совсем немного, лишь перемахнуть через приближающийся перевал. Бусинки между тем, скрываясь одна за одной за удаляющимся сзади склоном, вовсе исчезли.
- Волки! - послышалась сзади команда возбужденного неожиданной встречей с хищниками Федотыча.
Федя, недоуменно глянул на Сёмку, затем вперед, нажал кнопку переговорного и спросил:
- А может не волки?
- Да волки же! - в нетерпении воскликнул Федотыч.
- Я видел их, вроде, тоже, сзади за горой остались, - подтвердил доводы Федотыча Сёмка.
- Давайте вправо девяносто градусов, - уже почти бушевал в азарте в грузовой кабине Федотыч.
Федька, оценив ситуацию, принял свое командирское решение, но никак не егерское. И левым разворотом стал заходить на исходную позицию.
- Да вправо надо было уходить… - опять послышался в наушниках капризный голос Федотыча.
- А если ветер из-за горы обратный, а мы правым бортом на трясучке...? - тоже задал ему вопрос Федька, ответа на который он, естественно, не получил. Вертолёт не спеша завершал левый разворот.
- Вот так…, - показал Сёмка ладошкой предполагаемое место нахождения волчьей стаи.
Чуть подгасив скорость вертолёта, Федька жался к склону залитой солнцем горы. И вот, в подтверждение на снегу появились кружева следов волчьей стаи, которые разукрасили весь склон этой казалось бы навечно замороженной ветрами и снегом полярной горы.
«Чем же они тут питаются?» - невольно подумал, глядя на холодные обледенелые скалы, Сёмка. Вертолёт на малой скорости огибал гору, за которой и скрылась эта волчья веревочка. Шея в нетерпении вытягивалась вперед, глаза старались первыми увидеть бегущих уже от вертолёта хищников.
- Одиннадцать штук! - прохрипел в наушниках голос Федотыча.
- Врешь, наверное, опять, - присадил его, не отрываясь от управления, Федька.
Ареал разброса волчьих следов сужался и, наконец, они объединились в одну тропу, на которой их, пожалуй, и увидели Федотыч и Сёмка. Прямо по курсу из гористого склона выступал скальный выступ. Федька, педантично следуя по волчьей тропе, обогнул его, и вот сразу же за ним черными бусинками в километре от вертолёта показалась и волчья стая. «И точно не меньше десятка» - подумал про себя Федька, глядя на быстро приближающуюся к вертолёту волчью стаю. «Лишь бы россыпью не разбежались - в тревоге тюкало в мозгах у Федьки, - вот бы как вчера!?» Но волки эти испытывать судьбу свою в поле чистом не хотели, и, как рассыпанный кулек конфет «Горошек», стали разбегаться от вертолёта врозь.
- Кто так гоняет…! - тут же разразился гневный упрек Федотыча, - так и на АН-2 можно летать на них! - выкрикивал обидные слова он.
- Да сволочи они… - со слезой на глазах согласился с ним Федька. - Теперь придется изрядно покорячиться, чтоб поодиночке каждого настигнуть и отстрелять.
Глазом зацепившись за вожака стаи, подумал: «С тебя-то, друг, и начнем! Если ты такой умный». Волчара этот, видно шкурой своей почувствовав опасность и поняв, что вертолёт идет именно за ним, кубарем ринулся вниз с горы, виртуозно огибая попадавшиеся ему на пути огромные валуны, торчащие со склона. Как в прицеле, Федька держал в своем глазе волка, вел за ним вертолёт, подводя вертолёт к дистанции выстрела. Вожак кубарем слетел с горы на дно ущелья, к истоку какой-то речки. И сменив направление бега почти на сто градусов, помчался по ручью вниз. Из-за малой скорости, попутного ветра, да и что говорить, высокогорной местности, такой маневр, вслед за волком, Федька выполнить не мог, и пока зависнув, вновь набрав потерянные при торможении обороты несущего винта, дал вновь время оторваться вперед хищнику. Ну вот, полный порядок, и машина вновь пошла по следу хищника вдогон. Вожак успел оторваться на хорошее расстояние. Лететь на четырех ногах по склону вниз матерому хотелось лишь только потому, что казалось легче и быстрее, чем отставший вертолёт, и можно уйти от него лишь только так. Вертолёт же, чуть было приотстав, вновь стал неумолимо, содрогая воздух, нагонять опять. И ненавистный ему рёв движков стал приближаться вновь, все ближе и ближе. И когда поняв, что он за спиной, вожак, остановившись, грудью повернулся к нему, в ярости оскалив свою пасть, глазами как бы сказал: «Не трогай меня, ведь я не боюсь вас!» Федотыч же в эту философию жизни вникать не стал, палец его хладнокровно нажал курок, и дробовой заряд двенадцатого калибра хлестко ударил хищника в его широкую отважную волчью грудь. Вырвав из его тела сознание, заряд положил хищника вниз. В агонии волк ещё раз поднял свое тело на ноги, своим безмолвным взглядом посмотрел прямо перед собой, в свою, известную только ему, волчью даль и от щелкнувшего из вертолёта второго выстрела упал на белый снег.
- С почином тебя, Федотыч! - похвалил его Федька, подводя ручкой управления вертолёт на висении к убитому волку.
Федотыч с оружием наперевес спрыгнул с вертолёта на землю, подошел к хищнику, кончиком валенка попинал его в зад и, убедившись в бездыханности его тела, за заднюю ногу подтащил его к вертолёту. Бортмеханик лишь только помог затащить его в грузовой салон.
- Самочка! - довольно доложил в наушники голос Федотыча.
- Ну вот, а ты ругался, - сказал Федька. - Да и сто пятьдесят рублей ты уже заработал, а мы вот…, - оглядел Федька экипаж, - ещё нет.
- Кто как работает, тот так и получает, - тут же бойко ответил Федотыч.
Федька нажал кнопку переговорного устройства и спросил:
- Так-то оно так, Федотыч, но скажи, получается, что вожаком стаи была самка?
Неуверенным голосом Федотыч сказал:
- Да! Получается так.
- Значит, матриархат бывает не только у меня дома, но и в этих промерзших скалах…, не у каких-то косуль слабонервных, а у самих волков. Размышления его опять прервал голос Федотыча:
- Ну что, на исходную?
- Ну да, - хмыкнул в ответ Федька, оторвав вертолёт от узкой реки в небо, и пустил вновь его в разгон. Вон и место, откуда волки разбежались, от неожиданно вылетевшего из-за скалы вертолёта. А вот и след последнего в хвосте стаи. Если у Федотыча с ружьем в руках началась азартная охота, то для экипажа - сосредоточенная работа по выполнению сложного вида авиационных работ, иной раз граничащая с гранью фола.
- Так…, вот он…, - не выпуская из виду след, Федька вместе с ним шел вниз, опять к подножию этой же горы. От перенагрузок лопасти яростно шлепали об воздух, машину потряхивало, но главное было не это, главное - нельзя было потерять волчий след из виду, и надо найти среди камней волка, а дальше - дело Федотыча.
- Молодой, видно, - пояснял Федотыч, - силешек маловато в горах скрываться.
Федька прогнал по следу волка до дна ущелья и пошел по его тропе, шедшей к истоку другой речки. Волк, не забегая в растущий вдоль мелкий березнячок, волчара, как и та убитая волчица, мчался вперед по речке вниз.
- Ты смотри, как далеко ушел…, уже километров семь ушел, - дивился его прыткости Федька.
Ручей постепенно превратился в речку, и вот уже не за мелким березняком из карликовых березок, а за березовой гривой мелькнул силуэт волка.
Ну тут-то ты уже наш…, - улыбнулся сам себе Федька, ещё больше подгашивая скорость, плавно переводя вертолёт в режим висения.
Волк, чувствуя за спиной нависшую опасность, заметался по речке, метнувшись вначале вверх по откосу, а в момент, когда рёв нависающего над ним вертолёта стал наводить на него ужас, повернул назад к речке, махом перелетел через густой березняк и вновь оказался на льду горной речки. Из двери ревущей машины сухо хлестанул выстрел. Как жало укусившей змеи, ожег дробовой заряд ноги хищника. Куда…? - искали глаза хищника любое убежище. Ревущий и хлопающий вертолёт опять навалился на него сверху. Полынья! - увидели глаза волка воду. Там тоже смерть, - подумал волчий разум, - но своя, волчья! Три прыжка - и холодная зябь воды своим горным напором подхватила тело матерого и потащила его вперед. Три метра - и вот, полынье конец. Вертолёт, отравляя округу запахом горелого керосина, как меч карающий, висел над погибающим в безысходной ситуации волком. Течение с неутихающей силой тянуло тело волка под лед. Страшно обидно было погибать серому в неравной схватке. Чувствуя последние силы, красавец полярный волк в трубку вытянул свои волчьи губы, направил их туда, откуда по ночам светит луна и завыл, завыл, говоря всем наверное что-то свое, волчье. Не выдержав такого лика смерти, Федотыч нажал спусковой курок, смахнув ладошкой с лица и свою слезу. И властелина тайги, ночного бродягу вода унесла под лед.
- Он что, подводник у тебя там? -спросил по переговорному Федька.
- Да я в гробу видел такие охоты, - взорвался чуть ли не матом на том конце провода Федотыч. - У меня что, думаешь, души нету, что ли..?
- Не видел ее у тебя, Федотыч, в последнее время, не видел…, - и чуть подработав механизмами управления вертолёта, полётел обратно вверх, чтоб начать тропить третьего волка. Федотыч же, чуть помолчав, неожиданно спросил Федьку резко:
- А что ты против моей души имеешь?
- Да в общем-то ничего, но после охоты вчерашней твоей, они у меня во сне воскресли и до утра гоняли!
- Ишь, какой добрый, - возмутился опять Федотыч. - Подвернись им момент, Федя, когда попадешь им заместо оленя, - сожрут, не задумываясь, и не подумают, что жена твоя, Клавка, одна останется. Федька так же своим невозмутимым голосом продолжил этот радиодиалог:
- Ты держись, Федотыч, там крепче, да не мажь больше, ведь обзадил по волку-то первым выстрелом, видно же было.
- Ага… - в ответ заголосил тут же эмоционально Федотыч. - Вчера вот Влад был, так вертолёт не трясло, а сегодня трясет, как мандавошку! Иди, Федя, постреляй, а я посмотрю, как у тебя получится, - завозмущался Федотыч.
- А ты поуправляй, чтоб не трясло, - буркнул ему Федя, выйдя на третий след зверя. Судя по большим отпечаткам следов на снегу и широкому шагу, было видно, что зверь матер, он так же, как и те, шел к ручью, а дойдя до него, не стал бежать вниз, а пошел вверх уже по тому склону. Места, видно, были ему знакомы, без труда он шел по крутым тропинкам, обходя отвесные скалы и поднявшись метров на пятьсот вверх, вышел на высокогорное плато и рысью пошел вперед.
«Ну что, тут ты, брат, от нас далеко не уйдешь», - чуть разогнав вертолёт до ста двадцати километров в час, над четко видимым на снегу следом, мысленно продолжал разговаривать с ним Федька. - Дурак же ты… заройся под камень любой и сиди, а ты вот с вертолётом силами меряешься, да бесполезно это, сразу тебе говорю» - продолжал все убеждать его Федька. В такт его мысли, судя по следам, с рыси волк перешел на мах.
- Где-то тута… - подшутил в наушниках Федотыч.
И вот впереди мелькнул огромный силуэт хищника.
«Без боя сдался, брат, Федотычу» - подумал про себя Федька, гася скорость вертолёта до скорости бега волка.
И вот он… ближе, ближе… Бах! - прозвучал сзади выстрел. Закрутившись в агонии, как юла, волк в ярости стал кусать свой пушистый хвост… Бах! Как набат прозвучал второй выстрел. Оскалив на вертолёт свою остроконечную морду, волк посмотрел на человека с ружьем, взглядом своим сказав: «Мы виноваты лишь только за то, что рождены есть ваших оленей!». И упал замертво.
- Вот так ещё ничего… - довольно проговорил Федотыч. Через пару минут вторая туша волчары брякнулась на рифленый пол вертолёта.
- Федотыч? - обратился к нему по переговорному Федька.
- Что хотел!? - вызывающе ответил ему Федотыч.
- С барышом тебя!
- Ну и что, - лениво промямлил Федотыч.
- На экипаж полтинник не выделишь, сегодня б в кабаке и пропили бы…?
- Да ну вас…, - отмахнулся тот, надо сначала получить их, по полтора месяца их клянчишь. У вас что, своих денег мало, тыщами получаете! - ядовито выговорил Федотыч.
«Ну ладно, - про себя вздохнул Федька, - поехали опять на исходную, за четвертым ликом смерти».
Действительно, вроде волк зверь и лесной, а ведь все разные. Есть трусливые, есть храбрые, есть бесстрашные, как тот, который не сдался вертолёту и в полынью сиганул. Хитрые есть. Сегодня ещё не то они покажут, - тяжело вздохнул Федя. Вертолёт взлетал над большим горным плато Полярного Урала, разрывая округу ревом своих турбин, опять понесся на исходную точку, тропить четвертого волка.
- Хотя бы по одному пособирать их, и то куда ни шло, - почему-то жалобно проговорил по связи Федотыч.
- Ага, - поддакнул ему Федя, - и в Сочи, на курорт!
- Ты кончай, Федя, шутить, - опять обиделся Федотыч. – Себе, думаешь, все деньги беру, на весь отдел делим ведь.
- Отдел-то большой? - педантично продолжал донимать его Федька.
- Двое… ну и что! – оправдываясь, сказал Федотыч.
- Значит, в Сочи вдвоем поедете? - улыбнулся по переговорному Федька.
- Да пошли вы на…! - ответил народным гротеском Федьке Федотыч.
Вертолёт уже миновал плато, и сделав левый вираж, уменьшая истинную скорость вертолёта, опять заходил на исходную точку. По мере выработки топлива из баков вертолёт висел и управлялся лучше. На висении следуя по тропе, без труда увидели отворот четвертого волка вверх.
«Нет… Не получаешь морального удовлетворения от этих отстрелов хищников. Вот полётишь, например, по санзаданию, ночью в непогоду, например, спасешь от смерти кого-нибудь - и на душе приятно от этого. Иль вышку ЛЭП, иль ещё что тяжелое, крупногабаритное смонтируешь или утащишь куда-нибудь, самому потом нравится. А тут - увидел, догнал, убил. Причем, не какую-то свинью тупорылую, предназначенную для убоя, а благородное животное, не тобой выращенное. А корячится летать, больше приходится, чем на тех работах. Надо, надо отлынивать начинать от таких северных сафари», - думал про себя Федька, четко следуя по волчьей тропе в гору. Волк этот, видно, как и маршал Жуков, обладал ещё и тактическим умом. Махом взлетев к вершине горы, хоронясь за камнями, он побежал навстречу пролетающему вертолёту, находясь уже выше его на триста метров. Естественно, из вертолёта его в этот момент увидеть не могли. Прижимаясь правым бортом к скале, Федька упрямо вел вертолёт по его следу. Сёмка, затаив дыхание, контролировал расстояние между кончиком лопасти несущего винта и каменным склоном.
- Пять метров до горы, два метра до горы! - беспрестанно докладывал по СПУ Сёмка. Порой казалось, что вертолёт не успеет обогнуть выступающий порог скалы, и у него невольно вырывалось из груди:
- …Тормози! - но вертолёт плавно на шестидесяти километрах в час огибал выступ и дальше упрямо шел по волчьему следу.
- Ну что, друг мой! - то и дело кидал глаз свой вперед Федька, - пора б тебе и показать свое личико! Но на прямом снежном пространстве горного плато по-прежнему была одна только безмолвная тишь. Лишь только цепочка волчьей тропы говорила о пробежавшей по нему, как призрак, волчьей душе.
- Ага! - воскликнул про себя Федька.
Из-под камня следы волка выскочили наверх и кинулись к самому лезвию вершины горы. Так… Федька подгасил ещё больше скорость вертолёта и перевел полёт в режим висения с левой стороны горы. Так… - бегали мысли в голове, - теперь надо сообразить, как тропить его дальше, куда убегут его следы? Подвисну-ка я над лезвием горы и посмотрю, оттуда куда они пойдут. Тахометр на приборной доске показывал девяносто процентов оборотов, движкам на этой высоте - тысяча триста метров над уровнем моря - было тяжеловато. И, несмотря на подсушивающиеся по мере работы движков топливные баки, вертолёт висел на пределе своих сил. А надо было ещё подниматься выше.
- Не уснул? - прозвучал в наушниках опять недовольный голос Федотыча.
- Ага, - ответил Федя, - проснулся уже. - И, не теряя из виду волчьей тропы, подобрал вверх ручку шаг газа, стал подниматься вверх к острию горы правым бортом, глядя через Сёмку на дистанцию от вертолёта до склона. Вот она… пик медленно просаживался вниз, а за ним открывалась новая панорама Полярного Урала… и вдруг…
Бам…! – какая-то сила ударила по правому борту вертолёта, крутанула его и кинула назад, за острие горы. Вертолёт практически падал вниз.
- Эх… - сморщился в обиде Федька, - ведь знал же…, успев при этом педалями убрать хвостовую балку от огромного валуна. И увидев хороший выступ горы, вытянул ещё шаг газ вверх и благополучно плюхнулся на него.
- Слава богу… - облегченно выдохнул из себя воздух Федька, чувствуя выступившую на лице испарину холодного пота. Как пацан подставился правым бортом под встречный ветер из-за горы…, - нервно куснул до боли свою нижнюю губу.
- Ну ты что, Федя, заблудился, что ли, - вставил свое слово Федотыч.
«Н-да… - подумал в его адрес Федя, - где б ты мог минуту назад лежать в обнимку со своими волками…? Хотя так и лучше, Федотыч, что ты не понял ситуации с пролетевшей мимо нас удачей, спать спокойней будешь - это факт!»
- Как там у тебя сзади? - строго спросил Федька Сёмку.
Сёмка, уже знавший все, что вокруг вертолёта, мгновенно доложил:
- Препятствий нет!
- Ну и прекрасно! - выдохнул из себя Федька, - обошлось. И, выведя мощность двигателей на номинальные обороты, оторвался от горы и пустил вертолёт в разгон с набором высоты. Вот метров пятьдесят внизу мелькнула под фонарем кабины острая гряда злополучной вершины горы.
«Вот, а теперь можно зайти на этот склон, только по всем правилам», - довольно подумал Федя. Стараясь не думать о неприятном инциденте.
- Да…, - опять послышался в наушниках голос Федотыча, - чувствую… - говорил он, - что до темнариков за этим волками опять гоняться будем.
- До темнариков не будем! - твердо ответил ему Федька.
- Это почему? - тут же переспросил Федотыч.
- Да потому что в темноте мазать будешь напропалую…!
- Хорош, Федя, опять шутить, работать же надо… - с примирением произнес Федотыч.
- Короче, вот этого волка кончим - и на дозаправку ехать надо будет в Саранпауль, - пояснил ему эту ситуацию Федька.
Вот он и след, с той уже стороны горы, - поймал его глазом Федя. Волчара перемахнул горный пик и махом полётел по склону вниз, будучи уверенным, что от преследования ушел и можно праздновать победу.
- Ну тут-то ты наш… - проговорил ему ласково Федя и потихоньку повел вертолёт за ним вниз. Волчара этот, видно был ещё и умен, и меряться силой с мощью и скоростью вертолёта не стал, а забился под попавшийся камень и затих. Федька плавно подлетел к этому каменному выступу и, зависнув над ним, нажал кнопку переговорного устройства и сказал:
- Ну где-то здесь он, Федотыч! Смотри дальше сам…
- Да смотрю и так туда, смотрю… - отозвался Федотыч, - ты б, Федя, дунул туда потоком от винта, может выскочит…?
Федька отошел от камня, потоком вихря задул под камень, но волк так и не появился.
- Что-то он нас не боится, Федотыч, - по переговорному сказал Федя, - наверное, не уважает.
- Потому что летаете медленно, - ругнулся опять Федотыч.
- Короче, Федотыч, я сейчас к камню подойду, передней стойкой упрусь об него, ты попробуй с ружьишком выйди, да обойди вокруг камня, вдруг да увидишь его там.
- Давай попробуем, - согласился тот.
Склон этот был настолько крут, что места едва хватило, чтоб ткнуться передним колесом на камень, основные шасси висели в воздухе, от законцовок лопастей несущего винта до каменного склона, оставалось с полтора метра, не более. Стрелка высотомера показывала высоту тысяча триста метров над уровнем моря. Девяносто процентов оборотов - это максимум, что выдавали мощи движков, правда после касания передней стойкой камня, лопасти раскрутились еще. Федотыч осторожно спрыгнул вниз и скрылся из виду.
Так… Федя щелкнул тумблером топливомера, посчитал остаток топлива в баках, глянул на Сёмку сказал:
- Сейчас залезет в вертолёт Федотыч, уйдем в Саранпауль, топлива мало уже, не разгонишься.
- Хорошо, - пожал плечами Сёмка, внимательно просматривая переднюю и задние полусферы. Откуда-то сзади и справа мелькнула мохнатая росомашья шапка Федотыча, через минуту появился в кабине и он сам.
- Короче, долбанул я его там, в пещере, узко там, башка застряла у него там, надо вдвоем за веревку вытаскивать его, - с одышкой произносил слова Федотыч.
Выслушав его, Федька высказал свой вердикт:
- Короче, полётим в Саранпауль, заправимся там. И этого достанем, и за остальными погоняемся.
- Ну что, поехали, так поехали, - сказал смиренно Федотыч и ушел в грузовую кабину на свое место.
Федька приподнял на висении вертолёт над камнем, подработав ручкой управления, отошел подальше от склона, развернулся на ветер и пустил вертолёт в разгон. Маршрут тот же. Перевал, перелет через него, ещё километров двадцать - и исток реки Народная. Следуя по ней, вертолёт все ниже и ниже спускался в долину. Сзади, как стена, стояли непрерывной грядой высокие отроги Полярного Урала. Все-таки горы - это не шутка. Пред ними склоняются отважные горцы, безмозглые альпинисты ради славы и амбиций упрямо лезут на самые высокие пики мира, хотя скажи на Луну - залезут и на Луну. Вот и вертолёт, поуркивая в долине реки, мчался в мятежный, когда-то белогвардейский Саранпауль, покоренный революционерами лишь только обманом.
- Медведь! - неожиданно рявкнул в наушники Федотыч… - Сзади и слева, в излучине реки медведь, - повторил он, - давайте вернемся, посмотрим, откуда он, - быстро заговорил опять в наушниках Федотыч.
- Посмотрим, мне-то что, - буркнул в ответ Федька и стал делать разворот, для осмотра места с воздуха.
- Правее, правее, - наводил Федотыч вертолёт на место.
И вот… у высокого яристого берега, неподалеку от поваленного на лед с яра кедра изо льда чернело какое-то пятно. А под берегом, у горы, сидя на мягком месте, то и дело поглядывая беспокойным взглядом, сидел черный, как головня, здоровый медведь.
- Ну-ка, подсядем к пятну, - взял руководство над полётом на себя Федотыч. – Посмотрим, что там.
Со стороны гор Федька сделал разворот и через пологую сторону речки стал заходить на это медвежье побоище. Мишка, явно чувствуя себя хозяином на этой хлебосольной речке, хоть и побаивался, но чувствовал себя тут единоличным хозяином. Он посторонился, естественно, наседающего на него вертолёта, но убегать не думал. Взлетев по песчаному яру на обрыв, запрыгнул на поваленный комель кедрины и внимательно, как зритель в цирке, уставился на гостей. В его глазах светился лишь только один вопрос:
- Что им надо, от моего мяса?
- Как жизнь? - тактично через остекление кабины спросил его Федька, глядя ему прямо в мордяку.
Федотыч, в одной руке держа ружье, другую сжав в кулак, высказывал ему явно какие-то недоброжелательные оскорбления. Мишке же было безразлично, что высказывает ему вышедший из вертолёта человек, больше его интересовал лось, которого он мастерски завалил ещё вчера вечером. Атаковав его сверху, с поваленной в реку кедрины, своей массой, медведь сбил его с ног, пастью своей ухватил его длинные ноздри. Ногами задними и когтями, как сабли, вспорол бедолаге живот. Пара каких-то минут борьбы - и гора мяса была в распоряжении проснувшегося в берлоге раньше положенного времени Топтыгина. А это - месяц жизни. А тут появился ещё кто-то, - недовольно водил своим носом он, чихая от запаха горелого керосина из турбин гремящего вертолёта. Федотыч, покопав вокруг задавленного медведем лося снег, широким, как лопата, валенком, с опаской поглядывая на четвероногого брата меньшего, зашел в пилотскую кабину и сказал:
- Надо зацепить его за шею тросом, в Саранпауль увезти, не пропадать же мясу! Нам в прошлый год в зверопромхозе по десять копеек за килограмм заплатили, за такое же волкодавленое мясо.
- Не знаю… - почему-то поморщился от этой затеи Федотыча Федька. Работа с подвеской в задание на полёт не входила и, оглянувшись к бортмеханику, спросил:
- Будешь цеплять?
- Не…! - убедительно сказал тот. - С мертвечиной связываться не буду. Если Федотыч сам трос за шею ему заведет петлей, то повезем, а так нет.
- А мне что…, заведу…, проблем-то! - растерянно как бы выразил свою готовность Федотыч. И так же с ружьем не расставаясь, опять выскочил на улицу. Медведь, все же побаиваясь ревущего вертолёта, перелез через лежащую лесину и, сев на задние ноги, продолжал внимательно наблюдать за людьми.
«Ну, уж извини, Топтыгин, - в мыслях говорил ему Федька. - Так уж Федотыч решил забрать у тебя мясо. Мое-то дело всего лишь рулить, и все». Снаружи работа кипела, и с помощью лома завели под шею лося на удавку трос, защелкнули на нем замок, и Федотыч, пятясь задом во входную дверь с ружьем наперевес, наконец залез в вертолёт. С довольной физиономией заглянул в кабину и сказал:
- Себе нового задерет, а это нам! - и ушел на свое место, наблюдать за подъемом лосиной туши.
«Ну что, брат, извини ещё раз», - глянув на мишку ещё раз, сказал Федька и потянул ручку шаг газа вверх. Вертолёт послушно оторвался от льда реки и стал плавно натягивать трос.
- Смотри! Смотри! - озорно прокричал в наушники бортмеханик.
Федька, приостановив набор высоты, глянул на поднимаемый груз и оторопел от неожиданности. Медведь, видя, что его собственность начинает вместе с вертолётом подниматься вверх, позабыл о страхе и по поваленной вниз кедрине сбежал на лед, под фюзеляжем вертолёта подлетел к поднимающейся туше лося, обхватил ее своими толстыми лапищами и в ярости разинув свою клыкастую пасть, заорал, глядя вверх кровавыми от злости глазами:
- Мое…!!!! Не отдам…
Федотыч, заглянув в кабину, смеясь произнес:
- Сейчас обоих в Саранпауль привезем!
Плавненько Федька ещё потянул ручку шаг газа вверх, ещё выше поднял задавленного медведем лося вверх, вырвав его из цепких лап Топтыгина, и пустил вертолёт в разгон. «И зачем ввязался в этот, если говорить прямо,- грабеж. Пусть бы мужик ел его тут, да ел…, теперь вот опять совесть мучить долго будет…., - и оглянувшись в сторону кабины, додумал: - по крайней мере меня! За волков мучает, теперь вот за медведя будет…, хотя… - с решимостью подумал, даже приосанившись в командирском кресле Федька, - все ведь в нашей жизни в наших же руках!». И стал разворачивать вертолёт на обратный курс.
- Что случилось? – забеспокоившись, заглянул в кабину Федотыч.
- Все нормально, но только не знаю, как ты, но я грех на душу себе брать не буду. Взяли у мужика бедного заслуженную добычу и отобрали…, нам что, жрать нечего, что ли? И, глядя куда-то вперед, категорично сказал:
- Обратно ему этого лося сейчас отдам!
- Подумаешь… какие телячьи нежности, - в обиде развел руками Федотыч и ушел на свое место.
Медведь так же сидел на льду, там же, где и закопал свое мясо, там же, где это мясо у него отобрали, так же уныло опять смотрел в сторону приближающегося вертолёта. И когда вертолёт стал опять накрывать своим фюзеляжем его тело, прыжками опять взбежал на свой яр, и занял наблюдательный пост у кедрины. Аккуратненько Федька положил лося в ту же ямку и подсел рядом. Бортмеханик отцепил трос, вытянул его, сложил его в грузовую кабину, и, облегченно вздохнув, Федька с чистой душой взял курс на Саранпауль.
- Ну вот, теперь мы не виноваты, - подмигнул своим глазом Сёмке.
- Я тоже за мишку! - с улыбкой в ответ сказал Сёмка свое мнение.
До самого Саранпауля Федотыч просидел на своем месте, даже не глядя в окно, не разговаривая и не кидая по переговорному свои фирменные реплики. Обида на экипаж, видно, у него была действительно велика. Но, скажу вам, не болей той, что была у медведя, когда свой, кровный, кусок мяса прямо из-под носа, как в сказке, улетел в небо.
Эх…, если бы не бог, который вновь послал ему милость, может быть, и я ещё наивен, как тот медведь, и верю в милость божью, но все-таки признаюсь честно - я верю в милость божью! И, наверное, хорошо, когда есть такие люди, как Федька, - носители милости божьей!
Заправщик затолкал пистолет в горловину бака, шелестя, туда потек авиационный керосин.
- Сколько? - ещё раз переспросил он.
- Сколько, сколько…., - передразнил его бортмеханик. - Сказали же - под пробку!
Федька между тем в развалочку обошел вертолёт, просмотрел все силовые узлы и конструкцию вертолёта и лишь после окончания осмотра поднялся в салон, глянул на сидящего там Федотыча и как бы с примирением спросил:
- Чайком-то не угостишь?
Не глядя Федьке в глаза, Федотыч придвинул ему термос, кружку, газету с красиво разложенными на ней бутербродами и сказал:
- На чай вы сегодня ещё не заработали! Кофе пейте.
- А мы не откажемся и от кофе, - сказал Федька и налил кружку.
Рабочий зверопромхоза, в ватных штанах и такой же ватной фуфайке, за шею связал убитых волков, подвязал их к крюку снегохода «Буран», завел его, и потащил, стреляя на всю округу едва дышащим двигателем, на склад.
«Да…, - печально глядя им вслед, подумал Федька. - ещё каких-то три часа назад свирепые таежные звери…, а тут? Не…, в последний раз по отстрелу работаю - и хорош, пусть молодые лётчики за ними гоняются. Этому-то что…, - глянул Федька опять на Федотыча, - хоть кого отстреляет, отправят его на обезьян, и их настреляет, будь спокоен, рука у него не дрогнет».
- Хороший у тебя кофеек, Федотыч, - поставил ему обратно кружку Федька. Патроны-то у тебя остались?
- А куда они с вами денутся! Так и стрелять скоро разучимся!
- Все готово, топливо заправлено, баки закрыты, - доложил бортмеханик.
- Ну, тогда поехали, - сказал Федька, и через десять минут, разгоняя по сторонам снег, вертолёт взлетел и взял курс на Полярный Урал.
Тяжеловато взлетел, четыре тысячи четыреста литров керосина, нагрузка немалая. В горах свыше тысячи метров, с таким запасом сильно-то не поманеврируешь, Федотычу это сильно и не объяснишь. Вот позади осталась таежная равнина, начались предгорье и вот горы. Вот и та белая гора, над которой получил удар встречным ветром в правый борт. Не долетев до нее, Федька сделал разворот для выполнения захода на этот выступающий черный камень, под которым оставили убитого волка и на который вмещается лишь переднее колесо вертолёта, а за ним - вертикальная стена камня. Сёмка смотрел на приближающуюся к фонарю кабины стену этого черного камня, даже казалось, что вертолёт не садится, а просто падает на этот черный пятачок каменного плато, отчего ноги сами подгибались под пилотское кресло. Так и хотелось опять сказать: «Тормози…!» «Но будь что будет», - испуганно подумал с непривычки Сёмка… Вертолёт почти у самого плато перестал «падать», вспух, задрожал и, прижав переднюю стойку шасси к плато, завис задними колесами над пропастью.
«Вот это да… - восторженно заулыбался Федькиному мастерству Сёмка. - Летать как он я, наверное, никогда не смогу, - мелькнула у него такая слегка завистливая мысль. - Как в аптеке, все рассчитал, можно сказать, как стрекозу, прилепил вертолёт к скале».
- Ближе-то нельзя? - недовольно пробурчал в наушники Федотыч.
- Наверное, нет, ответил ему Федька, глядя на скальную породу, в полутора метрах от кончиков лопастей. И подумал: «Сесть-то сели, вот только как взлетать будем, ведь как-никак тысяча триста метров над уровнем моря. И когда в баках четыре тысячи литров керосина. Мощи движков здесь, в горах, таких как на равнине, нет. Пока Федотыч с волком этим управляется, может, ещё литров триста выработаем, да улетим».
Федотыч тем временем с мотком веревки мелькнул где-то сзади и исчез. Пошел выковыривать из-под камня загнанного и застреленного там волка.
«Поработай, поработай, - послал ему вслед пожелание Федя, - не все нам одним корячиться, ужастиков хватать. Девяносто пять процентов, разгрузившись о плато, держит вертолёт обороты несущего винта. А начнешь взлетать - упадут до восьмидесяти восьми, может, и ещё меньше. Или пан - или пропал, как говорят… - рассуждал про себя Федька. Ладно гадать, посмотрим».
В правое плечо ярко светило солнце. Режим работы движков не вызывал никаких сомнений. Поводов для каких-то опасений не было. Федотыча не было ровно десять минут. Неуклюже упираясь о заснеженные камни, он волочил за собой с вывернутым наружу розовым языком волка.
«Ну вот, все не зря садились тут, выколупал он его оттуда все-таки». Силуэт охотника с добычей проплыл как в кино мимо фонаря кабины и через минуту сам охотник появился в кабине. Глаза его были возбуждены, от физической нагрузки часто работало его «дыхалка», поэтому, тяжело выговаривая слова, Федотыч сказал:
- Там, в пещере камень такой… молочного цвета, а на нем камень, во какой…, - и руками показал толщину горных хрустальных друз.
- Ну и…, - внимательно спросил его Федька.
- Ну, может погрузим их…?
- Так грузи, не на себе ж их вести, - глядя ему в глаза, сказал Федька.
- Так они из земли растут, - пожаловался Федьке Федотыч, - вертолётом нельзя их выдернуть, если тросом обхватить?
- Не, Федотыч, нельзя, самим бы улететь отсюда хорошо.
- А куда ты ее хочешь пристроить…, жене в подарок? - ехидно улыбнулся Федотычу бортмеханик.
- Да пошли вы…!? - опять в обиде ругнулся Федотыч и исчез в грузовом салоне.
Федька сосредоточился на выполнении взлета. Рука плавно потянула ручку шаг газа вверх, тем самым затяжеляя лопасти несущего винта. Обороты в такт нагрузки стали падать.
- Девяносто три процента! Девяносто…! Восемьдесят девять процентов…! Но вертолёт отрываться от скалы почему-то не хотел.
«Как муха жирная, прилипли к каменюке этой», - злился в сердцах про себя Федька, чуть опустив ручку шаг газа, чтобы чуть разгрузить несущий винт и набрать оборотов.
- Федотыч! - по переговорному спросил его Федька.
- Говори! - тут же отозвался тот.
- Видишь, движки не тянут?
- Ну и…?
- Может, выйдешь из вертолёта, мы хоть взлетим, а в Саранпауле тебя заберем.
- Не, не выйду, - ответил Федотыч, - вы корячьтесь давайте, взлетайте, а я тут ночевать в салоне останусь. Волков-то сегодня будем ещё стрелять, кстати, вопрос вам?…
«Ну ладно…» - подумал Федя и опять потянул ручку шаг аза вверх. Все опять так же, обороты упали до восьмидесяти восьми, движки задыхаются из-за малого содержания в атмосфере кислорода, вертолёт лишь чуть подвисал над скалой. «Попробовать отойти от нее и в разгон?» - подумал Федька. И чуть отработав ручкой управления, метров на пять отошел от горы. Вертолёт тут же стал проседать с ускорением вниз. Рядом с законцовками лопастей проплывали скальные массивы, сморщившись и съежившись Федька переживал: как бы не зацепить махалками камни… Внизу виднелось небольшое плато, чуть подработав вперед ручкой управления, подошел к нему, и передняя стойка опять уперлась в его плато. Вертолёт завис, обороты возросли, было время подумать и принять правильное решение.
Н-да…, - сплюнул про себя Федька, сколько ещё тут висеть, вырабатывать керосин, пока улетишь…? Вертолёт все так же, уперевшись передним колесом в скалу, а задние держа на весу, как обессилившая стрекоза, продолжал, работая, держаться за гору, чтоб не упасть вниз. «Как западня, - продолжал сердиться Федька. Затем внимательно оглядел правую полусферу со стороны Сёмки, там по склону торчала гряда каких-то высоких каменных столбов, там с таким перегрузом особо не поманеврируешь…, - мелькнула в голове мысль, - а вот с моей, пожалуй, можно попробовать, - оглядывал Федя свою, левую полусферу. Склон крутоватый и препятствий особо никаких нет. Влево боком попробую уйти вдоль горы с разгоном», - решил Федька. И вот опять движки, сколько в них было мощи, вышли на номинал, вертолёт чуть приподнялся вверх, и, отрабатывая ручкой управления, Федька стал перемещать вертолёт вбок, машина с проседанием вниз пошла, и пошла с ускорением…
- Тридцать километров в час! Обороты восемьдесять восемь, сорок километров в час, обороты восемьдесят девять…, - вслух считывал показания приборов Сёмка. Испарина пота холодными каплями выступала на висках, верхней губе…
«Так, - отсчитывала действия в голове мысль… - отойдем от горы еще, а теперь еще», - и дав чуть ногой на педаль, развернул вертолёт вглубь ущелья… ещё несколько секунд падения - и скорость сто десять… и облегченный выдох, рука перевела вертолёт в горизонтальный полёт. Рабочий день экипажа продолжался. ещё два часа поисков хищников, ещё три добытых волка, три лика смерти. Каждый такой лик индивидуален, как и сама смерть. Одинаковых смертей нет. Есть равнодушные люди. Уже в сумерках вертолёт держал курс на базу. Шесть часов сложнейших работ за гранью фола за плечами каждого. С каждым таким часом Сёмка взрослел, все больше становился лётчиком. На подлете к аэродрому Федька запросил у диспетчера наряд полётов на завтра. Диспетчер сухо передала:
- На завтра вы стоите на восемь тридцать, борт 22633, заказчик – ОРС-8.
Ну, завтра благодать, а не работа. Бойкие девчата-товароведы с золотыми зубами и в сапогах из натуральной кожи. В кольцах и цепочках. Вместо волков и вышек ЛЭП загрузка: компоты и тушенка. И полёты с бетонной площадки на площадку, а не на скалы да урманы.
Федотыч посматривал в иллюминатор куда-то вдаль, шевеля губами, видно, что-то считая. По курсу полёта в темноте горел, переливаясь огнями, родной град Березов.
Продолжение: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/nu-pochti-vse-kak-u-mopasana-656b31bb100d36762db8e0d7