Его имя (а точнее, псевдоним) широко известно во Франции и франкоязычных странах, но куда меньше - в остальном мире. Однако же, в России, некогда весьма не равнодушной к франкофонной культуре, о нем все же знали, пусть и немногие. Его судьба странна, трагична, полна слухов и домыслов.
Жерар де Нерваль, чье настоящее имя - Жерар Лабрюни, родился 22 мая 1808 года в Париже, в семье военного врача, хирурга армии Бонапарта. Это было время наполеоновских войн, поэтому, когда мама двухлетнего Жерара умерла, ее похоронили в Германии, где и была тогда семья военного медика. Впрочем, детство и юность будущего эксцентричного литератора прошла уже на Родине, во Франции. Там он поначалу попытался выучиться на врача, следуя семейной традиции, но быстро бросил учебу, увлекшись модной тогда прозой. К тому же, помимо волны интереса к литературе, общество тогда особенно почитало путешествия. Промышленная и технологическая революция шла полным ходом, вместе с изобретениями и открытиями изменялось транспортная ситуация и рос интерес к менее доступным прежде уголкам Земли. Жанр романа-путешествия еще был на пике. Так что, молодой литератор, завязавший знакомство с Теофилем Готье, Виктором Гюго, Жорж Санд и Ференцем Листом, вовсю старался не уступать именитым талантливым современникам. В 20 лет, будучи страстным поклонником Гете, он издал перевод первой части «Фауста», восхитивший самого автора. Перевод был столь же точным, сколь и красочным. Впоследствии, все творчество Нерваля можно охарактеризовать двумя этими эпитетами.
Он вполне влился в компанию талантливых коллег, занимаясь и переводами, и стихами, и пьесами. Одно время Нерваль даже был членом «бригады», писавшей для А. Дюма-отца приключенческие романы - да-да, и тогда уже вовсю существовала такая практика.
Перевод "Фауста", который автор осуществил еще до окончания лицея, принес студенту славу во всей Франции. Он познакомился с представителями парижской богемы и знаменитыми деятелями искусства и продолжил свою литературную деятельность. В сочетании с талантами и нестандартным, прямо скажем, поведением, Нерваль замечательно вписался во французскую творческую среду первой трети 19 века.
Увы, тонкая душевная организация, бурная фантазия и неиссякаемая энергия были не просто признаком времени, моды на экзальтированное поведение и прочими внешними факторами. Хотя поначалу странноватое поведение литератора воспринимали именно так, даже дав ему прозвище "нежный Жерар". И, если в юные годы это могло сойти за "горение" молодости, то по достижении тридцатилетнего возраста стало вызывать вопросы. Неадекватные поступки резко проявились к 33 годам, когда начались его многолетние скитания по психиатрическим лечебницам.
Часто это были галлюцинации, идеи воздействия — ощущение влияния посторонней силы. Писатель часто отмечал, что он ощущал свое тело наэлектризованным, «способным опрокидывать все». В описании присутствуют элементы манихейского бреда: борьба двух духов, доброго и злого, а в центре этой борьбы обычно находится сам больной.
Эти расстройства, сопровождаемые переживанием экстаза или ужаса, характерны для онейроидного (сновидного) помрачения сознания. Все это в совокупности – признаки острого шизофренического психоза, периодически возникавшего у писателя. На цепях больных тогда уже не держали, но лед на голову или связывание применяли. Впрочем, в перерывах между приступами Нерваль спокойно проживал вне лечебниц. Хотя и удивляя соседей и прохожих своими странностями.
Так, из относительно безобидных странностей Жерара была и такая - он обожал лобстеров. Но, будучи убежденным вегетарианцем, он не имел в виду их вкусовые качества. Он был убежден, что эти ракообразные разумные и совершенно очаровательные. Более того, они знают все тайны океана, а значит, и самого мироздания. Следовательно, использовать их в пищу, как минимум, ужасно и едва ли не граничит с каннибализмом.писатель неоднократно воровал лобстеров из сетей и отпускал на волю. Мэр Ла Рошели однажды сделал классику строгий выговор, надеясь защитить от его выходок своих рестораторов. Де Нерваль кражи прекратил, но остался при своем мнении: варить живьем столь благородное создание - варварство. Однажды писатель не удержался и заел себе лобстера-питомца, которому дал имя Тибо. Словно любимую собачку, он выгуливал своего "друга" на поводке, прохаживаясь с ним по улицам Парижа. Естественно, люди, встречавшие странную парочку, были в шоке. А еще Жерар писал стихи, которые были адресованы питомцу.
В те же годы - конец 1830-х и начало 1840х - между приступами болезни он путешествовал. Причем, чувствуя себя вначале практически здоровым, хотя прекращение болезненных ощущений воспринималось им как утрата какого-то творческого импульса: «Впрочем, выздоравливая, я утратил это мимолетное озарение, которое позволяло мне понять моих товарищей по несчастью (пациентов психиатрической клиники.); идеи, которые обуревали меня, почти все исчезли прочь вместе с горячкой и унесли с собой ту малую толику поэзии, которая проснулась было в моей голове». Путешествия Нерваля по Ближнему Востоку и после - Германии - живо и красочно описаны им в ряде книг: «Сцены восточной жизни», «Путешествие на Восток», «Лорелей».
Подобно тому, как когда-то талантливейшие переводы составили славу молодого литератора, описания путешествий придали дополнительного очарования его деятельности в уже зрелом возрасте. И верно - было нечто особенное в его романах-путешествиях, и в этом можно убедиться, взяв одну из его книг о поездках. С одной стороны, вы будто погружаетесь в подробнейшие этнографические записки. Детально, рационально с дотошностью описывающие все путевые мелочи. С другой же вы оказываетесь главным героем увлекательнейшего приключенческого романа, чьим голосом будто бы озвучен закадровый текст. И вы - его автор.
И непосредственный участник событий. Среди которых и неожиданности, встречающиеся на пути каждого странника, и встреча двух разных миров - родного для автора и нового, который он видит. И любовная лирика, и "трудности перевода", и религиозно-бытовые различия в местах, которые читатель посещает вместе с автором. Эту понятную, в общем, каждому, страсть к путешествиям он объяснял желанием избавиться от тревоги, прийти в состояние душевного равновесия. Что и случалось - на время поездки и короткий период сразу после нее. Ведь по возвращении он тут же оказывался в водовороте приглашений, балов и светских ужинов, где, будучи желанным гостем, красочно рассказывал о своих путешествиях. Со временем, растратив немалые средства на поездки, наскучив пресыщенному и весьма жестокому обществу, Нерваль оказался выброшенным за борт общественного внимания.
Тяжелые элементы депрессии, сознание болезни и ощущение полной беспомощности перед ней и толкнули Жерара де Нерваля на самоубийство. Накануне он бегал по Парижу, просил одолжить ему какую-то конкретную ничтожную сумму (причем больше не брал). Ночью он постучал в ночлежку на улице Старого Фонаря. Хозяйка не пустила его, стала ругать. Он затих. А утром его нашли повесившимся на решетке отопления у той самой ночлежки. Это случилось 26 января 1855 года.
Так закончил свою жизнь один из талантливых французских поэтов. Несмотря на болезнь, Нерваль сохранил творческие способности, о чем свидетельствуют хотя бы его яркие описания собственных болезненных переживаний.
В России о нем узнали, в основном, благодаря искусствоведу и переводчику Павлу Павловичу Муратову, который уже после смерти Нерваля "открыл" его и для критиков, для читателей нашей страны. Уже позже его переводил Валерий Брюсов.
Шарль Бодлер писал в 1856 году о Нервале: «Сегодня, 26 января, ровно год – с тех пор, как один писатель восхитительной честности, высокого ума, который всегда был в ясном сознании, тихо ушел, никого не потревожив… чтобы выпустить свою душу на волю, на самой темной улице, какую сумел найти…»
