В российском прокате идет «Белый список» — второй фильм режиссера и актрисы Алисы Хазановой, сценарий к которому она написала вместе с Романом Волобуевым. Сергей Кулешов рассказывает о неожиданной актуальности этого детективного триллера, задуманного много лет назад.
«Белый список» начинается с дневного света, заливающего детскую. Из похожей комнаты, от нелюбви, когда-то бежал звягинцевский парнишка из одноименного фильма. Говорящей по телефону матери бросает в спину глухое «Пока» девочка-подросток Аня. Она могла бы быть его, мальчика Алеши, старшей сестрой. Способной научить: взрослым не должно достаться никаких хлопков дверью, бега вниз по лестничной площадке, тревожных звонков из школы. Лучше, как она, медленно запереть квартиру, медленно доехать до верхнего этажа. Cделать шаг с подольской крыши. Этот мир не заслужил никакой надежды.
По следам прогрессивной газетчицы, написавшей резонансный текст о волне подростковых суицидов, в Подольск наведываются два следователя. Стар — Коротков (Серебряков) — и млад — Лазарев (Владимир Аверьянов).
Журналистка заявила, что на самоубийство детей толкают соцсети, а именно обосновавшиеся там «секты смерти». Сыскари не понимают, зачем нужно повторное расследование, пока мать Ани не повторяет, слово в слово, монолог из газетной статьи, не впадает в уже задокументированную в тексте истерику. Пока первая же вызванная на допрос одноклассница не начинает рассказ о погибшей с фразы: «Она достаточно тупая была». Пока на глазах этих взрослых мужиков не возникает черный пакет на асфальте — с трупом девочки. Той же — или совсем другой?
Алиса Хазанова и Роман Волобуев начали писать сценарий еще в 2016 году, сразу после публикации «Групп смерти» — расследования обозревательницы «Новой Газеты» Галины Мурсалиевой. Но перед нами не экранизация статьи о том, как интернет-кураторы принуждают школьников к смерти, не художественная реконструкция. Если Александр Хант в «Межсезонье» пытался перекричать эклектикой ад из лайв-трансляции псковских подростков, то в «Белом списке» выбранный жанр дает возможность посмотреть на реальную трагедию отстраненно: как на сюжет детективного триллера.
Сложно заподозрить Хазанову, снявшую в качестве дебюта («Осколки», 2016) оммаж к «В прошлом году в Мариенбаде» Алена Рене, в любви к жанровому кино. В том, что двоих следаков, уставшего и карьериста, меняет до неузнаваемости ведущее в никуда расследование, «виноват», скорее, сценарист — фанат Финчера и Пон Джун Хо. Дело в фильме длится годами (временные рамки расследования — 2015–2019 гг.), а за каждой новой «уликой» Волобуев прячет для героев портал, отбрасывающий их к началу расследования.
В Подольске бонвиван Лазарев не только сурово поглядывает на школьниц, но и заводит интрижку. Секс с красоткой-педагогом не доведет до добра — поучает его Коротков, и оказывается прав. Таков путь: ветеран учит мальца игнорировать барышень, застегивать кобуру, пить водку. Нудит с толком, с расстановкой, с хрипотцой, увиливая от сюрпризов. Усталость Серебрякова от ролей грустного мента (перед началом съемок актер предупредил режиссера, что уже десятки раз примерял подобное амплуа, но Хазановой эта самая утомленность и требовалась) органична его герою. К заданной фильмом дискуссии о преступлениях и наказаниях он ничего, кроме ворчания, прибавить не в силах.
Единственным, кого вопрос: «А помните, был такой «Синий Кит»?» (по утверждению Мурсалиевой, это одно из названий игры, в которую вовлекали подростков в социальных сетях, давая им различные указания; ее существование на самом деле не подтверждено до сих пор) — постепенно доводит до исступления, становится Лазарев. Охотясь за интернет-маньяками ради очередного повышения, он упускает происходящую под носом трагедию и превращается в конспиролога. От бегающего по утрам харизматика спустя несколько лет не остается и следа: располневший и обрюзгший бывший опер не снимает шапку из фольги. Твердит про масонский заговор и НЛП, таскает в ФСБ чистые листы бумаги (для проформы, уликам надежнее храниться в голове), квартирует рядом с местом преступления. Необъяснимость происходящего ставит Лазареву подножку, и говорящая фамилия не помогает ему, подменившему жизнь теорией заговора, воскреснуть.
«Белый список» сегодня крайне актуален. Здесь тоже всюду говорят о коллективной вине и ответственности: за бокалом вина в ресторане, в кабинете мозгоправа, через тюремную решетку. Снова и снова при этом забывают о важном — о детях. Открывая миру статистику по суицидам, колумнист приумножает цифры в погоне за рейтингом; закрывая дела, следак ищет козла отпущения ради премии или продвижения по службе. А в каждой конкретной смерти ребенка виноваты злые силы из интернета. Мы все? Или и вовсе никто? Увлекаясь абстрактными цифрами и философскими рассуждениями, герои фильма игнорируют конкретные судьбы. Судя по описанным в ленте историям подростков, дети сводят счеты с жизнью не из мести, а в попытке докричаться до мира. Подольск, Россия, планета Земля — с вами что-то не так.
Что-то не так с Москвой, которую Хазанова показывает нам от лица ОМОНа, вскрывающего квартиру сетевого преступника болгаркой. С Петербургом, встречающим надписью «Ритуальные услуги» на фургоне, в котором полиция готовится к рейду на бордель со школьницами. Добро не творится по методичке, в отличие от того самого «Белого списка», — выдуманного маньяками-заговорщиками десятка шагов к суициду. План побега (даже из бренного мира) должен бы сообщать все об устройстве окружающей нас тюрьмы, но ответов не прибавляется.
В статье Мурсалиевой утверждалось, что «Синий кит» в 2015 году погубил 130 человек. Источник информации до сих пор не раскрыт, однако компетентные органы быстро задержали и обвинили администратора паблика F57. В приговоре было сказано о двух жертвах, но обе выжили. Принятый в 2017 году закон «об ответственности за склонение молодых людей к суициду через соцсети» тоже не помог: по статистике ВОЗ, в 2019 году самоубийство ежедневно совершали три подростка. Дальнейшую динамику нам не узнать: верифицированные цифры за следующие годы отсутствуют в свободном доступе.
Вся эта информация притаилась перед финальными титрами. «Белый список» заканчивается снятой с коптера панорамой панельных домов. Только что нас заставила ежиться отповедь одного из бесчисленных злодеев: «Вам хочется страницу перевернуть — и чтобы там слово «конец» было. Иначе с ума сойти можно». Но он-то — и свихнувшийся, и сдавшийся, а нам под силу не только обвить улицы камерами, но и пытаться зумировать вглубь каждой квартиры. Проникать за занавески, заглядывать в детские, скользить взором по дисплеям смартфонов.
Но что делать с подростками вроде Ани, которые прячут пограничные состояния за фасадом переходного возраста и максимализма? Авторы фильма предлагают попытаться нащупать грань между истерикой и фатализмом в индивидуальном порядке, но не дают для этого действенных инструментов: насильственного интервьюирования школьниц не хватает для понимания произошедшего, а лица девочек, готовых покончить с собой, мелькают либо на периферии кадра, либо во флэшбэках. Вот такой тут детектив — с ворохом ненадежных свидетелей и трупами, которые зрители не увидят.
Под напряженным взглядом камеры эти молчаливые дома не обещают быть безопасной крепостью. Но и ритуальных жертв не ждут. Самим своим устройством бетонные муравейники взывают в нас не к равнодушию, но к смирению: пусть каждого не спасти, вы, главное, глядите во все глаза. На себя в первую очередь. Ведь зло разлито и в нас, повсюду: ему тесно в многоэтажках, в «Крестах», в повседневном безразличии.
Мы все в этом белом списке.
