Это был ой третий курс института, который я намеревалась бросить. Тяжело мне было учиться, мне все не нравилось, из 9-ти предметов 6-сть хвостов. Я реально не хотела, вообще ничего.
В тот момент у нас с Павлом было очень сложно. Во-первых, его мама, которая особо не возражала против нас, но и радости не испытывала, начала раскручивать историю с тем, что пора бы уж бросать игры и искать нормальную.
Нормальная - домовитая, тихая, слова поперек не вставит, сидит себе в уголочке и внимает. Я такой не была. Наивная, глупая в чем-то, но я не молчала.
Мы приехали к ним, будущим свекрам, по случаю годовщины их свадьбы. Павел выбрал подарок, это была посуда, набор кастрюль. Цветы его маме были на мне. Я понятия не имела что ей нравится, а он сказал - что угодно.
Я купила розы, 9 штук сочных, бардовых, перетянутых лентой в тон. В тот день мне позвонила методист из института и сообщила, что если я не успею сдать за неделю два предмета, то скорее всего или отчислят, или переведут на платное. Типа деканат решил - допустимо не более 4х предметов в хвосте.
Сделать это было нереально. Не глупая, но наступила ногой на черту когда стало все по.уй, выгорела, перетрудилась. Да, я же работала еще.
Ехала к ним и думала - бросить все нах.рен, подумаешь, без вышки, ну кто пропадал-то? Найду работу, потом восстановлюсь, или да ну нафиг, вообще не буду учиться. Рожу детей кучу, Пашка меня будет кормить-одевать, некогда работать будет.
Пришли, отец встретил как самого дорогого гостя, он и правда любил меня, такой вот робкой любовью, с оглядкой на супругу. Обнял, сказал, что рад.
Королева была неприступной. Снисходительно приняла букет, отметив, что такие розы дарят усопшим, а она пока не собирается, даже если я этого жду. Это была типа шутка, только горькая.
Я тогда еще не знала, что впереди меня ждут шутки за 1000, это была пока разминка рублей на 10. Воспринимала я все болезненно в то время, близко к сердцу, не понимала ее. Любила я ее сына, любила так, как может она и не подозревала. Душа моя была в нем, я мечтала о том, чтобы и мама его пустила ближе.
Это потом уже отец, свекор мой, объяснил - она такая, всегда такой была, не только к тебе, ко всем такая. Тогда я увезла ее Павлика, стала монстром, про которого рассказывали по цепочке ужасные гадости, рожденные фантазией свекрови. Много связей оборвалось из-за этих фантазий, много косых взглядов, а уж с рождением Маши кто только не рассмотрел бумеранг, прилетевший мне за то, как я посмела обращаться со святой женщиной. Вечная ей память!
Тогда она приготовила что-то запечённое в духовке, мы сидели в зале, а она была на кухне. Я предложила помощь, но она сказала, что готовила сама, потому прикасаться к еде будет только она.
Я и не ела в тот вечер. И потому что нервничала из-за института, и потому что у меня есть свои принципы - прикасайся, ты же готовила.
Когда уходили, она мне сказала, что раз я брезгую в ее доме, раз я принцесса голубых кровей, то может мне не стоит связываться с челядью. И я ушла не простившись. Просто развернулась и ушла.
Павел понимал все. Он ни слова не сказал. Ни мне, ни, к сожалению, матери. Отчасти все так именно потому, что он молчал. Нет, точнее так - он говорил, но то всегда воспринималось как мои слова его ртом. И она его "прощала", наматывая на клубок моей вины очередное науськивание и настраивание сына против родной матери.
Помню как мне было больно в тот вечер. Я стояла у подъезда и ждала Павла. А он все не выходил, хотя еще при мне обувал ботинки. У меня тогда был мп-3 плеер, всегда с собой.
Музыка всегда была, есть и будет со мной. Если бы не она...
Картина маслом: угол дома, рядом помойка, тогда их еще не облагораживали и не огораживали, на этом углу рядом с большой елкой, которую посадил какой-то супер известный московский научный деятель, почти в ночи танцует Яна. Плачет навзрыд, глаза панды, очки в слезах, сопли...
Я знаю точно, что мне помогает музыка и танцы. А вам? Что помогает?
