Искусство кино

Иногда фестиваль похож на чужой праздник жизни, на котором ты оказался как бы невзначай. Короткометражный фильм «Мама, папа, я» Марины Калецкой отлично раскрывает это ощущение, показывая пару с ребенком, которая давно разошлась, но все же сохраняет контакт — ради дочки, конечно. Напускное празднование дня рождения Папы скрывает всю неприязнь и даже ненависть, которая теплится в Маме — к новой избраннице бывшего мужа, к людям за столом, к паршивому вину. «Мама, папа, я» продолжает и другой мотив прошедшего фестиваля — о детях, которым приходится быстро повзрослеть...

Когда я узнала о том, что наше интервью состоится, я решила сама сыграть в игру-первоисточник, хотя, честно признаться, не являюсь фанаткой игр. И мне понравилось. А вы сами играли в эту игру, и если да, какое было ваше первое впечатление от нее? Режиссер Гэнки Кавамура. Да, я тоже играл в эту игру, и мне показалось, что она просто невероятно хороша и в своем роде сумасшедшая. Актер Кадзунари Ниномия. Я тоже играл. Для меня одно из удовольствий от этой игры заключается в том, что ты можешь наблюдать за другими игроками...

Ларкин Сейпл, снявший один из самых громких хорроров года, делится подробностями о первом опыте в жанре, выборе объективов, работе с режиссером Заком Креггером над эстетическими решениями и особенности съемок эпизодов, которые показаны с разных точек зрения. О том, как избежать вычурности и обилия монтажа: По ходу карьеры я старался использовать меньше отсылок и больше отталкиваться от процесса раскадровки. Ты становишься претенциозным, и у тебя появляются эти грандиозные идеи, пока ты разбираешься, какой ритм сцены и что ты можешь сделать, чтобы она получилась особенной...

Веселые молодые люди собираются на отвальную вечеринку в честь отъезда одного из них за границу. Нескладно, бодро, но без радости, суматошно. Один напился, другие хлопочут на кухне, третьи что-то или кого-то ищут. Не к месту произносят тост. Разговоры — остроумные, немного неловкие. Что-то витает в воздухе, но что это — до конца не уловить. Чувствуешь себя невольным соглядатаем, но понять можешь только самое общее. Кто-то уедет, кто-то останется, а кого-то больше не существует. Он лежит в земле. Важно не только то, что говорят, или то, о чем молчат...

Кино, снятое в Иране без разрешения властей. Это уже стало своеобразным штампом, а иногда и частью промостратегии, чего уж греха таить. Режиссеров в Иране притесняют — запрещают снимать фильмы, сажают под домашние аресты, не пускают за границу. Те в ответ сопротивляются: снимают партизанские фильмы и протаскивают флешки с ними через строжайший пограничный контроль. Все хорошо понимают свои роли и продолжают игру в кошки-мышки. Стратегия вполне рабочая: почти на каждом уважающем себя западном фестивале в лайнапе есть как минимум один иранский фильм, и он редко остается незамеченным...

Виктория Белопольская. Если бы фильмы, как предложения в русском языке, можно было разделить на повествовательные, восклицательные и вопросительные «по цели высказывания», то сделанный вами «День ангела» я отнесла бы к восклицательным. Объяснить эту причуду своего восприятия я пока не могу и, прежде чем разбираться в этом ощущении, хотела бы узнать, как ваш фильм создавался. Говорят, он «любительского» происхождения. Николай Макаров. Родился «День ангела» в 1980 году из одноименного рассказа Михаила Коновальчука, тогдашнего вгиковского студента-сценариста, и делался в основном на базе ВГИКа...

Фильм рассказывает историю 17-летнего грузина Дато, который живет с бабушкой (и до поры — с дядей) в поселке Ахтырский в Краснодарском крае. Парень заканчивает школу и мечтает стать режиссером, хотя Бебия[бабушка на грузинском] предпочитает для него стабильную и понятную профессию бурильщика. Вместе с матерью, появившейся на пороге их дома спустя 8 лет отсутствия, в жизнь Дато приходят перемены — цифровая камера, парадоксы идентичности и соблазны криминальной среды. Сергей Кулешов. На представлении фильма ты сказал, что до ВГИКа практически не смотрел кино...

Режиссер и исполнитель главной роли обсуждают долгий путь к созданию фильма, основные темы и источники вдохновения, особенности «политического» кино и современное состояние индустрии. Вот несколько цитат: О поиске тем, которые действительно волнуют людей: Андерсон: Политические фильмы — это как горькое лекарство. Есть много исключений из правил — великолепные фильмы, которые являются политическими, но сейчас единственное, что я хочу видеть, — это история, с которой мог бы соотнестись. И единственное, что имеет значение, — это эмоции...

Интервью постановщика, которого относят к румынской новой волне, о современном взгляде на Влада Цепеша, нехватке бюджета и интересе к сочетанию разных форм изображения. Вот несколько цитат: Об уловках из-за отсутствия бюджета: У меня была половина необходимого бюджета, поэтому, как и любой режиссер-аутсайдер, я прибегал ко всем возможным уловкам. Я снова и снова привлекал одних и тех же актеров, снимал на iPhone, использовал статистов, вырезанных из картона для другого фильма, а еще — плохой искусственный интеллект...

Сергей Кулешов. Хочется сразу увести разговор в плоскость киноведения, но у этого издания есть особенная ценность — возвращение имени переводчику «От Калигари до Гитлера». Может, начнем с сюжета «приключения книги Кракауэра в России»? Ольга Улыбышева. Конечно. Эта история кратко упомянута в предисловии. Книга Кракауэра вышла в СССР в 1977 году в издательстве «Искусство» под названием «Психологическая история немецкого кино. От Калигари до Гитлера». Когда-то именно с нее началось мое знакомство с Кракауэром...

У Бориса Юрьевича Юхананова богатейшая биография художника, который всегда действовал по своей внутренней свободе, а значит — разнообразно, интересно и радикально. При этом — заглядывая в будущее, неоднократно написано в дни после его ухода, что сайт-специфическое, партиципаторное и инклюзивное опробовано было им в андеграунде 1980‒1990-х. Но дело не только в форматах и формах театра, которые он расширял и менял, всегда оставляя внутри принцип жизнетворческой игры. Дело в самом гене неофициального искусства, который оставался в его практике всегда, просто приобретал разные формы...

«Сверлийцы» и «Нонсенсорики Дримса», два оперных сериала «Электротеатра Станиславский», возникли не на пустом месте. Серии опер, объединенных общей мифологией или сюжетной канвой встречались в истории музыки и прежде, пусть и нечасто. Кроме двух очевидных и самых влиятельных примеров, тетралогии Рихарда Вагнера «Кольцо Нибелунгов» и семичастного magnum opus Карлхайнца Штокхаузена «Свет», можно вспомнить Perfect Lives Роберта Эшли (несколько получасовых мини-опер на сюжеты из жизни американского Среднего...