Он считал себя довольно скрытным человеком, а люди часто говорили, про его тяжёлый характер. И всё же были у него и приятели, как тот же Земельников, вместе с которым он этим утром отправился на озеро. В поездке их ждут разговоры про устройство мира, веру и революцию. А может быть и что-то ещё?
Читайте рассказ «Релокация ума» Александра Маркина, наполненный философскими размышлениями и разговорами.
Сегодня ночью я подумал о том, что ничего более пошлого, чем наша действительность, нет. Это ведь даже не жизнь, а набор каких-то квазиощущений. Потом уснул. Приснилось cтрашное, а именно: перед тем, как умереть, я проживу не свою жизнь — жизнь бесцельную, с типичным набором удовольствий, перемещений, зарабатываний и трат, накоплений и потерь, развитий и деградаций. Весело жить, когда на всех надеты маски, а всё бездушное красиво задекорировано. А в моём сне всё разом оголилось. И я посмотрел в бездну, и там не оказалось ничего.
Во все годы своей жизни я считал себя человеком скрытным. Мне не нравилась ни дружба, ни её отсутствие, я предпочитал что-то среднее. Мне говорили, что у меня странный и тяжёлый характер, и делали это, как правило, те люди, с которыми трудно было провести хотя бы час. Они напивались, буянили, хамили, перемывали людям кости, фамильярно себя вели с незнакомыми им людьми, провоцировали, сально шутили при барышнях, но тяжёлый характер был именно у меня.
Так получилось, что в моей стране очень любят богатство. Моя многострадальная Родина! Сколько пережила ты! Влечение ко всему недешёвому и покорность власти без всякой к ней любви — кажется, именно это характеризует обывателя, живущего здесь.
Главный вопрос моего поколения — на каком автомобиле ты ездишь. Именно этим тотемным предметом ты показываешь свой статус перед таким же, как и ты. Почти канули в Лету все другие способы отличия; о человеке говорит то, с помощью чего он передвигается в пространстве.
В прекрасный летний день я шёл по улочке моего маленького города, солнце слепило глаза, когда я пытался смело на него взглянуть. Этот прекрасный летний день, как и все остальные прекрасные летние дни, мне казался подарком за страдания, пережитые во мраке. Я невольно улыбался. Передо мной остановился автомобиль, внедорожник, опустилось окно. За рулём был ясноглазый шатен с обаятельной улыбкой. Мы знали друг друга и были приятелями, мне нравился донжуанский флёр, исходивший от него.
Следующим утром мы мчались по дороге на озеро, спрятанное в глубине хвойного леса. Такое утро даёт надежду душе, это сложно понять, но можно ощутить. Такое утро, как начало жизни, — открывается перспектива бытия, полная возможностей, действий и времени, и только ночь говорит о тщетности этих надежд, бесполезности всяких действий и скоротечности времени.
— Знаешь, — говорю ему я после недолгой паузы, — я тут прочитал «Дневник обольстителя» Сёрена Кьеркегора — столько интересных мыслей. Такая яркая игра ума. Какой расчёт! А главное — это то, насколько тонко он чувствует эстетику эротики, c каким вкусом он подходит к обольщению и как ценит удовольствие, доставленное ему этой только что расцветшей девушкой.
Возникла пауза, Земельников вынужденно взял её, вцепившись руками в руль, и далее отрапортовал с видом человека, услышавшего что-то странное, долгое и мучительное и совсем не новое: «По-моему, пизда у всех одинаковая!» Он улыбнулся: «Бывает тёла симпатичная, бывает так себе, но строить какие-то теории вокруг этого...»
Моя воодушевлённость сменилась скепсисом: а что, если правда так? Все эти выдумки: красота, благородство, эстетика — лишь детский лепет каких-то переспелых подростков, получивших признание в тёмные века нашей истории. А вот сейчас это анахронизм, совершенный и смешной, и есть только пизда, которая у всех одинаковая.
Переполненный людьми берег озера походил на кладбище морских тюленей, на котором отдельным особям удалось воскреснуть. Публика знала вкус в развлечениях. Кто-то нагревал в руке без того тёплое пиво, кто-то кричал на детей, кто-то кайфовал от своего огромного живота. Аккомпанементом служила попса, раздававшаяся из принесённого с собой динамика. Земельников и я, искупавшись, легли загорать. Атмосфера была райская, только были мы не в раю.
— Наверное, увидеть здесь и сейчас толпу красивых девчонок в бикини — это как Бога увидеть, то есть увидеть того, кого нет, — вдруг произнёс Земельников.— Мир так устроен, Паша, что всё самое лучшее на Земле нельзя увидеть, например, нельзя увидеть любовь, в неё можно только поверить, как в Бога или как в Россию.
Земельников взглянул на меня так, словно я завлекаю его в секту, и следующим моим шагом будет раздача брошюр с красочными иллюстрациями по библейским мотивам. Он приподнялся на руках, лёжа на животе, и повернул голову на меня.
— Мне вообще не нравится слово «верить». Верить — это значит полагаться на то, чего нет.
— Да?! Но верить можно и в науку.
— Любви, кстати, тоже нет, — с уверенностью продолжил он, — есть дофамин, cеротонин и всякие там вещества в мозге. Всё предельно ясно. Вчера прочитал книгу научного журналиста Маши Колясиной, она описывает там один эксперимент, поставленный на обезьянах ещё в 60-х годах прошлого века в Массачусетском университете. Так вот, там одной паре обезьян, cамке и самцу, подсовывали...
— Извини, — перебил его я, — а с помощью этих обезьян из Массачусетского университета нельзя ли доказать, что и России нет?
— Вопрос, конечно, интересный. Может, кто-то уже и доказал! Нельзя же всё на обезьян сваливать.
Перевернувшись на полотенце на спину, мы продолжили загорать. Плеск воды, крики детей, отрывки разговоров, шипение открывающегося пива — всё это создавало общий гул и было как бы музыкальным сопровождением происходящего. В небе плыли облака, сделанные словно из полупрозрачной ваты, и поочерёдно затмевали солнце. Когда это случалось, то всё, что ими было до этого освещено, принимало свой настоящий вид. Стиралось всякое обаяние с действительности. Чьё-то уродство становилось по-настоящему уродливым, чей-то плохой вкус, стократ умножаясь, превращался в безапелляционную безвкусицу. Однако когда солнце вновь появлялось, оно преображало действительность своим могучим светом.
Я закрыл глаза. И мне представились люди, словно вышедшие с тех самых брошюр на библейские мотивы: все одинаково добрые, улыбчивые, всегда в хорошем настроении. Выглядят ухоженными, подтянутыми и спортивными. Никакой плешивости, ожирения и целлюлита! Земляне обоих полов, влюблённые в жизнь: в рождение, в замедленный процесс умирания. Эти сверхлюди не желали никому зла, не сплетничали, не грубили, не оскорбляли друг друга, не убивали и не насиловали. Они были красивыми, как титаны, и кроткими, как агнцы. Питались только духовной пищей, но при этом имели прекрасные дома и крупные банковские счета. К своему богатству относились с недоверием. С лёгким презрением посматривали на окружающую их роскошь — настоящие аристократы духа.
— Слышь, базара нет. Я Вике тогда сказал, что, если хочешь, давай разбежимся по-хорошему. А она, овца ёбаная, тварь, начала: вот у нас ипотека не погашена, а ты шляешься с дружками своими, дебилами, — то в гараже, то на даче вы целыми днями…
Услышанное заставило очнуться от сладкого дрёма. За время моего отсутствия на пляже случилось уплотнение, появились новые отдыхающие в метре от нас. Руками с массивными серебряными цепочками на запястьях они поднимали баночные коктейли и опускали их вниз после вкуснейшего глотка. Они также украшали их шею и часть волосатого бюста. По одутловатому телу расплывались рисунки светло-синего цвета: плыли звёзды, русалки и корабли.
— Будем собираться, дела-делишки, надо ехать, — проснувшись, произнёс Земельников.
Искупавшись, мы принялись за сборы и в скором времени мчались на автомобиле по раскалённому асфальту. Хвойный лес, мимо которого мы проносились, мелькал из окон. Высокие, тонкоствольные сосны были покрыты ветками и зеленью, начиная от середины ствола — нижняя часть была совершенно голой. Деревья выглядели реликтовыми, помнящими мамонтов и саблезубых тигров. Ветер на скорости врывался в кабину и глушил любое наше слово.
— Ну что, обстановка накаляется, — начал Земельников, — дед уже явно сдаёт позиции, думаю, что народу это надоело всё от слова совсем.
— Что ты имеешь в виду под «накаляющейся обстановкой»?
Земельников не услышал вопроса, закрыл окна и попросил меня повторить ещё раз.
— Я имею в виду рост протестных настроений, лодка раскачивается, режим трещит по швам. Я думаю, мы скоро революцию увидим. Рейтинг «Объединённой России» падает. Его тоже.
— Знаешь, Паша, моё мнение такое: пока в этой стране у каждого мудака без особых талантов и ума есть возможность заполучить подержанную KIA Rio в кредит, пока ему хватит на пачку сосисок по акции и на бутылочное пиво, отмеченное красным ценником, — никакой революции не будет.
— Я так не думаю! — бойко возразил Земельников. — Стоит только внимательно почитать, что народ пишет в интернете. Всем всё это порядочно надоело. Тут определяющий фактор — это качество жизни. И это сейчас уже заметно, что что-то точно будет. Народ выйдет на улицы — это очевидно. Только непонятно, что с этим дед будет делать.
— Да, ты совершенно прав: народ выйдет, точнее, он уже вышел, вышел в интернет. Отписался в комментариях, облил помоями человека, которого он ни секунды не знает и никогда не узнает, посмотрел ролик на «Ютубе» про то, как кто-то путешествует по земному шару, заказал себе ненужную и никчёмную вещь в магазине. Выругался на начальство, жену и детей, выпил то самое, отмеченное красным ценником, и лёг спать.
Земельников стал серьёзен. Его взгляд был холодным как сталь. Он даже надавил на педаль газа. «Приятно пообщаться с умным собеседником, — думал он, — но ещё приятнее, когда этот собеседник с тобой хоть в чём-то соглашается. А тут такая тема. Проще некуда. Даже слабоумному ясно…»
Солнце скрылось. Теперь из люка на крыше автомобиля можно было наблюдать, как массивное чёрное пятно одной большой громадной тучи движется на нас. Впереди была гроза, и, вероятно, пыльный город уже был хорошенько промыт проливным дождём.
Мы молчали. Предыдущая тема себя исчерпала.
— Тут всё дело в том, что правда у каждого своя, — продолжил он, — у меня своя, у тебя своя, вот у этих ментов, мимо которых мы сейчас проезжаем, — тоже своя. Поэтому спорить тут не о чем.
Он повернул голову в сторону пассажирского сиденья и многозначительно, но вскользь посмотрел на меня.
— Да, правда у всех своя, а вот истина — одна, Паша.
Земельников, услышав это, слегка улыбнулся своей белозубой и обаятельной улыбкой. Ямочки показались на чуть морщинистом красивом лице.
— Это философия, не люблю философию, — произнёс он немного вальяжно и растянуто.
— Да. Это метафизика.
— Метафизики не существует, — отрезал он и вновь бросил утвердительный косой взгляд в мою сторону, а когда отвёл его, вместе мы услышали cтрашный нечеловеческий гул, как бывает, когда кто-то в последней своей надежде быть услышанным жмёт на звуковой сигнал автомобиля, а следом увидели сквозь лобовое стекло, как прямо на нас, виляя, набрав сумасшедшую, неизвестно откуда взявшуюся скорость, летели старенькие, никчёмного вида «Жигули».
Редактор Никита Барков
Корректор Дарья Ягрова, Нелли Реук
Другая современная литература: chtivo.spb.ru
