Аркадий Ипполитов. «Особенно Ломбардия. Образы Италии XXI»
Грустная весть пришла из Петербурга. 5 ноября не стало Аркадия Ипполитова – искусствоведа, куратора ярких выставочных проектов, многолетнего хранителя итальянской гравюры в Государственном Эрмитаже, писателя.
Узнала я про него в девяностые, когда в журнале «Домовой» появилась статья о современных литературных салонах – предшественниками которых были салоны «серебряного века». Запомнила имя, фамилию и внешность, идеально подходящую тому ушедшему Петербургу. А потом появился журнал «СНОБ», в литературных номерах которого печатались эссе Аркадия Ипполитова.
Я расскажу о первой прочитанной мною его книге «Особенно Ломбардия. Образы Италии XXI». «Образы Италии XXIвек» включают в себя ещё две книги – «Только Венеция» и «Просто Рим».
Ломбардия – это Милан с его леонардовской «Тайной вечерей», Павия – ломбардский Оксфорд, Кремона – родина знаменитых скрипок, Пьяченца –город, на площади которого в 1095 году папа Урбан II обратился с призывом начать поход против неверных, ставший Первым крестовым походом.
Замки, соборы, дворцы, картины, улицы, площади, статуи – оживают на страницах книги. Она насыщена искусствоведческими подробностями, изобилует ссылками на произведения различных авторов.
(«Гулять по этим районам либерти все равно что читать «Наслаждение» д’Аннуцио, «Портрет Дориана Грея» Уайльда и «Наоборот» Гюисманса») и, особенно, на фильмы (Пазолини, Годара, Антониони, Альмодовара, Озона, Тарковского и других великих режиссеров). Сравнения и сопоставления, факты и цитаты, а также собственные воспоминания человека с богатым, как сейчас говорят, бэкграундом.
«В фильме Тарковского “Зеркало” есть замечательная сцена, запоминающаяся на всю жизнь. Маленький мальчик поздней осенью в облетевшем дачном саду рассматривает огромную старую книгу о Леонардо да Винчи. Звучит “Стабат Матер” Перголези, воздух колок и холоден, слегка озябшие пальцы мальчика с видимым усилием отдирают папиросную бумагу от чудных ликов, они почти рвут бумагу, и во весь экран возникает лик леонардовской Джинервы ди Бенчи…»
Далее мы узнАем, что это знаменитая монография Акима Львовича Волынского «Леонардо да Винчи», впервые изданная в 1900 году, и тут же пойдет рассказ о русской леонардомании, и сведения, сведения, от которых голова идет кругом. Читаешь и думаешь, как же многого не знаешь, но вот она – возможность узнать, которой так щедро делится автор.
Прекрасный стиль, слог и плюс легкая ирония умного человека делают чтение наслаждением. Даже если сам ты никогда не побываешь в этих местах.
Глава про Комо и сразу ипполитовские ассоциации с чеховской «дамой с собачкой». Или Бергамо. Это не только «Труффальдино из Бергамо» (многим, наверное, вспомнится советский фильм с Константином Райкиным).
Нет, это Лоренцо Лотто – «ван Гог венецианской живописи XVIвека» (хотя о Труффальдино в главе много интересного), а Кремона – это не только про скрипки и горчицу (кстати, известную со времен Древнего Рима), но и рассказ о Екатерине Сфорца.
Или Пьяченца, куда автор попал в такую погоду, что «накрапывающий дождь и воскресное затишье навевали ленинградскую ностальгию», здесь он вспоминает историю своего прошлого, когда«мы, страстные грибники, проводили осень на даче в Белоострове… осень была несказанно грибная, серая, мокрая и теплая… день был пьячентинский, время от времени накрапывал мелкий дождик…»
Я сейчас перечитала рассказ Аркадия Ипполитова, опубликованный в одном из литературных номеров СНОБа, посвященных Диккенсу. В нём есть такие строки: «Умру я, сожгут меня, буду болтаться пеплом в какой-то банке, а всё мне будет сниться жаркий день в сосновом лесу, с соснами, растущими высоко и прямо из мягкого пружинистого мха, полного шапочек крепеньких, маленьких моховиков, совершенно сухого из-за жары…»
Номер назывался «Рождественская песнь», вышел он в декабре 2012 года.
«Рождество, – писал Ипполитов, – надо встречать где-нибудь в середине Европы». А ноябрь он не любил: «Вообще-то я свой питерский ноябрь ненавижу».
И здесь же. «Как-то глядя в ноябрьское небо, в гравюрной серости схожее с небом в Melencolia I, я с устрашающе отчетливой ясностью понял, что в ноябре я умру».
И в конце этого пронзительного текста «… ибо живые мы приходим и уходим. Но, умерев, остаемся навечно».
